Нина

5

Через пару дней поздно вечером, когда дети уже спали, ввалился в двери Степан.

— Подфартило тебе, Петр Ильич! — заявил добродушно и показал Петру мешок. — Был в Харькове, местные хлопцы искали товарищу сувенир на юбилей. Тридцатник стукнуло! А у меня подходящая вещица оказалась. Вот, волок вам от самого Харькова. Принимай хозяйство!

Он вытряхнул на пол двух курочек и петушка. Петр дар речи потерял, ведь уже и не надеялся. Толком даже не поблагодарил. Степан, выяснив, что согреться нечем, передал «почтение Нине Ивановне» и поспешил домой. Петр оторопело смотрел на черных в белых крапинках кур, с недовольным видом прихорашивающих перышки. Подбежала Нина, босая, в одной сорочке. Присела и заворковала прерывающимся голосом с курами:

— Ах вы мои красавицы, ах вы мои хорошие. Да как же такую красоту ощипывать.

— Нина! Не надо их пока ощипывать, — торжественно произнес Петр, — они несутся!

— Зимой? — не поверила она.

— Естественно. Это же плимутроки, — ответил Петр уверенно. Разве Трофимыч ошибется?

На скорую руку отгородил им угол. Утром счастливая Нина показала ему два коричневых яичка.

— Мама! — потянулась в постели Нина-маленькая. — Я такой сон видела! Я — королевна, и во дворце у меня пир!

— Всю ночь куренного атамана одолевали вещие сны! — со смехом продекламировала Нина. — Сейчас борщ будет на завтрак!

Петр делал гимнастику, но на этот раз дети следили не за ним, а за мамой. Петр думал, она просто отварит детям по яйцу, а Нина действительно приготовила борщ. Сварила остатки овощей и вбила, размешивая, в котелок оба яйца. Еще и ложечкой поскребла скорлупки, чтоб ни капли не пропало.

Дети завтракали борщом. И постанывали от наслаждения. Яша даже закатывал глаза и со звуком втягивал в себя белые нити яичного белка. Так младший брат Петра ел в детстве макаронины. Покойная матушка грозилась его перевести за детский стол, если не научится хорошим манерам.

Дети наелись. Яша похлопал себя по животу. Нина налила Петру и себе по черпачку. Не успели они закончить трапезу, как пришла Акуловна и от порога затараторила, что баба одна по секрету сказала, что завтра пройдет эшелон с углем. Если Нина Ивановна хочет, то они ее возьмут с собой на насыпь пособирать. «А вдруг что свалится». Петр усмехнулся, никакая разведка не добыла бы таких стратегических сведений.

Акуловна увидела пустые тарелки на столе и замолчала, вытаращив глаза.

— Петр Ильич единственную свою памятную вещь выменял на несушек, — пояснила Нина, показывая рукой на загородку с плимутроками.

— Ай да молодец! — воскликнула Акуловна. — Да кто ж на курей поменялся? Теперь, Нина Ивановна, не до памяти. Мы вон тряпки сосем и щепки варим.

Нина умоляюще посмотрела на Петра, он кивнул. Нина протянула котелок, на донышке еще оставался борщ.

Акуловна схватила. Обернулась и позвала детей с собой, поиграться с лялечкой. Яша только хмыкнул, а Нина-маленькая живо собралась и побежала.

Петр тем временем взялся сооружать курятник из остатков сарая, почти разобранного на дрова. Нина протестовала, говорила, что куры несутся в тепле, не дай Бог еще померзнут на улице. Но он категорически не соглашался держать птицу в хате. Только дело не спорилось. Он знал, как выглядит рамочный улей, а вот курятник... Бросил до завтра. Без Трофимыча не обойтись.

Вернулась от Акуловны Нина-маленькая с чистым котелком, рассказала, какие крошечные у лялечки пальчики. Когда она от восторга сравнила их с курочкиными, Яша презрительно рассмеялся и, показав язык, сказал, что куры куда лучше дурацких лялечек. Нина-маленькая надулась. Но долго кукситься не смогла – ее переполняло, опять заговорила о лялечке, и о том, что Акуловна есть не стала, скормила все невестке, а сама ополоснула котелок и выпила обмывки.

Нина порывисто обняла дочку после этих слов, прижала к себе и погладила по голове. Силилась не заплакать. Яша тоже хотел что-то вставить, но не успел. У них появился еще один гость.

На пороге маячила крупная фигура.

– Заходи, Григорий, побыстрее, не выпускай тепло, – позвала деверя в дом Нина.

В отличие от Акуловны Григорий сразу заметил кур.

– Какие плимутроки! – восхитился. – Откудова?

Нина рассказала, что Петр Ильич выменял удачно очень памятную ему вещь.

– Это хорошо, – Григорий покряхтел. – Я тебе оплату назначал исходя из семьи, а раз у тебя постоялец, Нина Ивановна, то ты могла бы и побольше заплатить.

Нина захлопала глазами, не зная, что возразить.

– Я же не с тебя, а с чужого беру, – вкрадчиво пояснил Григорий. – Чего это я буду за постороннего из своего кармана отдавать налог за дом?

– С вас не подушный, а подворный имущественный налог берут за эту хату, – Петр, сидевший за столом, поднялся.

Он Трофимыча про налоги подробно расспросил, вроде и не надо было, но интуиция не подвела.

– А чего это он вмешивается? – возмутился Григорий, обращаясь к Нине.

Ответил ему Петр:

– На правах супруга Нины Ивановны.

– Сожителя! – криво усмехнулся Григорий.

Нина не выдержала, достала бумагу из волисполкома. Толком Григорий ничего не посмотрел, Петр теснил его к выходу:

– Если вы будете предъявлять непомерные требования, мы съедем. Супруга вам заплатила вперед. Закончится срок, я сам зайду к вам обговорить вопросы оплаты.

– Да я что, – бормотал Григорий, – живите, я ничего, раз все свои.

Петр запер за ним дверь, обернулся – дети рассматривали документ, а Нина растерянно прижимала руки к груди.

– Я же тебе сразу сказал, что здесь что-то не чисто, – заявил Яша сестре.

Нина-маленькая нахмурившись читала, шевеля губами. Наконец спросила с укором:

– Это правда? Мама! Как это понимать? Ты даже фамилию поменяла!

– А как же мы? – открыл в ужасе рот Яша.

Нина присела, обняла их обоих:

– Я – Кедрина, по мужу. Вы – Щербицкие, по отцу. Больше ничего не изменилось. Вы мои дети, я люблю вас, как и прежде. Родные мои!