Nocturn: Город в ночи.

Глава 13. «…И тут она поняла, что что-то пошло не так».

Тряпка, напитанная тёплой водой, быстро пошла ко дну… ведра. Привычными, старательными движениями Миллин принялась мыть полы в коридоре, около бывшей комнаты гостьи короля. В Эвентауне была такая традиция – когда кто-то умирал, то его комнату (или место, где человек жил) тщательно мыли и чистили. Храм утверждал, что это нужно делать для того, чтобы душа покойника не привязывалась к месту, где обитала при жизни, иначе живым от него покоя не будет. Однако у тех, кому религия была чужда, было такое мнение, что вместе с грязью из комнаты, обычно, пропадало и какое-нибудь дорогостоящее добро.

У Ирки здесь, в этом мире ничего особо и не было. И из комнаты воровать (кроме дворцового добра) нечего было. Да никто и не собирался. Миллин в особенности. А если бы и было, что брать, король этому хитрецу не только карцер прописал бы, но и вдобавок верёвку, мыло и личного палача в придачу.

Весть о гибели иномирки разнеслась по городу очень быстро и так же быстро обросла слухами. Кто-то из горожан утверждает, будто-бы девушка сама в колодец прыгнула. Кто-то говорит, будто-бы видел, что придворный врач её туда толкнул (ведь весь город ещё помнил их ссору у западной Красной стены). Но Джозефф не слушал эти жалкие сплетни. Он знал, что Корнелиус, как бы сильно ему ни была «не по душе» иномирка, ни за что не причинил бы ей вреда. Да и сама она в колодец не прыгала. Нел рассказал, что её толкнул какой-то мужчина, на рынке. А своему Хранителю король привык верить.

Как бы то ни было, во дворце идёт траур по трагично погибшей, бедной девушке из другого мира (Да, это тоже традиция – по мертвецу скорбят около тридцати дней – почти полмесяца по исчислениям Хиденгроува). Король ходит по замку печальный, как никогда. Придворный врач, хоть и в обычное время не особо приветлив, был мрачнее тучи. Все остальные – слуги, придворная свита, советники и прочие – старались лишний раз особо не попадаться на глаза ни тому, ни другому, молча надеясь на окончание «месяца скорби». Если бы Джозефф не чувствовал себя столь паршиво, может он и порадовался бы о том, что вот уже как месяц ни один советник не рискует предлагать ему начать военные действия против Адриатики или Кастильи – совет буквально локти грызёт да облизывается, глядя на богатейшие сифриловые рудники на востоке. Только вот они забывают, что северу сифрил не нужен – здесь есть качественнейшая сталь и серебро.

Джозеффа, честно, вообще мало волновали желания совета. Особенно сейчас. Сейчас он часто задумывался об иномирке. О том, как же так вышло.

«Надо было позаботиться об этом. Дать ей кого нибудь в Хранители или…» - думал он нахмурившись. Да только что теперь сделает это «или»? «Или» уже не поможет. – «Я был слишком беспечен, по отношению к ней. Значит ли это, что империя… уцелеет?»

Тем временем, вернёмся к мытью полов. Миллин старательно и вдумчиво вазюкала чистой тряпкой по, и без того, достаточно чистому полу. Тут, прямо перед её носом, на пол упал крупный, нежно-фиолетовый цветочек. Их здесь, в Эвентауне называли Бесоцвет, потому что из него травники и врачи готовили сильные яды и обезболивающие (а так же галлюциногены и психотропные препараты для пыток, чтобы преступник медленно, но верно сходил с ума). В деревнях и более мелких поселениях его называли просто – Позднеспелый крокус (не смотря на то, что крокусы цветут только ранней весной).

-Вилбур! – зло воскликнула рыжеволосая служанка. – Прекрати здесь мусорить! Я же полы мою!

Шут обиженно надул губы.

-Вилли просто хотел развеселить тебя. Ходите здесь все, угрюмые, злые. А Вилли шут! Вилли весельчак, и должен хоть кого нибудь веселить!

-В данный момент, ты меня только раздражаешь. – фыркнула девушка, бросив крокус в ведро с водой.

-Тебе не понравился цветочек? – скоморох с жалостью посмотрел на утопающий, под напором ополаскиваемой тряпки, бутон. – Вилли думал, что он тебе понравится…

-А теперь, пусть «Вилли» подумает, куда бы ему лучше слинять, пока я не прогнала его этой самой тряпкой. – пригрозила горничная, искоса посмотрев на шута. Тот ещё хотел что-то возразить, но, услышав чьи-то гулкие шаги за поворотом, поспешил ретироваться. И не зря.

Врач безразличным взглядом скользнул по сидящей на полу служанке с тряпкой. На мгновение, его взгляд задержался на двери комнаты, но он тут же отвернулся.

Миллин закусила губу.

-Д-доктор Бранч?

Корнелиус остановился, вопросительно, повернув голову в сторону горничной. Миллин осмелела.

-М-мне так никто и не сказал,…что делать с Филькой?

-С кем? – не понял доктор.

Миллин вжала голову в плечи. Разговаривать с Бранчем не хотелось, но это было нужно. Филька словно не находил себе места, мечась по комнате и изредка стукаясь об окно. До вчерашнего дня, был более-менее спокойным, но сегодня с утра буквально с ума сошёл.

-Эм…птица леди Иры. Помните? У него крыло сломано было.

Корнелиус отвёл взгляд, посмотрев куда-то вглубь коридора.

-Крыло зажило? – спросил он и, получив утвердительный кивок, холодно, безразлично ответил. – Выпусти.

Миллин кивнула, не посмев поспорить. Если птицу не выпустить, боюсь, он просто разобьётся о закрытое окно.

-И…доктор Бранч? – снова окликнула его девушка. – Сегодня ведь Сайкамар, день духов…

-И? –безразлично ухмыльнулся врач.

-Вы… - Миллин подняла на него полный светлой надежды взгляд, хотя не была уверена, что он заметил это. – Вы поставите свечу на окне? Для неё?

Это была очередная традиция. В день мёртвых, Сайкамар было принято оставлять на подоконнике зажжённую свечу. По идее это делалось для того, чтобы души мёртвых, приходящие навестить живых, знали, что о них помнят. В ночь Сайкамара, почти в каждом доме, в каждом окне горело по одной или по две свечи. От этого на улицах царила невесомая, слегка таинственная атмосфера, а в тавернах звучали поминальные тосты, в честь усопших. Короче, это что-то типа Нестлендского Хэллоуина. Только в Нестленде этот день не был праздником, а просто памятным днём.