Ноль

1. ноль

«...Острая кромка льда,

Горя оборванный след,

Времени полынья

Мой сохранит секрет...»*

Подол лимонно-желтого платья в белый горошек и панама в тон сливаются с ковром из одуванчиков, в который превратился в начале знойного июня зеленый луг за дачным домом.

Я слышу бабушкин встревоженный голос:

— Соня! Соня!

Она мечется по заднему двору и заламывает в отчаянии руки, а мне, пятилетнему ребенку, затаившемуся в двадцати метрах, интересно следить за ее реакцией.

Бабушка всегда очень сильно обо мне беспокоится, даже слишком сильно — это я понимаю. Все из-за тети Сони, наверное. Но я ведь не делаю ничего плохого — ушла погулять. Зачем же так переживать?

Надо мной в чистом глубоком небе плывут пушистые облака, рядом, тяжело перелетая от одуванчика к одуванчику, грозно жужжит толстый шмель, за рекой звонко лают собаки.

Бабушка сворачивает за дом и скрывается из виду, лишь ветер приносит ее крики со стороны улицы, а я загадочно улыбаюсь и пригибаюсь еще ниже к земле, упираюсь ладошками в ее теплые комья... Странное резкое шипение раздается из—под руки, отпрянув назад, я зажмуриваюсь — живой толстый шнурок, обвитый блестящей черной проволокой, застыл возле моих ног. От ужаса не могу пошевелиться.

— Это гадюка. Не дергайся. Она уползет... — тихо и быстро говорит кто—то у моего плеча, и маленькая пятерня с растопыренными пальцами зависает над ней в предостерегающем жесте.

Помедлив немного, змея и вправду скрывается в высокой траве.

— Ты Соня? Тебя ищут! — сообщает голос.

Поднимаю глаза и вижу бледного белокурого мальчика, похожего на прозрачное доброе привидение. Продолжаю дрожать от омерзения к ползучему гаду, но светлая улыбка мальчика и его удивительные глаза выгоняют из головы все дурные мысли.

— Тс-с-с! Не выдавай меня! — прошу.

— А что ты здесь делаешь?

— Хочу стать невидимкой...

— Ха! Я тоже хочу!

— Тогда садись рядом. У тебя все получится. На тебе ведь желтая майка!

Кивнув, мальчик быстро опускается на корточки.

— Откуда ты знал, что она не укусит?

— Змейки не нападают по собственной воле. Зря дачники убивают их. Лучше бы давали им уползти и спокойно жить...

Солнышко греет худые детские спины — прошло довольно много времени. Мы разговариваем о мультиках и игрушках, рвем цветы, и я смотрю, как ловко длинные пальцы мальчика сплетают гибкие, истекающие липким соком стебли в нарядный венок, улыбаюсь и чувствую себя просто замечательно. Мне надоела бабушка, с ней скучно. Я здесь всего три дня, а уже так хочу домой, к маме...

— Ты откуда? — спрашивает мальчик. — Ты новенькая?

— Да, я теперь тут всегда буду жить. С бабушкой, в Микрорайоне...

— А я живу совсем недалеко. На Заводской.

— Мне нельзя дружить с ребятами с Заводской. Бабушка запретила! Говорит, что они страшные! — Я кашляю в кулачок, а мальчик весело смеется:

— Я страшный?

— Не-е-ет...

Детская память не сохранила подробностей, картинки того дня, перемешавшись, складываются в новую, на которой кто-то из взрослых бесцеремонно хватает меня под руки, и бабушка кричит:

— Соня! Как ты могла! Нельзя одной выходить из дома, ты забыла?

— Я не одна! — реву от обиды. — Мы играем тут с мальчиком!

— С каким еще мальчиком, Сонюшка? Нет здесь никого!

Воспоминания не уходят из памяти, особенно красочными становясь в моих снах.

Я так и не узнала имени того мальчика — он растворился в воздухе, пропал... Но ощущение покоя, свободы и солнца, никогда потом не повторившееся, навсегда осталось со мной. Как и взгляд не по годам усталых детских глаз маленького человека, спасшего меня в момент первой в жизни реальной опасности.

— Соня! Соня! — снова слышу я и возвращаюсь в действительность: раннее утро угрюмо смотрит в окна комнаты, бабушка, поглядывая на часы, одной рукой стаскивает с меня теплое одеяло. — Вставай. К доктору опоздаешь!

_______________________________________

*А. Лысиков (Дельфин) "Ждут" ("Существо", 2011 г.)

***