Нить Ариадны

Глава 1

Друзья! Мы с соавтором перезагрузили роман со второго аккаунта - читатели жалуются, что им сложно находить продолжение цикла. Формат обычный: подписка, скидки, возможно, будет эксклюзив Литнета.

Простите за неудобства.

________________________________________________________________________________

Глава 1

Я вытянула ноги и на оные полюбовалась: лак облупился, пятки затвердели. Стали не просто пятки, а доспехи. Можно босиком по острым камням ходить, мученически.

О доспехах много знает Нина. У нее на заставке компа – средневековый кот в полной рыцарской экипировке. Ее положение обязывает, Нинка у нас музейный работник. А я нынче деревенская девушка во всей красе, с ногтями, обрезанными под корень. Потому как земля и сажа.

Искусственные ноготочки отлетели… дня через три. А сколько времени прошло с моего приезда? Посчитала, получилось целых три недели, а ощущалось как три дня. Это потому, что первую неделю я тупо отсыпалась, вторую отъедалась, третью вылеживалась на Матушке-Земле.

Это Авдотья так сказала: иди, мол, вылежись, Мать-Земля все невзгоды заберет. Я и вылеживалась. В саду, возле речки, под деревом на холме. Действительно, стало легче. А то ведь первые дни улыбалась, говорила что-то, ловя странные взгляды тети и кузины. Не я улыбалась и говорила – автопилот включился. А настоящая я заперлась в темноте где-то глубоко внутри себя и тряслась от страха.

Тетка Авдотья сразу это почувствовала, сама не лезла с расспросами и Нинке запретила. Но Нинка не была бы Нинкой, если бы не попыталась вытянуть у меня правду слово за слово. Впрочем, вытянутых ею слов хватило только на то, чтобы понять: с ее двоюродной сестрой случились проблемы на работе. С кем не бывает. Не конец света. А все мои причуды – это выгорание.

Нинка, опытный боец с синдромом трудоголика и прочими ментальными тараканами, подсунула мне книгу про выгорание и успокоилась. Внешне, по крайней мере. А что она внутри думала, о том я не ведала. Все-таки мы почти два года толком и не общались. Я сразу после учебы пошла работать в архив, а Нина, закончив тот же университет, устроилась в родном Приречье, экскурсоводом в особняк вдольских князей Левецких.

Я перевернулась на живот. В траве копошился целый мир. Крошечный муравей тащил куда-то крошку от печенья. Даже стыдно стало. Вот я третью неделю валяюсь и ничего не делаю, а каждая маленькая тварь тут трудится, не жалея живота своего. Тетка встает на рассвете, на ней огород и хозяйство. Нинка постоянно в своих исторических изысканиях. А я... то ли гостья, то ли черт знает кто...

— Ариш, — лениво позвала Нинка с песочка, — еще печеньку будешь?

— Смерти моей желаешь? Еще пару дней сырничков, печенек, пирожков и драничков – и меня раздавит гравитация.

— Мама сказала откармливать, я и откармливаю.

— Это диверсия. Ты всегда завидовала моей изысканной стройности.

— Ага, — проворчала Нина, выгибаясь на подстилке, словно кошка. — Стройности… за шваброй спрячешься – и не найдут. Только-только на человека начала походить. Рожей побелела, кожей разгладилась. Столько молока, яиц да творога на тебя извели – за жизнь не расплатишься.

А это уже сарказм. Нинка так обиделась на мое предложение платить им с теткой за постой и продукты, что спустя месяц почти все поминала мою «столичную безмозглость». Они мне с теткой насовсем предлагали остаться – а я им деньги пихала. И ведь задразнили совсем, до «Ариадны, родства не помнящей».

Я не обижалась – понимала, что заслужила. В городе нормальные человеческие отношения как-то… забываются. Не то чтобы они там были ненормальными – хотя Нинка с Авдотьей именно так и считают – но иногда у меня возникало чувство, что все хорошее внутри меня приходилось прятать.

Хорошими словами от приставалы в метро не отобьешься, а вот матом – вполне. И на работе, когда я таскала в архив свежие пирожки, благодарности не услышала, зато подслушала случайно, что кормлю народ за свои деньги, чтобы меня любили, а меня все равно не любят, потому что они все там изначально крутые, а я еще заслужить должна, и пирожки – это пока мало…

Вот если бы я Семену взаймы дала… крупную сумму, которой ему не хватает, чтобы с женой на море поехать, это еще туда-сюда… коллеги бы подумали, может, и рассмотрели бы вопрос о включении меня в коллектив на испытательный срок. Но надо, чтоб пощедрее раскошелилась и надолго, а Семен будет возвращать, как ему удобнее.

Я ведь Лыбина и Лыбину, депутату, наверняка какой-то родственницей прихожусь, недаром меня после универа на тепленькое местечко устроили, в архив при столичном СК, а могли бы, как всех выпускников, сослать на практику на какой-нибудь тмутараканский участок – профили конокрадов составлять.

И на вид я чучело чучелом. С татуировками, лишними дырками в ухе… И вообще…

Видели бы меня мои коллеги сейчас… и пятки мои. Уж порадовались бы от души.

В общем, урок я усвоила. Пирожки больше не носила, заказала беспроводные наушники с полным подавлением внешнего шума – имела право, мне для работы нужна была тишина – и лазала себе по полкам, не поддаваясь на провокации. В итоге, от меня отстали. Не полюбили и уважать не начали, но если и обсуждали вслух, то я больше этого не слышала.

А что мне до них? Мое дело маленькое и скромненькое – выводить дела из магической «тени», сидеть в подвале, попивать чаек и пересматривать преступления пяти – пятнадцатилетней давности. Что привлечет внимание – в отдельную коробочку, а что эмпатически отзовется тяжестью, безнадежные висяки, то бишь, – в пластиковые контейнеры и еще на этаж ниже, в самый подвал, подвальнее некуда.

И дядя Сергей, думский депутат, к моему распределению отношения не имел, хотя предлагал в Москву определить. В архив Следственного Комитета меня взяли, потому что в моем роду рождались ведуны. Повышенная эмпатия… чувствительность к тонким полям… способность управлять снами… Как по мне, так себе наборчик, но меня при рождении никто не спрашивал, выдали – и живи как знаешь.