НОВОГОДНЕЕ НАСТРОЕНИЕ
Последний день года радости у меня не вызывал. Все вокруг словно с ума посходили! Бабка велела идти в подвал, наскрести муки, принести сметаны - видать задумала старая колобок печь. Вот куда он такой болтливый и пронырливый сдался?
Домовой Сидор обвесил горницу говорящими берестяными свитками собственного изготовления, и теперь они голосили на разные лады. Да не что-нибудь, а “Джингл белз”. И когда я велела им заткнуться или петь хотя бы на старославянском, обвинили меня в отсталости.
Явились Едреня с Феней и начали клянчить старый тулуп . Выдала им его и велела больше не приставать ко мне с глупыми просьбами.
Постояльцы загоняли меня заказами: одним подай жабьих лап томленых, другим - мышей сушеных, третьим - грибов заговоренных!
Один только кот Василий не донимал меня этой праздничной суетой. Спал тихонечко на печи, один разок только глаз приоткрыл и спросил сквозь дрему:
— Что ты, Олеська, недовольная такая? Новый год, праздник, а ты смур-мур-ная, как кикимора болотная!
И снова в дрему завернулся, благо у нее шерсть, как трава морская - легкая, воздушная. Колышется, да сон навевает.
Хлопнула я себя по лбу - про кикимору-то я и позабыла совсем! Просила ведь меня подружка моя, Хмара, разбудить ее к праздненству. Они там у себя на Долгом озере зимуют подо льдом, наверх не выходят, света белого не видят. А ей охота на Карачуново пришествие хоть одним глазком взглянуть да повеселиться в новогоднюю ночь!
Бабуля катала колобки (куда ей столько, ума не приложу!) и на меня не смотрела. Поэтому я выскользнула за дверь, в сенях накинула свою шубку и побежала к озеру. По дороге встретился Лель. На ногах снегоступы, под мышкой короб.
— Куда бежишь, Олеська? Все к вам, в “Три ноги”, а ты оттуда!- И скалится белозубо, - Неужто от веселья бежишь?
Вот дался им всем этот новый год! Выдумали праздник. Ничего же не изменится: Хмара опять под лед уйдет, бабка все также ворчать будет, Едреня-Феня людей пугать и сами пугаться, а Лель за девками бегать!
Послала я ему в спину попутный ветер, сама дальше побежала. Едва успела - солнце спать, под водой ни зги не видать. Насилу выудила сонную Хмару сачком для ловли рыбы. Нашлепала ей по щекам, чтоб просыпалась поскорее. Она от моих оплеух посинела еще больше и руками костлявыми всплснула:
— Что это ты, Олесенька, злая такая? Праздник ведь!
И она туда же! Схватила я ее поперек и так на плече до постоялого двора и доволокла. Поставила в сенях - оттаивать, а сама во светелку спряталась. Ну никакого новогоднего настроения!
Тьма опустилась на постоялый двор, пришла тишина, умолкли суетливые хлопоты. Только сонное посвистывание кота Василия по горнице чуть слышно.
— Эй, Васька, - погладила я пушистую шкурку, - Ты почему не вместе со всеми? Не веселишься, не радуешься?
— Я-то, Олесенька как раз сейчас рядом с елкой, рядом с бабушкой твоей, - откликнулся кот, - Ты разве не ведаешь, что мы - коты - в нескольких реальностях разом можем существовать? А вот тебе следует поторопиться - скоро Карачуново пришествие! Смотри, не прозевай!
Встрепенулась я - и правда! Что это я в одиночестве, когда все мои там, на улице?
Накинула на плечи шубейку, дверь распахнула, а во дворе елка лентами цветными убрана,огнями полыхает, колобки хоровод водят (так вот зачем они бабуле нужны были в таком количестве!), Лель на свирели дудит и заморские фрукты, похожие на маленькое солнце, из короба всем желающим раздает.
Хмара танцует, гибкие руки за голову закидывает и в небо белесыми глазами глядит. А Едреня-Феня в тулуп мехом наружу нарядились и вокруг ели носятся - людишек пришлых отпугивают.
А на небе тысячи серебряных звезд! И полоска у края земли чуть золотится.
— Олеська! - бабушка меня окликнула, - Чего стоишь, как неродная?
— Так ведь и не родная же…
— Брось, Олесенька! Не о том я, сама понимаешь. Чего пригорюнилась?
— Так никакого новогоднего настроения нет, бабушка!
— А хочешь, - хитро прищурилась бабуля, - я тебе настроение верну?
И протягивает мне грамотку в трубку закрученную, золотой нитью перевязанную. Глянула я на адрес отправителя и ахнула. Права была бабуля - вернулось настроение! То была весточка из славного Тыжгорода, от зеленоглазого оборотня Лютомира!
Тут все остановились и головы задрали. Золотая полоска на небе увеличилась и превратилась в сани, запряженные двенадцатью северными волками.
Шерсть на их загривках серебрилась, а из открытых пастей вываливались алые языки.
А в санях сидел сам Карачун. В медвежьей шубе и меховой шапке, он походил на огромного медведя и был грозен как самый свирепый бер. Его поезд промчался над нами и скрылся за синими верхушками елей.
Это было страшное зрелище, но его явление означало приход нового года, новой вехи и новой надежды на дальнейшую жизнь. Даже для нежити.