Нимфетка?

Нимфетка?

Мы сидели в маленькой комнатушке, скромной, но довольно уютной. Я не могу сказать, что в доме был бардак или его хозяин запустил свое жилье настолько, что с стен сходили обои и обсыпался потолок, грозясь в прекрасный день убить жильца. Нет, у меня не повернется язык такое сказать, ведь помещение было в относительном порядке, в таком порядке, какой мог соблюдать мужчина. Было видно, что ему тяжело, что вот-вот и он опустит руки, но он пересиливал себя и продолжал делать работу. Бывали ли в этом доме женщины? Точно не могу сказать, но это пока, потом же мы узнаем ответ на этот вопрос, как и на те, которые в данный момент не дают вам покоя, дорогой читатель. Вы хотите узнать кто этот человек, сидящей передо мной, женат ли он, а дети есть, и самый главный вопрос, который проник в вашу голову с самой первой строчки, что могло произойти с этим сильным, отважным человеком, в волосах которого седины больше чем у восьмидесятилетнего старика, что я решил потратить свое драгоценное время, а заодно и ваше, на это. Уверяю вас, к концу этого рассказа вы все поймете и даже, быть может, не осудите, а пожалеете его, в то время как огромное количество вас его возненавидят и начнут презирать за сделанное, но это будет потом, а сейчас давайте же вернемся и послушаем наконец историю.

Как я уже говорил, мы сидели в маленькой комнате и молчали. Никто из нас не спешил нарушить создавшуюся вокруг тишину, в которой я отчетливо слышал гулкие удары своего сердца, сопровождаемые мирным тиканьем настенных часов. Я был на тот момент раздражен, даже очень, ведь я еще не знал, что под конец буду сжимать подлокотник кресла, стараясь не выдать своих слез, что будут стоять у меня в глотке противным комом и душить изнутри. Я еще ничего не знал и даже не мог подумать.

— Пожалуй, начнем? — спросил я, поставив на журнальный столик чашку так и нетронутого чая, который уже давно успел остыть, и посмотрел на своего собеседника ожидающи, как бы говоря, что у меня нет времени и если бы не начальство, я был бы далеко отсюда.

Он видел меня изнутри, понимал мой настрой и, к моему глубочайшему удивлению, не осуждал меня. Я ждал от него злости, упреков и криков о том, что он не скажет и слова, и чтобы моего духа больше не было в его доме, но нет, он молчал, время от времени сканирую меня своим карим взором, полным печали, тоски и одиночества. Таких глаза я никогда не видел и вряд ли когда-нибудь увижу. Да и вам, дорогой чтец, вряд ли когда-то довольствовалось лицезреть ту картину, что вижу я сейчас, слышать то, что слышал я, да и вообще быть на моем месте. А если и случится в вашей жизни такое, вы выслушайте этого человека и, бога ради, не упрекайте его, как делал это я.

— Пожалуй, начнем, — повторил он за мной бесцветным голосом, устремив свой взор словно сквозь меня.

На тот момент мне стало страшно за него, я боялся, что он не сможет начать, ему просто не хватит сил. Но я ошибался, как бы не было бело его лицо, а глаза пусты, он все же нашел в себе силы, чтобы начать эту историю, и поверьте, этих сил хватит ему еще и закончить ее, а затем и жить дальше.

— Это случилось в Новом Орлеане. Я приехал туда по чистой случайности и из любопытства, решив устроить себе экскурсию, но я еще не знал чем обернется для меня эта поездка…
 

***

…Было лето жаркое, но довольно-таки влажное. Я уже с утра был на ногах, боясь что-то пропустить и не успеть, хотя было времени у меня предостаточно. Вы и представить себе не можете на сколько я счастлив был, когда приехал в этот город. Я был окрылен чем-то волшебным, сказочным. Я на протяжении пяти дней со своей группой рано утром встал и поздно ночью ложился. Мы обошли огромное количество различных мест, побывали в разных музеях, сходили на Бурбон и Квартал — стрит, посетили Собор Святого Людовика и площадь Джексона. Мне на тот момент было тридцать пять лет, да, представьте себя тридцать пять, но тут я вел себя как малый ребенок, восхищаясь всему что видел и слышал, и даже представить себе не мог, что может произойти что-то столь ужасное и пугающие до дрожи во всем теле. Но об этом потом.

Как я уже говорил, в Новом Орлеане я провел пять дней из семи мне отведенных. На шестой, свой последний, я собирался отправиться на экскурсию во Французский квартал, но как же я был удивлен, когда узнал, что поездку отменили из-за немедленной эвакуации горожан. Точную причину нам никто не говорил, скорее для того, чтобы мы не начали паниковать, но они не учли тот факт, что человек, не знающий ничего, паникует в два раза сильнее знающего. Хотя я старался не показывать свое волнение, страх и панику, понимая, что если сейчас дам слабину, то вряд ли выберусь от сюда целым и невредимым. Лишь когда мы сидели в автобусе, встревоженные, на грани нервного срыва, нам рассказали истинный мотив эвакуации. Этим мотивом оказался ураган. Сильнейший ураган надвигался на город, грозя сокрушить все на своем пути, не пожалев никого. Так и случилось. Как позже я узнал, этому урагану дали название «Катрина», присвоив ему пятую категорию по шкале ураганов Саффира-Симпсона. Но это случилось позже, а сейчас же я сидел в автобусе и направлялся в непонятном мне направление, подальше от надвигающейся смерти. Из-за огромного количества таких же обычных людей, как и мы, образовались огромные пробки у заправочных станций и продуктовых пунктов. В одном из таких пунктов я и встретил ее.

Она была совсем миниатюрной, хрупкой и такой нежной. Ее большие карие глаза сразу же пленили меня, стоило мне заглянуть в них. Я себе тогда и представить не мог, что эта девчушка в нежно-розовом сарафанчики, заплаканная и прижимающая к груди плюшевого зайчика, перевернет весь мой мир, даже нет, не так, уничтожит его и создаст новый, где главной деталью этого мира будет она сама. Да, понимаю, звучит странно, но и для меня было странно тогда видеть ее такую красивую, но до ужаса испуганную, затерявшуюся в толпе паникующих и ничего не замечающих людей. Скажу честно, я бы тоже не заметил ее, прошел бы мимо и ничего этого не случилось бы, но, как говорится, у судьбы свои планы на нас и она уж точно не спрашивает хотим мы того или этого, или не хотим.

Вот и со мной так получилось. Я стоял в огромной толпе, ожидая своей очереди, чтобы купить небольшие припасы еды, как вдруг почувствовал на своей руке маленькие нежные ручки и ее слезы, которые она каждые пять секунд стирала со своего покрасневшего, но все такого же красивого лица.

— Вы не видели мою маму? — дрожащим голосом, который я буду помнить до конца своих дней, спросила она.

Она подробно описала мне внешность женщины, но, к моему глубочайшему сожалению, я ее не видел и никогда в жизни не встречал. И когда я озвучил это вслух, она еще больше расплакалась и прижалась к моей руке своей холодной влажной щекой. На нас озирались люди, но мне было все равно на них. Весь мой мир сузился до одного крошечного человечка, что доверчиво льстился ко мне. И тогда я понял, что это дар судьбы, ведь она подошла именно ко мне, хотя могла выбрать кого-то другого из сотни человек. Могла, но не сделала, отдав свое предпочтение мне, высокому грузному мужчине, лицо которого было искажено гримасой надвигающейся паники и злости. Она не побоялась и потом, ведь она была у меня храброй. Моей маленькой храброй Лиззи.

— И что вы сделали потом? — спросил я, когда мужчина замолчал, прикрыв глаза.

— А что мне оставалось делать? Не мог же я оставить ее здесь. На месте, которое через считанные часы будет затоплено. Я забрал ее с собой.

Сначала я хотел найти ее мать, но даже представить себе не мог, как буду делать это. Эта женщина могла быть где угодно, но я точно был уверен, что здесь ее не было. Возможно, она осталась в городе, отдав своего ребенка кому-то, ради спасения конечно, а сама потом погибла. Я не могу точно вам сказать, да и лгать не хочу. И в тот момент меня начали одолевать сомнения, за которые я до сих пор себя ненавижу, я не знал как правильно мне поступить, не знал будет ли правильно забрать ее отсюда. Я был напуган, но мне хватило лишь одного взгляда в ее пленительные карие омуты и я решил для себя, что заберу ее отсюда любой ценой.

— Я не знаю где твоя мама, но я правда очень хочу помочь тебе, — я присел на корточки напротив нее, но все равно был выше на пол головы, — Ты поедешь со мной?

— С вами? — переспросила она меня.

В первый и в последний раз я видел в ее глазах недоверие и страх передо мной. Я понимал ее состояние и готов был принять отрицательный ответ, но как же я был удивлен, когда моя Лиззи, шмыгнув свои милым курносым носиком, посмотрела на меня с улыбкой, хотя слезы продолжали крупными каплями катиться по ее бледным щекам, и обняла с такой нежностью и благодарностью, что я, скажу честно, помню по сей день.

Мы тогда, быстро купив все нужное, отправились в ожидающий меня автобус и сели. Я сидел у окна на одноместном сидении, она у меня на коленках и все так же продолжала держать мой огромную руку, по сравнению с ее, в своих крошечных ладошках, боясь отпустить. Да я и не был против, даже больше, мне было чертовски приятно, настолько, что я не замечал странные взгляды пассажиров и водителя, отвечая на их вопросы лишь короткими фразами, тем самым давая понять, что я не намерен говорить что-то связанное с моей Лиззи. Она была моя, только моя.

Так мы провели большую часть пути до Техаса. Почему Техас? Как нам объяснил водитель автобуса, это было самое подходящее место на данный момент. Хотя мне было все равно куда, главное чтобы там было безопасно для нее. Для нас.

Мы сидели молча, держась за руки. Я не спешил лезть к ней со своими расспросами, но прекрасно понимал, что когда-нибудь это сделать придется. Но не пришлось, она сама все рассказала. О своей семье и как жила до этого времени. Как оказалось, моя Лиззи жила со своей матерью в Новом Орлеане. Женщина воспитывала ее одна и старалась ей дать все, что сможет, но было тяжело. И все вроде бы было относительно хорошо, это конечно же образно, пока сегодня не случилось это. Про отца я спрашивать не стал, прекрасно понимая, что она сама вряд ли что-то может знать о этом человеке. Так мы и познакомились. И сейчас, сидя с вами в этой гостиной, я боюсь представить что бы было, если бы я тогда прошел мимо нее.

— А сколько ей было лет на момент вашего знакомства? — поинтересовался я, делая в своем блокноте пометки.

— Около десяти лет. Но я могу сказать точно, что для своих лет она была очень умна и понятлива. И так было до конца, взрослея она почти не менялась, если только внешне, но внутри она все так же оставалось той маленькой десятилетней девочкой с большими карими глазами, каштановыми длинными волосами и милой улыбкой…

Вскоре мы добрались до Техаса, где остановились в убогой гостинице, но на тот момент выбирать, знаете ли, не приходилось. Мы спали в одном номере по пять человек, настолько было трудно с номерами, ведь мы были не единственными, было еще много таких же эвакуируемых, которым пока некуда податься. Благо, мне было куда. Но вот появилась новая проблема, для перелета мне требовались документы на Лиззи, которые, как оказалось потом, были в ее зайчике. Игрушка имела потайной карман, куда и были спрятаны все нужные документы и небольшой листок. Как потом понял эта была записка, которую я помню наизусть до сих пор.

«Я не знаю кто вы — мисс или сэр — но я вам благодарна за то, что вы не оставили мою дочь. Понимаете, средств у нас очень мало, переезды мы бы не потянули. И тогда я решила отправить ее одну с автобусом таких же беглецов. Если вы читаете это, значит вы все же не оставили мою малютку на произвол судьбы и забрали с собой. Как вы уже поняли, я положила документы в игрушку. И все что остается, это попросить вас не бросать ее, а позаботиться о ней. Она просто чудо у меня и я вас уверяю, проблем с ней не будет. Спасибо.