Новенький

- Вон он, вон!..
- Да вижу я, вижу!.. Тихо…
- Давай уже! Ну!..
- Заткнись…
Мы зло перешёптывались с Мишкой, сидя в кустах на берегу тонюсенькой речушки делящей дачные участки на две неравные части – южную и северную. Речка звалась «Желторотиком» - как неоперившийся птенец, - и никто толком не мог объяснить, почему она так называется так. В ней водились некрупные щуки и колючие окуни. Густые кусты по берегам здорово мешали рыбалке, но сейчас они служили отличным местом для нашей засады. На противоположном берегу, на чьём то плохо прополотом и ветшающем участке, средь зарослей крапивы и укропа, неторопливо пробирался крупный, жёлто-оранжево-белый кот, наш «злейший враг». Судьба берегла его, и он уже неоднократно избегал яблок и слив, пущенных нашей рукой. На этот раз у нас была рогатка. Мы не видели ничего зазорного в подобной охоте и подходили к ней со всей тщательностью и серьёзностью, старательно выслеживая наглого кота повсюду и тщательно выясняя маршрут его передвижений. Но кот неизменно ускользал от нас, что каждый раз вызывало бурные споры о том, кто его же упустил.
- Уйдет, Мишка, давай…
- Тихо…
Кот, не чуя неладного, вышел на открытое место, а потом, заинтересовавшись чем-то, легко вспрыгнул на стол возле старого умывальника. Лучшей мишени и желать было нечего. Резинка на Мишкиной рогатке сухо «тренькнула» и ржавая гайка, со свистом рассекая воздух и срубив по пути пару листьев густо разросшихся ив, пронеслась на добрую ладонь выше спины жертвы, гулко ударилась о деревянный столб и, срикошетив, звонко врезалась в большое зеркало над умывальником.
- Вот, блин!.. – только и успел прошептать я, как кота и Мишку словно ветром сдуло.
Продравшись через кусты на дорогу, я увидел его улепётывающим со всех ног к нашему убежищу в лесу и побежал следом. Я здорово бегал, но догнать Мишку смог уже только на лесной тропинке, где ему пришлось перепрыгивать через наши ловушки и «капканы», по пути к «шалашу».
- Да не несись ты! – крикнул я. – Нет никого.
Он остановился и тяжело задышал.
- Уф… Вот ведь… - пыхтел он и силился улыбнуться. – Как оно, а? Вдребезги!
Но я не был настроен миролюбиво и молча прошёл мимо него. Он поплёлся следом.
Наше укрытие, которое мы называли «шалашом», шалашом не было. Это был настоящий охотничий лабаз в развилке двух толстых старых берёз, сделанный нами по всем правилам науки, по схеме из одного охотничьего журнала. Мы трудились над ним больше недели, таская из дома гвозди и топоры. Тропинку, ведущую к лабазу через непроходимые заросли крапивы и дикой малины, мы «заминировали», вырыв и замаскировав несколько неглубоких, по колено, ям и натянув в нескольких местах толстую, окрашенную «зелёнкой» леску. В случае опасности, преследователи, идущие за нами по пятам, не смогли бы настигнуть нас в тот совершенно беззащитный момент, когда бы мы по редким перекладинам влезали наверх. А уж там - нас было не взять. Мы полностью были готовы к осаде и имели бутылки с водой, сухари, соль (на ней, для чего-то, настоял я), мелкий сухой речной песок (что бы сыпать его штурмующим в глаза), большой пакет с маленькими, но крепкими и увесистыми зелёными сосновыми шишками и толстую палку с заострённой рогатиной на конце. Мы были готовы сражаться до конца.
Я первый залез наверх и занял лучшее место, следом вскарабкался Мишка и покорно сел с краю, свесив ноги вниз. Мы помолчали.
- Мазила, - наконец вымолвил я. – Последнюю гайку угробил! Где теперь новых надыбаем?
- Я точно прицелился, - угрюмо стал оправдываться Мишка. – Она от ветки отскочила, в полёте…
- Мазила! – упрямо повторял я. – Тебе б только в слонов пулять… Когда теперь опять так подберёмся? А?!
- Сам в следующий раз стрелять будешь… - надулся Мишка. Было видно, что он и сам расстроен, но я был неумолим.
- А я тебе говорил, дай мне! А ты? «Я сам, я сам!..» А толку?! – я поковырял кору на стволе. – И зеркало ещё раскокал…
Мишка побледнел. Собственно, это мучило его больше всего. Он искоса посмотрел на меня. Я сосредоточенно перебирал песок, чтобы он не слёживался и был сыпучим. Любое оружие требует заботы…
- А это… Сильно оно… ну, разбилось…
- Ага… Даже рамка свалилась…
- А видел кто?! Нет?
- Да нет, вроде…
Мишка заметно приободрился: всё же, разбить средь бела дня большое зеркало на чужом участке – не шутка, особенно, если тебе всего 11 лет. Поймают – «жопу налимонят», как говорит один наш знакомый рыбак, а это, похоже, не очень-то приятно.
- Ты только не говори никому, ладно… - загундосил Мишка. – Ладно?..
- Надо очень, рассказывать всем, - важно пробурчал я. – Да и мы вместе были, забыл?..
- Точно, - обрадовался Мишка. – Мы вместе были! Так что, молчок? Да?
- Понятное дело…
Он счастливо рассмеялся. Не выдержав, засмеялся и я. Мы вспоминали его промах, звон стекла и наше беспорядочное отступление. Мир был восстановлен, и мы принялись строить планы на вечер и на лето вообще.
А дел хватало: ребята с соседской улицы повадились приходить тайком к нашему шалашу (а может и залезать на него); пока они ничего не трогали, но это было явным посягательством на нашу территорию и грозило войной; «на повороте» ( место, где Желторотик круто сворачивал вправо) по слухам поймали уже нескольких крупных окуней, а значит, нужно было брать удочки и идти проверять слухи; нужны были гайки, т.к. стрельба из рогатки камнями - это «детские игры» - точность нулевая, а ещё лучше, достать шариков от подшипников, но это – мечта; также, нужно было пойти на дальнюю помойку и, в горе старых автомобильных покрышек от грузовиков, найти целые или не сильно дырявые камеры, подлатать их, надуть, и сделать плот, на котором можно будет сплавляться по Желторотику до Озёр через болота, а не ходить туда по целому часу, делая крюк в пять километров и т.д. и т.п. Мы расстались с Мишкой через час, и пошли по домам, «отметиться» и пообедать. Рогатку, на всякий случай, Мишка спрятал близ лабаза. На последок, мы уговорились встретиться здесь же, через час, а если нет, то тогда уже вечером, на Поляне.
Мишка неспешно попылил к себе домой, а я, не удержавшись, сделал большой крюк и пару раз прошёл мимо места нашего преступления. К моему удивлению, осколки зеркала так никем и не подобранные, всё ещё блестели в траве, а пустая рамка валялась на столике. Похоже, на участке никого не было. Довольный, я отправился домой.
Через час мы не встретились – и меня и Мишку родители заставили заниматься делами по хозяйству, что мы и делали, с величайшей неохотой и чувством ускользающей мимо нас жизни. Но всему приходит конец. Ближе к закату мы оба, наскоро перекусив, выскочили из своих калиток и столкнулись нос к носу на главной улице. То-то было смеху и восторгу.
- На Поляну? – спросил я для проформы.
- Ага!
И мы дружно зашагали к песчаным карьерам, в которых купались «мелкие», а мы ловили живцов для своих жерлиц, поставленных на щук. Рядом с карьерами, в лесу, была большая поляна, с полностью вытоптанной травой – на ней, почти ежедневно, ребята постарше играли в футбол. Ближе к вечеру там зажигался большой костёр и почти вся дачная молодёжь, так или иначе, оказывалась там. Парни и девушки постарше сидели у огня, курили, грубо шутили, целовались, пробовали пить и изредка дрались. Мелюзга бегала рядом, играя в прятки, в колдунчики или в салки, а мы с Мишкой, как индейцы, беззвучными тенями скользили вокруг, подслушивая и подглядывая за всеми сразу и, стараясь перещеголять друг друга, незаметно подползали как можно ближе к огню. В искусстве маскировки и бесшумного передвижению по лесу, мы старались походить на японских ниндзя, а потому, наша одежда была преимущественно чёрной, обувь – мягкой и у каждого из нас, в самодельных ножнах под одеждой, было спрятано по ножу. Перед заходом солнца мы открыто слонялись по Поляне или бродили по берегу карьеров, сшибая песочными камушками зазевавшихся лягушек. Но лишь только темнело, как мы скрывались в лесу и оттуда совершали свои «свирепые» вылазки в стан врага.
Сегодня мы пришли слишком рано. Обойдя поляну кругом, мы пошли на пруд, в то место, где он примыкал к берёзовой роще, и где глубина его была метра три. Вода там была совсем чёрная, но в ясную погоду можно было разглядеть на дне блеск битого стекла. Мы неслышно подошли к берегу и неожиданно увидели там двоих ребят. Они тоже увидели нас. Помявшись, мы подошли ближе и поздоровались.
Одного из них мы хорошо знали, это был Витька, крупный, толстый парень, лет 14-15, известный тем, что перед дракой он наматывал себе на пальцы несколько витков тонкой медной проволоки. Едва ли ему это сильно помогало, но выглядело устрашающе. К тому же, он не брезговал и другими подленькими приёмчиками, так что мы его побаивались и старались обходить стороной. Впрочем, наш юный возраст служил нам надёжной защитой – нас просто не воспринимали.
Второй мальчик, помладше, с неприятно-красивым лицом и чёрными вьющимися волосами, был на участках новеньким, мы видели его только пару раз. Он слыл тихоней и маменькиным сынком, но его твёрдо сжатый рот выдавал в нём злую, капризную силу.
- Чего вы тут шляетесь? – не сколько спросил, сколько утвердил наше появление Витька.
- Да мы так…
- Ясно…
Только тут, я заметил на руках у новенького нашего кота. Я толкнул Мишку, но он и сам уже заметил того и засмеялся.
- Попался рыжий! А мы его гоняли-гоняли…
Новенький, странно глядя на меня, тихо произнёс:
- Хочешь его погладить? Он смирный совсем…. Смотри, - и он довольно ощутимо потрепал кота за уши, но тот отнёсся к этому совершенно равнодушно. Ему как будто это даже понравилось.
- Видишь, - продолжил мальчик, - они меня любят.
Сумерки постепенно накрывали лес, и небо на востоке из ярко красного стало нежно розовым и прозрачным. Листва берёз тоже порозовела, и что-то в этой уютной летней тишине было противоестественное, пугающее. Мне стало не по себе.
- Пойдём, Мих, а?
Но Мишка уже подошёл к коту и гладил его. Ещё бы, такой случай! Враг в плену.
- А это что у него? Поводок? – спросил Мишка, заметив на шее кота тонкую, почти незаметную верёвку. И тут же отпрянул, как от змеи.
- Стой, - сказал ему мальчик. И Мишка замер, с испугом оглядываясь на меня и беззвучно шевеля губами.
Витька подошёл к новенькому и взял в руку конец верёвки, свисающий с шеи кота.
Всё происходило как в дурном сне. В другой руке у него была ржавая рама от детского велосипеда. Витька положил её на землю и быстро привязал к ней верёвку. Его пальцы двигались с лихорадочной быстротой.
- На «раз-два-три», - сказал новенький мальчик, подходя бок о бок с Витькой к брегу пруда.
- Вы чего это?.. – почти неслышно прошептал Мишка. – Вы чего... Не надо... Зачем...
С трясущейся челюстью он переводил взгляд с меня на Витьку, а с Витьки на меня, как будто не решаясь посмотреть в лицо того мальчика. Я же, похолодевший от доселе незнакомого мне животного ужаса, смотрел как шерсть кота быстро встаёт дыбом и как рука того мальчика успокаивающе оглаживает её.
- Ну! – сказал Витька.
- Раз, два, три-и!..
Взмыв в воздух, кот извернулся и упал в воду животом вниз. Рама плюхнулась рядом. Всплеск был на удивление тихим и вода сразу сомкнулась над ними. На поверхность стали подниматься крупные пузыри, а потом, кот, видимо достигший дна, и не желавший расставаться с жизнью, пополз по нему, таща за собой железяку… Рой мелких пузырьков, похожих на млечный путь и всплывающий со дна мелкий мусор показывал его движение под водой. Задыхаясь, он немыслимо долго полз и полз, в противоположную от нас сторону, пока не задохнулся окончательно и крупный пузырь не всплыл на месте его гибели, оставив на воде мелкие хлопья жёлтой пены.
У меня тряслись ноги и руки, - ползущие по чёрной воде пузыри всё ещё стояли перед моим взором. Казалось, что весь ужас, пережитый этим существом из плоти и крови, - ужас его последних, отчаянных секунд борьбы, - вырвался из-под воды с его последним выдохом и разлился по берегу удушливым ядом, отравляя всё вся, и не давая возможности дышать.
Мишка плакал и держался за свои обмоченные штаны. У Витьки тряслась нижняя губа, и он старательно отворачивался от нас, не зная, куда ему девать свои руки... И только новенький мальчик спокойно стоял на берегу пруда и, презрительно улыбаясь своим тонко очерченным ртом, смотрел на нас. Я повернулся и пошёл к дому. Навстречу мне, из-за дальнего леса, со стороны болот, поднималась громадная жёлтая луна. Детство кончилось.