Нифимриль

Пролог

Бархатная чернота ночного неба в ту ночь была нарушена грандиозным явлением: яркие белые всполохи резали беззвёздное небо, словно гигантские золотые ножницы. Где-то в воздухе витало и иное движение, чёрное и неосязаемое, почти недоступное человеческому глазу. Время от времени оба они сталкивались друг с другом, рассыпая снопы ярких искр, сплетались, расплетались, и снова разлетались в разные стороны.

Эпицентр событий находился за несколько миль от оцепеневшей деревушки, застрявшей

на границе между степным океаном и сплошной лесополосой. То место на горизонте притягивало, манило взгляд, и, хоть и заставляло сельских обывателей в страхе шептать молитвы, тайно восхищало самые глубины душ. Далеко в поле золотые молнии сверкали столь часто, что небо само собой сияло и переливалось, а доносившийся оттуда грохот отдавался дрожью в оконных стёклах и коленях перепуганных людей.

Не было смельчаков в крохотном поместье Вестен-Лим, готовых высунуть нос на улицу. Только паршивая собака неизвестной национальности сиротливо жалась к заборам, едва слышно подвывая от ужаса.

Мертвенная неподвижность картины, впрочем, вскоре была нарушена новым явлением. Оно то исчезало, ныряя в глубокие тени, домов и заборов, то снова появлялось, выхваченное из мрака беспокойным заревом на горизонте. Когда же оно оказалось в критической близости от собаки, её и без того расшатанные нервы сдали. Улица огласилась истошным визгом на самых пронзительных нотах. Движение еле слышно ругнулось, сделало какое-то стремительное движение, и дворняжка немедленно упокоилась в придорожной пыли.

Движение беспокойно обернулось, но улица всё так же пустынно и уныло шелестела ветвями одичавших яблонь.

Гром вдалеке как-то внезапно стих, ввергая окружающий лесистый ландшафт в объятья гнетущей тишины.

Почуяв неладное, тень сорвалась в первый же захудалый садик. Едва она успела сделать несколько прыжков под защиту полуразвалившейся лачуги, под аккомпанемент душераздирающего грохота несколько домов где-то на окраине взлетели в воздух. До них было метров тридцать, но тени пришлось сделать изрядную петлю, чтобы горящие щепки из-за угла не пришили ей к спине длинный плотный плащ. Деревянная развалюха, послужившая тени укрытием, жалобно крякнула и заходила ходуном, решив низвергнутся в пучины собственного фундамента, но человек в плаще уже резво перемахивал через низенькие заборчики, соседнего дома.

Второй ударной волной с него сняло капюшон, но он надвинул его так резко, что взгляду не удалось бы поймать ни единой черты его лица.

Добежав до окраины деревни, человек застыл и обернулся. Он без единого вздоха проследил за взлетающим наверх очередным домом и, сделав, по-видимому для себя какой-то вывод, ринулся обратно, резко вильнул в сторону, уклонился от людей, бросившихся врассыпную от охваченного огнём сарая, и направился к самому большому строению- трёхэтажной усадьбе, обнесённой невысоким добротным забором. Едва он успел перемахнуть через плетень, как тот вспыхнул, будто облитый керосином. С противоположной стороны, едва ли замечая его, неслась кавалькада из пяти юрких теней в балахонах. Человек замер, вжавшись за угол конюшни. Некоторое время он стоял неподвижно, наблюдая, как новоприбывшие один за другим растворяются в жерле парадного входа. Долго ждать ему не пришлось: из дома послышалась какая-то возня, боевой клич, грохот чего-то тяжёлого и канонада металлического лязга. Едва шум стих, человек юркнул в широко распахнутые двери.

К тому моменту половина дома уже пылала. Тень прибавила ходу, и вскоре, взлетев по лестнице, оказалась в просторной передней, пол которой захламляли щепки и корчившиеся человеческие фигуры. Внезапно, в неё кто-то врезался, да так, что она едва не упала с лестницы спиной вниз. Плащ схватился за врезавшегося в него человека и ловко восстановил равновесие. При свете тлевшего потолка они рассматривали друг друга не более минуты. Врезавшийся оказался здоровенным бугаем, приятное лицо которого исказила гримаса ярости, едва он узнал посетителя.

-Ты…- одними губами произнес он, но человек в плаще змеёй извернулся, поменявшись с ним местами, перехватил жертву за руку и наотмашь ударил кулаком в скулу. Послышался хруст сломанной челюсти. Человек в плаще ленивым взмахом руки распахнул дверь в ближайшую комнату и велел противнику по воздуху отправляться в разбитое окно. Выскользнув из оконной рамы, тот безжизненно повис на ветвях раскидистого ясеня.

Обернувшись, ночной посетитель торопливо двинулся по ближайшему коридору, в ещё не затронутую огнем половину особняка. Двери распахивались, едва он проходил рядом, но комнаты каждый раз оказывались безжизненно-пустынны. Тень прибавила шагу, в её движениях поселилась резкость. Вдруг она резко сбросила скорость перед очередной комнатой. Дверь была выбита и теперь валялась на полу, древесная пыль столбом вилась под потолком и печально лязгали под ногами щепки напополам с битым стеклом. Броском дикого кота человек оказался внутри и поднялся, созерцая происходящее. Пять угловатых фигур, спешивших недавно к дому, полукругом сомкнулись вокруг окна. Но…

Но там, на полу было и ещё что-то. Из-за спин непрошеных гостей виднелось новоприбывший заметил распростёртое на полу тело. Прежде, чем к вошедшему успели повернуться, из-под плаща вылетела рука в дугообразном широком жесте. Пол комнаты разрезало по горизонтали ядовито-синей вспышкой. Когда свечение погасло, доселе стоящие уже лежали. Из рассечённых пополам тел сбивчиво хлестала кровь. Человек сбросил свою хламиду, не заботясь более о её дальнейшей судьбе, и быстрым неровным скачком подбитого стервятника оказался у окна. 

В то же время уже тлеющая деревянная стена воспламенилась, и новый источник света выхватил из полутьмы лицо мужчины. Не молодое и не старое, одно из тех лиц, которые в профиль кажутся на много худее и острее, чем в анфас. Бросались в глаза и яркие волосы, блёклые в полутьме, на свету полыхавшие раскалённой медью.