(не)знакомка с Руанской дороги

Пролог

Москва, Московское Царство ок. 1611г.
Мир вокруг превратился в пожар. Огненные языки лизали избы, заборы, сараи и даже каменным палатам досталось - верхние, из дерева этажи догорали. Вся слободка с домами, наставленными вокруг приходской церкви, пылала. Отовсюду слышался бабий вой и крики мужиков. Рушились полати в избах, падали бревна.
- Беда, беда! - причитала ополоумевшая Марья - соседка купца Микиты Хитрова, растрёпанная, выскочившая на улицу в одном исподнем. - Помогите! Спасите!
Огонь уже лизал крышу их с мужиком дома, погребая под собой все нажитое - скотину и имущество.
Ей никто не помог. Город горел. Пожаром прикрывал побег враг, до того казалось прочно обосновавшийся в городе, а теперь, прознав об ополчении, что двигалось из Нижнего, Волжского Новгорода, спешно покидали столичные слободки поляки, немцы и другие иноземцы.
Три года под гнетом чужестранцев. Враги не только топтали русскую землю, воспользовавшись слабостью, бунтами, временем безвластия. Они чинили тут свои порядки, творили разные непотребства, наплевательски относились к городу, который Катерина очень любила. Москва-красавица, летом утопающая в зелени садов, ароматах чубушника и липы; осенью позолоченная багрянцем листьев; зимой, укрытая пуховым одеялом глубоких снегов, сейчас была запущена, не чищена, будто пьяная, гулящая девка с растрепанными косами в одной рубахе вывалилась из кабака - не сама она захотела себе такой доли, да только сделать ничего не в силах была.
Катерина Москву любила всей душой. И от того так больно было ей видеть все это - запустение, разграбление. Катерина сама бы подожгла околоток, не в силах терпеть пьяных поляков, немцев, что расположились в слободке, так сильна была ее ярость. Да только и без участия девицы город запылал и теперь сложно было сказать, кто был тому виною – враги ли, прикрывающие свой отход из столицы царства, или сам слободской люд.
И тогда Катерина решила отомстить тому, кто обесчестил ее перед всем честным народом, опозорил всю их семью. Вестимо ли – не явиться на свадьбу к просватанной перед тем девице. Был он красив иноземной красою – бел лицом, зато волосом черняв. Высокий лоб, внимательные черные глаза и тонкие, всегда поджатые губы. Катерине приглянулся инородец, да только и думать не могла бы ни о чем таком, ежели б не отец.
Микита Хитров не зря носил свою фамилию. За три года, что стояли на Москве чужестранцы – в основном поляки и немцы, но встречались среди них и другие народности, Микита стал вхож в их круг. В лавке отпускал товары дешевле, был учтив и угощал завсегда брагой солдат роты, что квартировалась в палатах неподалёку. Сошелся с их старшиной, звал того в гости, поил медом и квасом, выбирал лучших дворовых девок и, не жалея, отдавал для услады.
Люди итак отца недолюбливали за строптивый и хитрый нрав, а теперь и вовсе страшились водить с ним какие-то дела. Зато в голове батюшки прочно засела одна мысль, прознав о которой Катерина пришла в ужас – отдать за иноверца ее, свою единственную дочь, которой на тот год миновало шестнадцать.
Виконт, так называли солдаты своего сотника, и Микита после очередной попойки сговорились обручить своих детей. Отец отдавал ее замуж за племянника ротного. С некоторых пор виконт появлялся на купеческом дворе Хитрова только вместе с ним.
- Franzois, je t'ai trouvé une bonne fête.* - говорил на своем тарабарском виконт.
- Люб ли тебе хранцуз, а? – спрашивал отец осоловело, вызвав Катерину в палаты, после долгой гулянки.
Катерина не смотрела на гостей, опускала взгляд. А «хранцуз» лишь усмехался в усы. Пил он мало, в отличие от собственного дядюшки, и внимательно оценивал все вокруг, будто ждал подвоха.
Однажды Катерина столкнулась с ним на галерее, когда бежала по поручению матушки из одной части терема в другой. Он стоял, укутавшись в плащ и сложив руки на груди, о чем-то думал.
Девичье сердечко забилось где-то в ушах, кровь хлынула к щекам. Катюша хотела проскочить пошустрее мимо, но иноземец ловким, быстрым движением поймал ее и притянул к себе. И она пропала, утонула в черном омуте глаз. Он внимательно смотрел на девушку – каштановые волосы, заплетенные в тугую косу, красивый головной убор, столь непривычный для взгляда Француа, маленький носик и пухлые чувственные губы. Щеки девушки пылали. «Еще и скромница», мелькнула мысль у молодого человека.
Он усмехнулся в усы, все так же разглядывая девчонку.
- Пусти! - Катерина справилась с чувствами, подобралась, толкнула его маленькими ладошками в грудь и, сверкнув глазами, была такова, только коса мелькнула в проходе.
А Француа лишь усмехнулся в усы.
Отец надеялся таким образом возвыситься при новой власти, получить блага за счет того, что породнится с захватчиками. И хоть матушка молила, падала в ноги мужу, заклинала не отдавать дитя иноверцу, тот твердо решил поженить их. А Катерина, после той встречи на галерее, и не возражала более.
Дьякон в церкви подготовил все для проведения венчального обряда. На скорую свадьбу, не по канонам, торопливую, пришли лишь родня, да соседи. Но Кате до этого не было дела. Она не знала, что с нею случится дальше, но жила отныне только мечтами о знойном красавце с черными, будто смоль, волосами и такими же темными глазами.
Но Катя мечтала зря. В оговоренный день ни Француа, ни его дядюшка, виконт Эстре не явились в церковь. Выждав несколько часов, гости стали разбредаться. Катерина, облаченная в венчальный сарафан, прятала глаза – каков позор. Рядом на лавке сложен был белоснежный убрус, который должны надеть ей на голову после обряда. Но так и не надели, жених на венчание не явился.
Несколько дней Катерина не показывалась даже на дворе. Позор, который теперь обрушили на их семью злые языки, давил невыносимой ношей. Только появись она на дворе, как прознает люд, соседи и осмеют. Да только ее ли в том вина?

_______________
Franzois, je t'ai trouvé une bonne fête. - Француа, я подыскал тебе отличную партию (фр.)