Низ-верх

В темных закоулках разума

Добрянка по фамилии Морок

Она больше не знала, как смотреть в глаза прохожих. Или как вести себя с Ги. Что ж, сама напросилась. Столько лет слишком старалась ненавидеть его. Ей всегда казалось, что так будет правильно. Все его недолюбливали, и пришлось бы туго, заступись она за того самого. Даже докладывала на него, чтобы семьи точно знали, насколько оборванец ей противен. И каждый день, стоя перед зеркалом, первым делом говорила сонному отражению: "Ги – премерзейшее создание во вселенной!" Потом целый день напролет ругала его, дразнила, толкала, говорила гадости. Опять же, чтобы все видели, как она его ненавидит.

Разговор с отцом, на который она решилась теперь, совершенно выбил из колеи. Она всего лишь хотела разгадать задачу Бумбаха, а вместо этого поняла, что уродство снаружи вовсе не признак красоты внутри.

Она долго рылась в старых архивах после разговора с 9Дан. Наверно, именно с того момента она вдруг осознала, что что-то в истории с Полуденной Тенью действительно не сходится. Она на время забыла про Бумбаха: если задача не поддается, нужно просто ненадолго отвлечься. Скорее всего, когда снова приступишь к ней, обнаружишь то, что замыленным взглядом пропустил.

В банке данных почти ничего не было, кроме туманного упоминания о Полуденной Тени, что уже настораживало. Зачем так старательно скрывалось, кто ей был и почему? Пара слов о том, как много несчастий принес Пустыни преступник. Деяния его настолько ужасны, что не подавались описанию. Даже не назывались. С завидным воображением описывался страх, который летал над городом, пока Тень скользил по переулкам. И вот злодея поймали. Все счастливы. Все ликуют.

Слишком идеально.

Добрянка теперь сомневалась, ту ли фотографию показал дядюшка Скрючин.

Архивы представляли собой длинные и высокие шкафы, готовые развалиться в любой момент из-за наваленных на хрупкие полки механических памяток. Работы много, но Добрянка никогда ее не страшилась. Она достала банк данных и, вставляя в него мелкие памятки, один за другим кидала запросы в отдел коммуникаций.

Редко кто приходил в архив, ведь вся необходимая информация предоставлялась в банках. Знать больше – тратить время не на Механизм, а на глупости. Выживание не терпит праздности. В любом случае документы из некоторых памяток можно было считать только с разрешения начальства. Добрянка обратилась на прямую к Хрюшику и попросила позволения искать старые записи о строительстве Механизма.

– Это же элементарные мысли прежних людей, – удивился Хрюшик. – Мы даже обозначения сейчас во многом используем другие, более подходящие.

– Благодаря им мы все еще живы, – настаивала Добрянка. – Иногда в простоте и скрыто решение. Понимаете, я хочу изменить Механизм. Когда я была в комнате разума, то поняла, насколько машина перегружена. Знаете, в ней столько наворотов, как будто кто-то соревновался в самолюбовании, а не в улучшении работоспособности. У кого оригинальнее и бесполезнее идея, тот и умница! Я же хочу упростить разум, выкинуть лишнее. Мне нужно знать, как он виделся тем, прошлым изобретателям. Из-за груза обновлений я не могу уловить его истинный дух.

Хрюшику понравился ее монолог. Он выдал разрешение с превеликой радостью.

– Самая толковая! – бормотал он. – Ты самая толковая из всех!

И она продолжила рыться в архивах. Несмотря на то, что изучение старых чертежей использовалось как прикрытие, она откопала их. Совершенно случайно, но все же сохранила себе.

На поиски информации о Полуденной Тени ушло много сил. Если бы ей кто-то помогал перебирать свалку водянистых статей и анонимных очерков, то значительно бы ускорил процесс. Однако Добрянка не желала посвящать лишних в свои планы. Она и записи-то про задачу отдала через не хочу, а уж разделять с кем-то почести за раскрытую тайну для нее хуже пыток.

Сейчас она так увлеклась исследованиями, что ничего вокруг не замечала. В голове вертелась только одна мысль, которая не давала спокойно даже завтрак съесть: события прошлых лет повторялись, а значит, наверняка было связующее звено. Единственный, кто пока приходил на ум, это Ги.

С горем пополам, перерыв четверть архива и тратя все свободное время – с конца зимы до середины весны – она все-таки нашла, что искала, но и здесь ее ждала всего парочка хилых выдержек, ужатых до такого предела, что плакать захотелось. Навряд ли что будет на других памятках. Разные источники информации об одном событии всегда хранилась вместе. Зато были фотографии.

Дядюшка Скрючин не соврал. Некий Горда П-12. Добрянка была готова поклясться, что поверила бы любому, кто сказал, что это Ги. Естественно, нормально умытый и причесанный, да к тому же еще не раздражающий своей дурацкой улыбкой и бессмысленным взглядом. Горда ухмылялся людям, лица которых исказились в злости и ненависти. В той, которую они сейчас продолжали выказывать и его сыну.

В одной из статей Добрянка обнаружила знакомое ей имя, Грюма. Он был другом Горды, видимо, поэтому сразу же поверили, когда он свидетельствовал против него. Грюма случайно заметил, как Горда сопровождал дочь Скрючина до лифта, но предложил пойти путем покороче и затолкал девушку в переулок, хотя она отказалась уходить с главной улицы.

"А Грюме не свойственна предвзятость", – подумала Добрянка. Вот 9Дан наверняка бы стушевался, а Трамиш бы молчал, потому что другу-убийце доверял бы больше, чем правительству, или вообще стал сообщником.