Ночной гость

Глава 1

Наполненная синим сумеречным светом спальня совершенно пуста, только шторы чуть колышет едва ощутимый ветерок. Где-то там, в надвигающейся ночи, попискивают комары и трещат свои песни цикады. Воздух напоен тем особенным ароматом, что бывает только летними ночами. Он чуть сладковатый и такой тягучий, что им не дышишь – пьешь, глотаешь жадно, не веришь в действительность.

Я вот определенно не верю прямо сейчас. Сижу на полу в углу напротив окна, смотрю на пустоту, что образует темнота. Мне даже почти холодно, мне даже почти страшно. Да, у меня внутри сидит страх, такой хрупкий и податливый одновременно. Он как окрашенный в чернила кусочек стекла. Хрустальный темный шар, исполненный из сжиженного и замороженного воплощения ужаса. Единственное, во что я верю, это его существование. Единственное, в чем уверена, что он придет. Через это самое окно, раздвинув эти самые занавески.

Едва лишь ночь плотно накроет своим покрывалом город, он придет. Он дает мне столько свободы, сколько нужно, чтобы вести обычную жизнь. Только вот ночи я должна проводить исключительно дома, только ночи я должна проводить исключительно с ним. Он как-то раз выразил свое неудовольствие, у меня нет желание снова испытывать это. Я все так же сижу на полу спиной к стене, когда шторы начинают шевелиться.

Когда наступает утро, в спальне снова никого нет, и я могу позволить себе забыться тяжелым сном, каким спят люди с высокой температурой и те, кому недосып стал близким и едва ли не родным. Во сне пробирает дрожь озноба. Несколько часов, до полудня, потом я пойду в Академию.

Разве что матушка разбудит, иначе и в полдень не смогу проснуться.

Так и выходит – матушка будит меня, лицо у нее недовольное, как это постоянно бывает в последнее время. Да она вся излучает недовольство, вся переполнена холодным раздражением. Волосы у нее зачесаны за уши, так и отливают рыжиной в пробивающихся в комнату солнечных бликах. Матушка моя красива, как красивы бывают ухоженные чистенькие горожанки со средним уровнем дохода. Может, поэтому отношения у нас не самые теплые – я начисто лишена и этой добропорядочности во взгляде, и этой безусловной чистоты. У нее не случается грязных полосок под ногтями, заляпанной обуви, жирного блеска на носу к концу дня. Я вот похожа на отца. Кожа смуглая, волосы черные почти, в земле возиться люблю.

― На учебу иди, ― бросает она холодно.

Я не желаю доброго дня, да просто не улыбаюсь. После жуткой ночи саднят синяки на теле и прижженный глубокий порез. Он не хотел причинять мне боль, просто не смог сдержаться. Бывает. Собираюсь в спешке, натягиваю первую попавшуюся юбку. Без разницы в чем идти, если не заинтересована в привлечении противоположного пола, а отношения такого рода сейчас – последнее, чего я бы хотела.

До Академии двадцать минут быстрым шагом, и я откровенно тороплюсь, чтоб успеть перехватить по дороге горячую булочку в столовой.

Целых двадцать минут, чтоб рассказать о себе. Что ж, меня зовут Дженнет, и я корм. Это не рабство, нет, мой Хозяин не требует ничего сверх условий договора. Быть кормом даже в некотором роде почетно, хотя это зависит от того, кто тобой питается. И все же я это не афиширую. Что хорошего в том, что родители продали тебя за маленький домик в столице? Мою младшую сестру такая участь не постигла, напротив, ее берегут, холят, лелеют для будущего жениха, которым непременно будет чуть ли не сам младший принц. Старший-то, вот жалость, изуродован, хром и слывет жестоким. Отчего-то я именно такого юной Адели и желала. Только не принца. Впрочем, не все из тех, у кого есть младшие братья и сестры, осудят меня за такое к сестре отношение.

Когда меня взяли на учебу в Академию, мать рвала и метала, но хорошо сданные экзамены вполне позволяли мне учиться на средства королевского бюджета. Это только ухудшило отношения в семье.

― Ты совершенно о нас не думаешь, ― твердила мать, ― могла бы уже работать, чтоб хоть как-то помочь семье.

― Хоть как-то?

Я убирала, стирала, следила за сестрой, пока та была маленькой, чинила одежду, помогала матери, когда ей случалось брать работу на дом. Это сейчас она работает подмастерьем у известного в столице портного, раньше не только роскошные платья да батистовые сорочки шила. От отца ничего не слышно уже пять месяцев. Ровно столько прошло после продажи меня Хозяину. Я дорого обошлась ему, дорого даже по меркам Извечных.

Академия темной громадой ставила точку на западной окраине столицы, все хозяйственные постройки и общежития находятся уже за чертой города. Мне бы переехать в общежитие, да Хозяин запрещает – чем больше рядом людей, тем сложнее меня контролировать, тем больше вероятность не застать меня вечером в одиноком ожидании. Впрочем, еще пара месяцев осуждающих взглядов матери, и я сама сбегу.

Начинающие специалисты самых разных профессий имеют возможность учиться едва не в любом учебном заведении королевства, но только в столице обучают тех, кто имеет, как бы это ни звучало, страсть к земле. Нас, как правило, пренебрежительно зовут «землеройками» и даже не пытаются разобраться, чем мы полезны. А все потому, что к магам мы не относимся, но в каждом своем эксперименте используем чужую энергию. Это отделяет нас уже от профессий для немагов.

Я вот занимаюсь разработкой и выведением новых видов полуразумных цветов и лекарственных растений-симбионтов. Такое дело не обходится без мелкой работы в самой структуре, скорее даже сути растения, то есть без магии. Только вот в нас самих ее ни капли. Не подпускает земля к себе одаренных. Вот с накопителями – пожалуйста. Поэтому среди нас, земных, особенно много корма для Извечных, они тоже магии не любят, но подсознательно или осознанно стремятся к тем, кто может пропускать чужие токи сквозь себя.