Незримая Тьма

Скованный странник

Белое солнце несчадно сжигало землю своими лучами, превращая ее в раскаленные угли. Улицы городка были пустынны, люди и животные прятались в прохладе и безопасности домов. Тихо журчал небольшой фонтан на площади, окруженный парочкой деревьев с листьями, совсем не дающих тени. Чахлые кусты и мусор на обочине дороги были покрыты пылью от сухой желтоватой земли. Любому, кто увидел бы это место сейчас, показалось, что город уже давно заброшен.

Топ, топ, топ...

В город со стороны пустыни вошел незнакомец, укутанный с головы до ног в бесцветные лохмотья. Потрепанный мешок висел на его плече, иногда ударяясь об жесткую спину. Он ничем не отличался от других странников или отшельников, и только глаза, ясные и уставшие, заставляли задерживать на нем взгляд и думать: а что же ему здесь нужно? Что он ищет?

Странника звали Хассе, и он сам уже не знал, что именно ищет. Много лет назад юношей он покинул родные места и пустился в странствия, желая найти то, что успокоит его беспокойную и томящуюся чем-то душу. Хассе побывал во всех городах мира, увидел множество чудес и людей, способных их творить. Но никто не смог снять с него этого тяжкого бремени, и он все шел, теряя надежду и отведенное на жизнь время. Лицо его избороздили морщины, кожа потемнела и задубела от пережитых невзгод, и только глаза, синие-синие глаза, продолжали гореть и толкали его вперед.

Странник вошел в городок и медленно побрел по улице. Некоторые жители, заметив его, с любопытством равнодушного наблюдали за ним из окон, пребывая в рутине и апатии семейного быта. Собаки хрипло лаяли, но как-то нехотя, словно им надоело это дело.

Хассе не обращал ни на кого внимания и искал трактир, где он смог бы поесть и переночевать, дабы с новыми силами отправиться дальше. Он не хотел и не мог нигде задерживаться и обычно не проводил в городе и дня, если чувствовал, что искать ему здесь нечего. Но сейчас у странника появилось желание приостановиться и немного отдохнуть, словно тело напоминало ему о том, что оно больше отнюдь не молодо и не полно сил. Он и не помнил, сколько прошло лет с тех пор, как попрощался с безутешными близкими и сколько не появлялся в родном городе. Да и это уже было ему не важно.

Одинокий трактир «Висячие сады» был одним из многих, что тянутся по миру. Поношенные сандалии зачерпнули песок, обильно рассыпанный по полу. Пара посетителей за старыми, но чистыми столами, уставившись в полупустые стаканы с темной жидкостью. Их лица были скрыты полумраком комнаты, несмотря на свет из окон и масляной лампы у лестницы наверх. За стойкой сидел мрачный старик, который дрожащими руками протирал грязной тряпкой стаканы.

— Что вам угодно? — спросил он, не прекращая своего занятия.

— Обед и комната на одну ночь, — ответил странник и положил возле его руки несколько медных монет. Старик быстро сгреб их под стойку и оттуда вытащил и швырнул ему затертый ржавый ключ.

— Последняя дверь налево. — Его взгляд переместился на стаканы, словно перед ним никого не было.

Комната оказалась маленькой и грязной. Окна выходили на площадь с фонтаном, и Хассе сел на табурет и стал смотреть на блестящие брызги воды, хотя и без особого интереса. Слишком много фонтанов, площадей и жалких трактиров он видел на своем пути, а этот и не стоил внимания — старый, некогда белый, а теперь серый, безо всяких украшений.

Через час принесли еду и странник быстро, почти не жуя, смял холодное мясо и тушеные овощи. Оставив оловянную тарелку и ложку, он снова посмотрел на фонтан и встал. После еды следовало отдохнуть, и Хассе лег на скрипучую кровать в углу. Дремота овладела им, и он прикрыл глаза.

— Что ищешь ты, странник?
Надежду иль скорбь, иль отчаянье страсти?

Слова песни неслышно подкрались к нему и впились в его сердце. Странник широко раскрыл глаза и вскочил, стараясь уловить каждый звук. Душа протяжно заныла в тяжелых оковах, желая наконец сбросить их. Хассе на нетвердых ногах подошел к окну и выглянул наружу.

У фонтана, наполняя кувшины водой, сидела юная девушка. Она медленно раскачивалась в такт песне, и волосы послушной волной двигались за ней. Странник прижался к стеклу, жадно вслушиваясь.

— Протяни руку к белому свету,
Острое лезвие ранит душу твою.
Зачем ты точишь его?
Мечты о сне исчезли, так прими же в объятия новый день.
Пой со мной о любви и добре,
И боль исчезнет в вышине.
Пробивается рассвет сквозь мрак,
А ты, погруженный в себя и всеми покинутый,
Сбрось оковы разума,
Обрети свое сердце.

Казалось, с каждым словом звенья цепи исчезали. Слезы стекали по щекам странника, оставляя разводы на пыльном окне. Столько лет, столько лет он пытался избавиться от них, и все зря. Своими же руками он чинил их и носил в себе, чувствуя не свою боль и страдания, а боль и страдания усталой души. Хассе хотелось рыдать и петь, танцевать и радоваться жизни. Он наконец свободен и все благодаря песне, что лилась, казалось, из самых недр ее сердца.

Девушка замолчала и подняла полный кувшин, собираясь уходить. Странник бросился вниз, мимо мрачного, а на деле умудренного жизнью трактирщика и недоуменных горожан. Удивительная легкость овладела им, и он несся по пыльной дороге к фонтану, как самый быстрый из семи ветров.

Странник влетел на площадь и закричал:

— Подожди!

Девушка остановилась и медленно повернулась с тяжелым кувшином в руках. На тонко очерченном загорелом лице сияли карие глаза с золотыми крапинками. Закатанные рукава простого платья открывали тонкие руки. Ее удивил внешний вид незнакомца, а взгляд был прикован к горящим синим глазам на его лице.

— Что тебе нужно, о странник? — спросила она, чуть наклонив голову. Хассе замер, пытаясь найти нужные слова. Ее песня всколыхнула целый океан чувств, и он едва мог с ним совладать.

— Девушка, откуда ты знаешь эту песню? — наконец спросил он. — Я никогда не слышал такой.

Девушка подошла к фонтану и, поставив кувшин на край, села рядом.

— Это песня непростая, странник. Еще моя мать пела ее, но так и не дождалась того, кому она предназначалась. Теперь ее долг стал моим, и я каждый день прихожу к фонтану, мечтая встретить того, кому эта песня поется.