Зимние ветра в Суариве ведали о разном. Несли дурман крови, пролитой на Севере, сообщали режущей нос солью о надвигающемся шторме на море или наводили тоску о лете — тонкий, неуловимый человеческому нюху аромат цветущих полей где-то на юге, за сотни и сотни километров отсюда, от побитого морозом каменного города.
В день Сэпира ветра замолчали. Идущие с полей запахи костров, ароматы пряного сидра, льющегося рекой, и запечённых яблок с гвоздикой, передаваемых от соседей к соседям, стояли на улице стеной, законсервированные низкой температурой. Праздник зимы был у жителей столицы любимым — красные ленточки, ягоды падуба в тон и вырвиглазные огоньки, казалось, уже торчат у Конора из задницы.
На Севере такой хернёй не страдают, думал он.
На Севере в его спине застрял бы уже топор, думал он, пялясь на лопатки остроухого, ускакавшего вперёд.
Конечно, не бабское же это (простите, эльфячье) дело тащить на себе заколотого кабана. Того и гляди, покоцает намасленную кожицу на ладошках.
— Ты слишком громко думаешь, — пропел остроухий, не оборачиваясь.
— А ты дышишь, — огрызнулся Конор, устраивая на плечах тушу. — Хотя потею здесь я.
— Бедный. Тяжело, наверное, нести то, что по весу для тебя легче кошки.
— Я всегда могу уронить его на твою башку, ушастый уродец.
— Извини, — бросил эльф и, соизволив обернуться, встал как вкопанный с огорчённой миной. — Мы заблудились.
Конор вскинул бровь и обвёл глазами лесное пространство вокруг — должно быть, ряды заснеженных древних сосен остроухий видел единым неразличимым месивом, до кучи жутким и негостеприимным. Пальцы, подрагивающие на ремне наплечной сумки, говорили о нервозности, хоть рожей эльф вида не подавал.
В голову Конору тут же пришла идея. Не может же он, в конце концов, оставить эльфийского утырка без подарка в канун Сэпира.
— Мы заблудились? — повторил остроухий с вопросительной интонацией.
— Сам скажи, — отозвался Конор, сдержав дёрнувшийся в паскудной усмешке край рта.
Солнце садилось в этих краях быстро, но у них было время вернуться в назначенный час. То была просьба чародейки — принести кабана, дабы придурки, решившие разделить хлеб и вино за общим столом, пожрали чего-нибудь существенного. Кроме неё никто не заметит, что кабана нет. Как и остроухого.
Пришлось взять его из-под палки, с услужливой улыбочкой, чтобы только не расстраивать ведьму и гадючку — были ли у лукавых сучек какие-то скрытые замыслы на этот счёт, он не знал. Но почему эльф сам навязался, вывод вырисовывался один.
— Заблудились, да, — протянул Конор. — Опоздаем на пирушку, экая печаль.
— Найди дорогу.
— С какой стати?
— Ты же следопыт.
— А ты видишь следы?
— Не дури, — поморщился эльф, поправляя надушенное кашне. — У тебя нюх как у собаки.
— Я бы учуял запах города, — проговорил Конор, на этот раз не скрывая ухмылку. — Если бы ветер подсказал. Но его нет.
Остроухий задумчиво пожевал щёку изнутри и выдохнул, выпустив облачко пара.
— Есть предложения?
— Идти хоть куда-то лучше, чем стоять и морозить жопу, — изрёк Конор и обошёл его. — За мной.
— Ты так и будешь командовать? — донеслось вслед.
— А ты так и будешь караулить, пока меня костлявая не приберёт, чтобы пристроить потом гузно к моей женщине?
— О, Создатель. Ты и так сдох, — проворчал эльф. — Ты отвратителен. Вы разбежитесь, когда до неё дойдёт.
— Это и есть твой план, правда? Отираться рядом, на застольях, куда тебя не звали, в ожидании счастливого случая? — ехидно проговорил Конор. — Не позорься.
— Пока что здесь позоришься ты, считая себя следопытом, — взвизгнул тот, утопая в сугробах, — а сегодня признавая, что заплутал в чёртовом лесу.
«Заплутал здесь только ты, остроухий, — подумал Конор, стрельнув глазами по дереву, мимо которого они проходили два часа назад, и ускорил шаг. - Причём, конкретно так заплутал».
***
В камине мягко трещали поленья, озаряя бледное лицо чародея тёплым праховым светом.
Странное чувство.
Несколько лет назад в этом же кресле сидел другой человек, тоже в канун Сэпира и тоже устремив хмельной взор в отблески пламени.
Драгон.
Эль наполнял его грудь теплом, а в глазах искрилось умиротворение — редкий гость в мыслях керника.
Лета сморгнула наваждение.
— Что ты туда подмешал? — спросила она, заглянув в кружку.
— Щепотку магии, дорогая, — отозвался Логнар, прикрыв глаза.
Лета в неверии качнула головой и отпила ещё немного. Мало-помалу воспоминания отпустили, и она решила, что это и вправду её воображение. Немудрено, поскольку дом всё ещё хранил присутствие старого хозяина, не физически, в уме самой Леты. Крошечный коттедж с самого утра трещал по швам от набившихся внутрь людей, но никак не хотел отпускать девушку из своей прошлой реальности — той, что осталась в её грёзах, бесконечной светлой, застывшей узорами мороза на стёклах по утру и голосом керника у камина.