Нигур

Нигур

— Здравствуйте, уважаемые зрители. «Городской портал» ведет репортаж из деревни Лысые Камыши. Напомню, в болотистом лесу неподалеку на прошлой неделе бесследно исчезли пятеро грибников. Команда нашего канала внимательно наблюдала за работой волонтеров, которые исходили местность буквально вдоль и поперек. Вчера нам удалось выяснить, что поисковые отряды по недосмотру пропустили населенный пункт Нигур в восьми километрах отсюда. Дорога туда лежит через эту деревеньку — Лысые Камыши. Спросим у местной старожилки Устиньи Федоровны Сологуб, что ей известно о затерянной в лесах деревне Нигур. Устинья Федоровна?

— Ой… ой… ой-ой… батюшки мои… ета мяне ужо снимають?

— Да, расскажите нам немного о деревне Нигур.

— Давным-давно не слыхать про няе ничаво. Я када крохотка совсем была, слухи нехорошаи ходили. Нелюдёмы тама жили. Во Христа не верили. Йидолу поганому кланялись, тьфу!

— А потом что с ними стало?

— Потома йих увели.

— Куда увели?

— У лагеря. У Сибирь. У вагоны погрузили, как скот, да туды йих — у Сибирь. Ни один потома не вертался. Как угнали йих, тута ж колхозных организаторов завезли, дома еще теплаи стояли. Потома усе поразвалилось, люд увесь поспился да поразъехался. Хто поостался — тож нелюдёмы стали. А таперича и не видать никого. Бабка у нас тута жила — Праскоуя, — так она усе про места тамошние знала. Говорила, нечисто тама. А чаво нечисто — бох яе разбяреть. Сын у ней остался, старай ужо, за семисят годов. Вы лучша у няго поспрошайте.

— Где его можно найти?

— Он у город к родне уехал. К завтрему вертается.

Картинка на дисплее видеокамеры застыла: старушка в платке, с беззубым личиком, похожим на обветрившееся сморщенное яблоко; покосившееся крылечко дома, который, как и хозяйка, доживает свой век; позади, чуть поодаль, — болотце с сиротливо торчащими камышами. Над поселением — серый свинец позднеоктябрьского неба.

Деревушка Нигур приютилась у подножья высокого холма, у заводи пересыхающего лесного ручья, в стороне от петляющей по бескрайним лугам дороги. Спуск сначала был пологим, а потом, когда мы на своем внедорожнике проехали сквозь березовую рощицу, стал крутым — не всякой легковушке даже в сухую погоду хватит тяги взъехать на такую горку.

Боковая дорога наполовину заросла травой, ездили по ней редко. В Нигуре нас встретила растянувшаяся вдоль ручья цепь убогих заколоченных хибар. Ни лая дворняжек, ни крика петуха, ни хиленького дымочка из осыпающихся краснокирпичных труб — ничего, что намекало бы на слабо теплящийся огонек жизни посреди необратимого упадка.

Оно и понятно, почему деревня вымерла. Добраться сюда непросто, путь из Лысых Камышей лежит через болотистую низину, раскисающую даже в мелкий дождик. При советской власти жители Нигура кое-как справлялись — насыпали песок, укладывали настилы из бревен. В начале девяностых колхоз развалился, окультуренные поля быстро превратились в дикие луга. Леса и топи отвоевывали свое. Работать стало негде — вот жители и разъехались, а те, кому ехать было некуда, умерли.

Так и стоит деревня Нигур, достаивает свое — темная, пустая, никому не нужная.

Эдик и Кирилл отправились на пригорок прочесывать березовую рощу, а мы с Виталиком уселись на бревнышке у полуразвалившихся мостков на берегу ручья, чье русло скрылось за сухостоем борщевика. Я подливал себе в кружку чай из термоса и просматривал отснятый в Лысых Камышах материал, а Виталик изучал карту навигатора. Тучи набрякли венозной синевой. Накрапывал холодный дождик.

— А что там, по ту сторону ручья? — спросил я, заметив поодаль перегнившие бревна, служившие когда-то мостиком. За ручьем виднелась лишь непроглядная стена мокрого голого леса.

— Ничего, — ответил Виталик, почесывая густую бороду. — На километры и километры пустота — и так до самой границы района. Вряд ли грибники забрели туда. А если так, то им точно конец. Там нехоженые болота. Навигатор ни одной захудалой тропинки не видит.

Между нами повисла пауза, которую заполнил рев ветра, что безумной конницей срывался с крутого холма.

— А все-таки, — подал голос Виталик, — тебе не кажется, что здесь кто-то есть?

— Ты это о чем? — насторожился я. — Мы ведь все дома обошли, осмотрели снаружи. Ни один не похож на жилой. Ставни заколочены, дворы сорняком поросли.

— Мне постоянно кажется, что за нами следят. Как будто вижу боковым зрением какую-то фигуру, но, как только поворачиваюсь посмотреть, она отодвигается.

— Мужчина или женщина? — спросил я.

— Больше похоже на женщину. Как будто светлые волосы.

— И где она сейчас?

— Вон там. — Не глядя в ту сторону, он вслепую указал пальцем на один из мертвых домов.

Я повернулся туда — и мне померещилось, будто кто-то скрылся за углом. Но я понимал: это лишь игра воображения; иногда видишь то, что ожидаешь увидеть, а здесь само место располагает к тому, чтобы чудилась всякая чертовщина.

— Когда кажется, креститься надо, — буркнул я и сменил тему: — Тебе тут кладбище на глаза не попадалось?

— Кладбище? — переспросил Виталик в замешательстве.

— Ну да, кладбище. Погост деревенский.

— Когда ехали, точно не видел.

— Пойду погляжу с другой стороны ручья, — сказал я, завинчивая крышку термоса. — Если был мост, то не просто так ведь. Со мной пойдешь?

— Лучше здесь посижу.

Бревна оказались не такими гнилыми, какими выглядели издали. Надломленной серединой они касались воды, однако по ним можно было перейти на другой берег не замочив ног. Дальше в лес тянулась грязная неровная дорога. Поперек лежали гнилые стволы. Вскоре я наткнулся на возвышенность, где приютилось крошечное кладбище — всего могил шестьдесят, многие превратились в покрытые мхом бугорки без опознавательных знаков. Кое-где сохранились ржавые оградки, кое-где — черно-белые портреты и таблички с именами. Мох, плющ и болотная влага медленно, но неотступно отвоевывали территорию, захваченную слабым, жалким временщиком — человеком.