"Нежность" - Искренний роман-быль о земном счастье.

Глава 16.

Картинка начала растворяться. Сначала пропала кабина лифта, затем Присутствие Духа. Лишь тело продолжало висеть неподвижно, ничем не поддерживаемое в пространстве, в сиянии полной пустоты и безмолвия. 
Кто наблюдал теперь за этим - было совершенно непонятно. Кому было непонятно - тоже не ясно. 

Приятное ощущение невесомости, плавной лёгкости вернулось первым. 
Тело открыло глаза. Пошевелило пальцами, потянулось... 
Писатель лежал в своём зимнем бассейне. Над ним вечернее небо, пока ещё прозрачный диск луны, редкое загадочное поблёскивание далёких звёзд. 

- Странный сон...- Первая мысль, вернувшая литератора в реальность.- Или не сон? Может быть то был не сон, а сейчас вот сон? 

Данилов поднял голову, любуясь редкими маячками далеких и холодных звезд. 
- Как странно... есть ты, нет тебя... А они, безмолвными свидетелями, встречают и провожают каждый твой приход в эту жизнь, свысока наблюдают за каждым моментом и земным шагом. Да, может быть, их уже и нет вовсе. Лишь свет один остался. 
- А что будет со мной после? Останется ли свет после меня? Как долго он будет струиться? 

- Может, стану одной из этих мерцающих красавиц, и Наталья будет каждую ночь искать в чёрной бездне звезду имени меня, рассказывая ей о своем сокровенном, женском. А, может быть, просто стану звездной пылью? Или, может проливным дождем, под которым с детства так нравится гулять, промокая до нитки... Кто знает.
Он улыбнулся своим мыслям и привычно отпустил их гулять восвояси. 

Роман Андреевич медленно провел ребром широкой ладони по поверхности воды, растворяя в лёг- 
кой волне вечернее небо.. Он просто наслаждался сонным лежанием в тёплой, слегка синеватой, с хрустальным оттенком, воде бассейна. Думать лень. Голова легкая и пустая.

Вместо потолка над бассейном огромные стеклянные сферы. 
Данилов специально распорядился разобрать крышу дома над зимним бассейном и застеклить это место. Он любил смотреть в небо. 
В воде тело становится лёгким, расслабленным. Писатель любил дремать здесь в уединении. 

Зимой, когда снег иногда закрывал небо, садовник Себастьян перевоплощался в Карлсона и чистил витражи на крыше специальной мягкой щёткой. Открывая небо до следующего снегопада. 

Это уже давно стало домашней традицией. После отъезда гостей, вечером воскресенья, Данилов погружался в это безмолвное блаженство. 
Мог дремать здесь, в воде, отдыхая и расслабляясь. 
Чтобы не утонуть во сне, он надевал специальный мягкий надутый гелием ворот. Тканевый, слегка прорезиненный круг надёжно поддерживал голову над поверхностью. 

В летние вечера долго светло, но сейчас уже начало смеркаться. Смеркалось быстро и неумолимо, как это обычно бывает в горах. 
В каминном зале его уже, наверняка, ожидает супруга. С тёплым молоком в больших бокалах на столике у камина, и с горячими аппетитными булочками с корицей с хрустящей корочкой, которые успел настряпать приехавший повар Говард. 

- Выкурю ещё одну трубку и буду одеваться. - Решил писатель. 

Роман Андреевич представлял из себя пожилого, но ещё весьма крепкого мужчину, лет около 59. Точнее, пожилым от был по только паспорту. 
В душе жил полный надежд, нерастраченной любви, страсти, интереса к жизни юноша. И даже прищур серо-голубых глаз не мог до конца скрыть от посторонних молодой блеск и не растраченный пыл его натуры. 
Без бороды он сразу молодел, выглядел посвежевшим, гораздо моложе своих лет. Наталье муж больше нравился без бороды. 

Выйдя из воды, Роман Андреевич, как обычно, недолго постоял у зеркала, вглядываясь в своё отражение. Ему нравилось после бассейна наслаждаться своей наготой, когда каждая клеточка кожи жила и дышала без ограничивающих условностей.. 
Капельки воды медленно стекали по загоревшей на горном солнце коже лица, шеи, рук, ненадолго задерживаясь на жёстких волосах на груди, и продолжали дальнейший путь по чуть округлившемуся животу, спине, ещё упругим ягодицам и поджарым ногам. 

- Хорош. Ещё очень даже ни-че-го! - Данилов самодовольно хмыкнул, подмигнув обнаженному отражению в зеркале. 
Довольно высокого, поджарого, внешне весьма импозантного и харизматичного, его нельзя было не заметить среди других. 
Обладатель вьющихся, хотя и коротко остриженных, русых волос. На висках благородная серебристая проседь и какой-то едва ощутимый ореол того, что иностранцы называли загадочной русской душой.
Периодически, обычно зимой, писатель отращивал небольшую аккуратную бородку. Носил её до лета, а затем непременно сбривал. 

Задумчиво прислушался к себе: 
- Сегодня сердце не болит, отлично и бодро себя чувствую, значит, ночью буду писать новую главу. - С удовлетворением подумал писатель. Накинул халат и отправился в каминный зал к супруге...