Ночи Калигулы. Восхождение к власти

Глава XXXVI

  Калигула вернулся в зал, наскоро омывшись и облачившись в тогу, именуемую претекста – единственный вид тоги, который позволяется надевать несовершеннолетним. На ходу Гай приглаживал пальцами влажные рыжие волосы, но они упорно не хотели ложиться наверх и мягкими волнами падали на лоб, почти достигая бровей.

  Он уселся на подставленный табурет, рядом с креслом Тиберия. В задних рядах толпы послышался мимолетный ропот.

  Кто-то шепнул очень тихо, чтобы слова не достигли слуха императора:

  - Сколько лет Гаю Цезарю?

  - Наверное, семнадцать, – неопределенно передвинул плечами собеседник спросившего.

  - И он до сих пор носит подростковую претексту? Его отец в шестнадцать был объявлен совершеннолетним и получил чин квестора.

  - Тише!.. – зашипели болтунам со всех сторон.

  В зале снова воцарилась тишина.

  Четверо сенаторов, прибывших из Рима, вышли наперед и остановились в пяти шагах от кресла Тиберия.

  - Славься, цезарь! – торжественно проговорил один из них, пожилой, но статный Гай Кассий Лонгин.

  - Славьтесь и вы, отцы сенаторы, – ответил Тиберий, опершись подбородком о правую руку и пристально оглядывая строгие лица сенаторов.

  - Позволь спросить у тебя, – продолжал Лонгин, – что делать с имуществом казненного Сеяна?

  - А что думают по этому поводу в Сенате? – хмуро осведомился император.

  - Полагаю, что имущество покойного следует направить в императорскую казну, – вмешался полный, седоволосый Марк Юний Силан.

  Тиберий удовлетворенно кивнул. Он тоже так полагал.

  - Мудрость твоя не имеет границ, о цезарь, – почтительно поклонился Лонгин. – Рим пребывает в постоянной печали с тех пор, как ты покинул его. Когда же ты снова почтишь Вечный город своим присутствием?

  Тиберий угрюмо сдвинул мохнатые брови и тяжело задышал.

  - Ты зовешь меня в Рим, Лонгин? – проговорил он после затянувшегося молчания. – В город, кишащий заговорщиками – соумышленниками Сеяна?! – визгливый голос императора прервался на высокой ноте. – Неужели безопасность принцепса так мало значит для сенаторов?!

  Гай Кассий Лонгин смешался и испуганно прикусил язык. Его, представителя знатнейшего римского семейства Кассиев, тут же оттолкнул в сторону худородный Тогоний Галл, лишь недавно причисленный к сенаторскому сословию.

  - Цезарь, жизнь твоя священна! – выкрикнул он, глядя на Тиберия тем преувеличенно ясным взглядом, которым смотрят льстецы и обманщики когда хотят, чтобы им поверили. – Мы, сенаторы, готовы заботиться о тебе, рискуя собственной жизнью. Выбери из членов Сената двадцать человек, которые с мечами в руках будут следовать за тобой и охранять твою жизнь.

  Император усмехнулся, не скрывая сарказма. Он не любил льстецов. Чрезмерная лесть, переходя границы, звучит насмешкой.  

  - Благодарю тебя за проявленную заботу, Тогоний, – едко проговорил он. – Может, посоветуешь, кого из сенаторов выбрать для охраны моей особы?

  - Кого пожелаешь. Мы все к твоим услугам, – не замечая иронии, воскликнул Галл и широким жестом развел в стороны руки.

  - Взять ли в охранники молодых и сильных? – насмешливо продолжал Тиберий. – Или тех, кто уже занимал почетные должности и потому заслуживает доверия? Но эти последние уже стары и слабы. С такою стражей буду ли я в безопасности?

  Тогоний Галл напряженно морщил лоб в поисках ответа. Он уже понял, что император издевается над ним.

  - А что скажут римляне, видя как сенаторы, подпоясав солдатскими мечами длинные роскошные тоги, бегут за моими носилками? – Тиберий с нескрываемой насмешкой смотрел на уничтоженного Галла.

  - Прости цезарь, я не подумал, – униженно пробормотал тот и поспешно спрятался за спины сотоварищей.

  - Ты не подумал... Зато я должен думать за всех! – посерьезнел Тиберий. И продолжил с искренней тоской: – Стоит ли дорожить жизнью, если ее нужно охранять оружием? Разве смерть от ножа заговорщиков хуже той медленной смерти, которой я погибаю вот уже много дней?

  Сенаторы любопытствующе повытягивали шеи, стараясь не пропустить ни слова из нежданного признания императора. Но Тиберий устало опустил голову и не прибавил ни слова к сказанному. Некоторое время он молчал, беззвучно шевеля губами. Затем выпрямился и громко хлопнул ладонями о подлокотники кресла.

  - Благодарю вас, отцы сенаторы, – ровным звучным голосом проговорил он. – Обещаю вам, что скоро вернусь в Рим к радости моих подданных. Можете быть свободны.

  Сенаторы удалились. Мелкие капли пота блестели на их напряженных лицах. Говорить с Тиберием – все равно, что ходить по лезвию ножа.

  - Что там еще? – с легким раздражением Тиберий повернулся к Макрону. Усталость охватила императора. Он рассмотрел уже пять дел, а им, казалось, не было конца. Цезарь вспомнил жарко натопленную опочивальню, услужливых спинтриев, картины непристойного содержания, которые Тиберий собирал по всей империи... В сравнении с этими удовольствиями государственные дела были откровенно скучны.