Невинный трофей для охотника

Пролог

— Не трогайте меня! — визжит так, что в ушах зазвенело.

— Я не пущу тебя в таком виде. Не хочу потом травить блох, — заталкиваю девчонку в ванную и закрываю дверь. 

— У меня нет блох. Я моюсь.

— Или делаешь, как я скажу, или можешь валить на все четыре стороны! — рявкаю.

Еще в детстве я давал обещание тетке, а позже и самому себе, не тащить в дом бездомных кошек и собак… хотя я и сейчас не нарушил. Девчонка не тянула на хромого щенка, если только на взъерошенного котенка, что испуганно шипит при каждом моем движении. 

— Не трогайте, сказала! Я так и знала, что за предложением "просто жилья" скрывалось нечто другое, — поправляет вязаную шапку, натягивая до самых бровей.

Делает вид, что уходить собралась. Ну, ну. 

— И что же, по-твоему, за моим великодушным предложением скрыто? 

— Да ничего особенного. "Того самого" захотелось! — на носочки привстала, локти в стороны — точно боевой воробей. 

— Это чего это "того самого"? — спросил я, насмехаясь.

Девчонка краской залилась, но нос крошечный вздернула и громко ответила:

— Секса! 

— Ой, прости, — я не удержался и расхохотался.

Воробей боевой настрой подрастерял, захлопал растерянно зелеными глазищами. 

— Ну хватит уже, — жалобно пропищала Соня.

Я хохотал, уперев ладони в колени, пока порозовевшее лицо девчонки не приняло естественный телесный вид. 

— Чего это? Ты пошутила — я посмеялся. А теперь серьезно, — выпрямился. — Запомни, котенок или клопенок, я еще не определился, будешь глупости говорить, сразу на улицу вылетишь, вернешься в свой грязный вагончик, где из мебели – матрас, а из посуды — алюминиевая ложка. Поняла? 

— Да. 

— Вот и отлично, а теперь раздевайся и лезь в ванну. 

— Вы выйдете? 

— Еще чего, я пакет подержу, чтобы тебе удобнее тряпье было выкидывать.

Подталкиваю мусорное ведро ногой и указываю на него пальцем:

— Сюда складывай. 

— Это моя единственная одежда, — запахивает плотнее полы застиранной куртки, покрытой слоем еще не высохшей грязи. — Я постираю.

— Стирай, — опираюсь на дверной косяк и с безразличием наблюдаю. 

Куртку снимает, в глаза смотрит с вызовом, к совести, наверное, призвать пытается или стыду. 

— Дай осмотрю.

— Зачем? — прижимает грязное “сокровище” к безразмерной шерстяной водолазке.

— Хочу удостовериться, что ты не решишь отблагодарить меня ночью, — девчонка опять заливается краской, — ножичком куда-нибудь под ребра.

— Да смотрите.

Прощупываю и осматриваю с подкладочной стороны:

— Ноги поставь на ширину плеч, — куртку кладу на стиральную машину.

— Что? Я не буду этого делать! — пятится, пока не наталкивается на край ванны.

— Кажется, мы уже определились, что даже в голодный год я вряд ли рассмотрю в тебе женщину. Максимум – котенка недокормленного. 

— А говорили «клопенка».

— А еще я говорил, что не определился, на кого ты больше похожа. Ну! Или выход там, — кивком указываю на дверь.

Девчонка отставляет одну ногу и раскидывает руки в стороны, отрешенно поднимая голову к потолку.

— Смотрю, опыт есть, да? 

Молчит, глаза зажмуривает, будто и вправду насиловать собрался. Провожу ладонями вдоль тонких рук — пальцы подрагивают. Спускаюсь вдоль талии — все тело ходуном ходит.

— Да прекрати трястись, сказал же, не трону, — присаживаюсь, прощупывая низ штанин.

— А может мне нравится! — фыркает. 

— А лет-то тебе сколько? Нравится ей…

— В феврале будет девятнадцать, — девчонка сдергивает со стиральной машины куртку и достает из внутреннего кармана бережно обёрнутый в целлофановый пакет паспорт.

— Вот! — я не успеваю встать, а мне тыкают им в нос.

Не врала клопенок, и правда в феврале девятнадцать.

— Сейчас тебе принесу что-нибудь чистое. Оставлю за дверью. 

Выхожу из ванной, костеря себя сквозь зубы:

— Заигрался, идиот. Она же говорила, что уже взрослая.