Новогоднее настроение

Новогоднее настроение

Тайка проснулась от шорканья лопаты и кряхтения деда Фëдора за окном. Ночью Дивнозëрье опять замело. Вылезать из-под тëплого одеяла так не хотелось! Но завтрак сам себя не приготовит, эх…
Близился Новый год. На днях приезжала мама и привезла ярких пахучих мандаринов из города. Даже без косточек! Но новогоднее настроение так и не появилось. Нарядить ëлку тоже не помогло…
— Ненавижу быть взрослой, — ворчала Тайка, растапливая печь. — Вот так мечтаешь поскорее вырасти, а потом начинаются сплошные проблемы! — она в сердцах брякнула заслонкой.
Огонь не хотел заниматься. И всë как-то не ладилось. Снег ещё этот дурацкий…
— Ты чаво бушуешь? — из-за печки высунулся заспанный и угрюмый домовой Никифор.
— Ой, прости, — Тайка неожиданно для самой себя всхлипнула. И чего расстроилась? Подумаешь, печка не растапливается.
— Дрова, что ль, отсырели? — Никифор надел лапти, по-хозяйски отодвинул Тайку. — Дай-ка подсоблю.
Легко ему говорить — пальцами щëлкнул, искорки побежали и… ой, потухли.
— Чавой-то оно не слушается? — пробормотал Никифор в бороду. — В собственном, понимаешь, доме.
Он подтянул штаны, подпоясанные узорчатым пояском, засучил рукава, поплевал на ладони. Щëлк — и снова ничего.
— У-у, дурацкие дрова, — домовой погрозил печке кулаком. Неудача явно задела его.
— Чё это вы делаете? — В печное устье сунулся невесть откуда взявшийся Пушок и, получив от домового звонкий щелбан, заорал: — Эй! Драться-то зачем?
— А ты чаво под руку лезешь? Ворожить мешаешь.
— Да ты уже не ворожил.
— А вот и нет!
— А вот и да!
— Перестаньте! — прикрикнула Тайка. — Ещё не хватало поссориться перед Новым годом.
— Лучше взгляните, что я нашёл, — Пушок, поворошив угли лапой, достал клочок красной ткани.
Тайка наклонилась поближе и ахнула.
— Это же колпачок! У нас что, завелись печные гномы?
— Таких не бывает, — зло буркнул домовой.
— Никифор, ну я же пошутила. Чего ты огрызаешься? — Губы опять предательски задрожали. Да что ж такое?
— Прости, Таюшка-хозяюшка, — потупился Никифор. — Чавой-то я сам не свой. Гномы энти ещё… отродясь на нашей землице их не бывало.
— А я знаю, кто это потерял, — Пушок поправил несуществующие очки. Ну всё, сейчас начнëт умничать. — Это был не гном, а шуликун.
— Звучит как «фулюган», — хихикнула Тайка. Слово было ей незнакомо, а вот Никифор хлопнул себя по лбу:
— От же ж! Как я мог запамятовать?
— Да потому что они редкие. И только перед зимними праздниками являются, — Пушок сиял от гордости. Никифор не догадался, а он догадался! — И Тая права — шуликуны те ещё «фулюганы». Знаешь, зачем они приходили? Новогоднее настроение у нас свистнули. Фьють — и нету!
Домовой вздохнул, щëлкнул пальцами, и дрова наконец-то занялись. Впору было порадоваться, но Тайке было совсем не весело. Новогоднего настроения она и впрямь за весь декабрь так и не почувствовала. Одна морока с этими праздниками. Надо убираться, готовить угощение, подарки покупать… Не то что в детстве! Когда веришь в Деда Мороза и до самой темноты слушаешь: не хлопнет ли калитка, не скрипнет ли снег под окном, не всхрапнëт ли лошадка, запряжëнная в сани, не звякнет ли колокольчик? А сейчас и ëлка не пахнет, и ëлочные игрушки какие-то ненастоящие…
— Бабушка мне о шуликунах не рассказывала, — буркнула она, сплетая руки на груди. — Вы их не выдумали?
— Обижаешь! — фыркнул Пушок. — Семëновна шуликунов не видела потому, что те долгие годы из Волшебной страны не высовывались. Боялись. Решили как-то, понимаешь, подшутить над Кощеем. А тот разгневался да загнал их аж за Кудыкину гору.
— Что, и такая есть? — Тайке всё казалось, что коловерша её разыгрывает. А потом как закричит: «Ага, попалась!»
Но Пушок с серьëзным видом кивнул:
— Угу, на самом краю Нави. Откуда знаю? Папка рассказывал. Я сперва тоже думал, что это сказки, пока однажды не поймал блудного шуликуна. Думал, мышь, а оказался человечек в кафтане. Ух и вредный! Его свои же с Кудыкиной горы за дурной характер выперли, представляешь?
— Надеюсь, ты его не съел?
— Я что, дурак — жрать всякую гадость? Поймал и папке отнëс. А тот его допросил с пристрастием. Дело как раз окрест Самой Тëмной Ночи было. И оказалось, что шуликун пришёл, чтобы наше праздничное настроение украсть, — Пушок от негодования захлопал крыльями так, что уронил стоявшую у печи кочергу.
— И что же было дальше? — Тайка поморщилась от грохота.
— А ничего. Пока старшие думали, как наказать негодяя, тот смылся. И праздник не задался. Все смурные ходили да злые. Я по хвосту получил ни за что ни про что. А вскоре на нас Жар-птицы напали, и я оказался в Дивнозëрье. Но эту историю ты уже слышала. Вот я думаю: не шуликун ли нас врагу сдал? Или просто беду накликал?
— Я слыхал, энти могут, — кивнул Никифор. — Был и в Дивнозëрье случай. Сам не видел, но Лукьян Лукьяныч — старейший из местных домовых — рассказывал, мол, явились в предновогодье шуликуны энти. На постой попросилися. Дескать, сами мы не местные, поможите, добрые нелюди. Ну, их пригрели, чарочкой угостили да хлебами свежими. А с утра глядь — праздничного настроения как не бывало! Вдобавок в одном доме куры нестись перестали, в другом бельë прямо с верëвки пропало, в третьем вилок недосчитались. Наши тогда собрались да намяли бока воришкам. А Лукьяныч сказал, мол, увижу ещё раз красношапых — прибью. Вот они и прячутся. Где-то в лесу живут, но на глаза не показываются.
— Выходит, ты их сам никогда не видел? — Тайка почесала в затылке.
— Нет. Но Лукьянычу верю.
— А что же Гриня их не приструнит, если они в лесу?
— Дык грю: спят летом красношапые. Всё у них наоборот, не как у приличной нечисти, — Никифор осуждающе цокнул языком.
— Понятно. Значит, придëтся найти их и заставить вернуть украденное. А то ишь, распоясались! — Тайка в сердцах стукнула кулаком о ладонь.
Выходит, бабушку шуликуны боялись, а её сочли неумехой. Ничего, она им ещё покажет, на что способна маленькая ведьма! Дивнозëрье сейчас под её защитой, значит, ей и разбираться.
— Детектив Пушок готов к оперативному выезду. То есть вылету! — коловерша взмахнул крыльями.
— А детектив знает, где искать злоумышленников? Лес-то большой, — прищурился Никифор.
Пушок повесил уши:
— Э-э-э… никак нет. Но Тая знает. Правда, Тай? У нас же есть шапочка. Значит, чтобы найти владельца, нужно какое-нибудь заклинание.
Коловерша не ошибся, такое заклинание в бабушкиной тетрадке и впрямь было. Только на страницу что-то капнуло и чернила растеклись. Там, где слова нельзя было прочитать, Тайке пришлось импровизировать. Хотелось, конечно, использовать дивьи чары, а то зря, что ли, в Дивье царство летала?
Она взяла блюдце, положила на него колпачок, свежее румяное яблоко и заговорила нараспев:
«Покатись-ка, яблочко, сделай круг — ни снегов не бойся, ни лютых вьюг. До того, кто прячется, дотянись. Потерявший шапочку — появись!»
Никифор одобрительно крякнул, когда по фарфоровой поверхности пошла рябь, а затем показались очертания заснеженных деревьев. Жаль, этим всё и ограничилось.
— Наверное, я что-то не так сделала, — вздохнула Тайка.
— Или шуликуны слишком хорошо прячутся. Наколдовали себе защиту, панимашь! — домовой погрозил блюдечку пальцем.
— А что думает господин детектив?
— Я? — Пушок закашлялся, подавившись яблоком.
— Господин детектив материалы дела жрать изволит, — хохотнул Никифор.
— Я подумал, оно больше не нужно, — сконфузился коловерша. — Кстати, вон то дерево кажется знакомым.
Он ткнул когтем в уже начавшее исчезать изображение.
— Ой, и правда! Это же раздвоенная сосна. Мы там летом грибы собирали! — Тайка захлопала в ладоши.
— Там и перекрëсток лесных дорог, и ручей рядом. А шуликуны и то, и другое любят. Уже можно объявить оперативный вылет? — Пушок дождался кивка от Тайки и на радостях пробуксовал когтями по полу.
— Ух-ух! Погнали! Колпачок не забудь! Будет чем выманивать гада из сугроба. Возьмём его тëпленьким!

***
До раздвоенной сосны пришлось идти на лыжах. Это Пушку легко — раскрыл крылья и полетел, а Тайке пришлось пробираться по настоящей снежной целине. Пока они шли, наступили сумерки. Но коловерша сказал, что это даже хорошо. Мол, шуликун ни за что не покажется при свете дня.
— А ты уверен, что он захочет вернуть свою шапку? — Тайка с сомнением огляделась.
Огромные — в человеческий рост — сугробы пестрели птичьими следами. Как угадать, под которым из них прячутся вредные воришки?
— Конечно, захочет. Он что, дурак — зимой без шапки ходить? — фыркнул Пушок.
Жаль, Никифор с ними не пошёл — предпочёл остаться в тепле. Тайка сейчас не отказалась бы от его мудрого совета. Она ведь совсем не знала, как вести себя с шуликунами.
— Просто положи вещдок на сугроб и смотри в оба, — зашептал коловерша, щекоча ей усами ухо. — Я в прошлый раз негодяя так же поймал.
— У вас же снега вроде не было?
— Так они и в землю закопаться могут. Как кроты.
— Ладно, убедил, — Тайка положила колпачок на сугроб и затаилась.
Ждать пришлось недолго — она даже замëрзнуть не успела. В сугробе вдруг протаяло круглое окошко, из которого высунулось сморщенное курносое личико.
Больше всего Тайку поразил высокий лоб шуликуна и остроконечная лысая макушка. Так вот почему они колпачки носят, оказывается!
— Ой, фапофка нафлась! — возликовал воришка (интересно, они все шепелявят или только этот?).
Но стоило ему протянуть к колпачку руку, как Пушок прыгнул. Ловко и бесшумно — так умеют только коты и совы. Не зря коловерша обладал чертами и тех, и других.
«Ишь, охотник!» — мысленно восхитилась Тайка.
В тот же миг шуликун истошно заверещал — аж уши заложило:
— Караул! Убифают!!!
— Ну-ну, не преувеличивай, — Пушок поморщился, крепче сжимая в когтях добычу.
— Ты мне кафтан помнëф!
— И не только кафтан. А ну, возвращай новогоднее настроение в Дивнозëрье, слышишь!
— Не полуфится, — шуликун хлюпнул носом. — Я его детфоре уж раздал. Обратно не заберëф.
— Какой такой детворе? — Тайка шагнула ближе.
Шуликун вздрогнул, заметив её, но, быстро взяв себя в руки, затараторил:
— Фуликунятам маленьким. Фтобы у них Нофый год был хорофым и фястлифым. Фмотри!
Он свистнул так, что с сосновых лап упали хлопья снега. А Тайка ахнула, потому что на её глазах сугроб вдруг стал прозрачным. А под ним — кто бы мог подумать! — оказался шуликуний домик.
В комнате с круглыми окошками у камина на кресле-качалке сидела бабушка и вязала носки. Матушка с тройняшками-шуликунятами наряжали ëлку льдинками и лесными корягами. Макушку украшал вмороженный в лëд алый листик клëна. Стол, сделанный из спиленного пня, ломился от яств.
— Низя лифать дефей праздника, — всхлипнул шуликун.
— А других, значит, можно? В Дивнозëрье тоже есть дети, и в этом году у них не будет новогоднего настроения.
— А у моих дефей его не было многие годы, — шуликун выдавил слезу.
Не поддаваться было сложно, но Тайка не отступала.
— Почему бы нам просто не поделить новогоднее настроение, чтобы всем хватило?
— Ты дурофка? — скрипнул зубами шуликун. — Это же тебе не апельфин. На дольки не поделиф. Да и толку от этих долек…
— Неправда! Когда разделяешь новогоднее настроение с другими, его становится только больше. Потому что каждый вкладывает в праздник частичку своей души. И от множества таких искорок всем становится теплей и радостней.
— Тая, не трать красноречие понапрасну, — встрял Пушок. — Этот тип врëт и не краснеет. Нет у него никаких шуликунят. Всё себе захапать хочет. У-у-у, жадина!
— Как же нет, когда вот, — Тайка кивнула на сугроб.
— Это иллюзия. Он тебя разжалобить пытается, зубы заговаривает.
— Ифь, фитренький! — шуликун сплюнул на снег, и сугроб стал прежним. — Рафкуфил мой морок. Как догадался?
— А ты меня не узнаёшь? — Пушок приподнял верхнюю губу, показав клыки. — Хотя да, я в те годы ещё котëнком был...
— Так это ты?! — пискнул шуликун срывающимся голосом. — Принефла же нелёфкая!
— Я всё про тебя знаю, — эти слова Пушок промурлыкал, но прозвучало всё равно угрожающе. — И что деток у вашего племени нет, потому что вы из печного пепла родитесь, и что людей с пути зимой сбиваете да норовите в прорубь заманить, и что праздник нарочно портите.
— Я ж в Дифнозёрье сбежал, фтобы вас, коловерфей, больше не фстречать. Горе мне, горе, — шуликун закатил глаза.
А Пушок усмехнулся:
— Облажался, голубчик. Нас тут знаешь сколько? Тебе и не снилось. Даже один лысый есть. Типа сфинкс. Вот он вообще зверь! А я добрый. Поэтому предлагаю: возвращаешь нам новогоднее настроение, забираешь шапку — и чтобы больше мы тебя в Дивнозёрье не видели.
— Хорофо-хорофо. Только, пожалуйфта, не надо ф-финкса!
Пушок слегка разжал когти, позволив шуликуну достать из кармана круглую льдинку, внутри которой сияло-переливалось что-то похожее на огонёк новогодней гирлянды. Тайка сообразила: протянула ладонь, а потом крепко-крепко сжала её в кулаке. Пусть поскорей растает.
Они с Пушком переглянулись, и коловерша отпустил шуликуна. Тот схватил колпачок, впопыхах напялил его задом наперёд и — плюх — нырнул в сугроб: только его и видели.

***
Обратный путь выдался нелёгким. Льдинка обжигала ладонь холодом, даже варежки не помогали. Хорошо, что Пушок помог нести лыжные палки.
— Ты молодец. Я бы без тебя ни за что не справилась, — сказала Тайка, когда они вошли в деревню.
И это была чистая правда. Шуликуну почти удалось её обмануть.
— Скажи это ещё раз, — коловерша раздулся от гордости, став похожим на мохнатый шарик.
— Это полностью ваш успех, детектив. Вы заслужили шоколадную медаль от благодарных жителей Дивнозëрья.
— Всего одну? Я рассчитывал минимум на три. И праздничный торт. У нас же будет торт?
Рукам больше не было холодно: искорка наконец-то оттаяла. Теперь Тайка ощущала лишь щекотное покалывание в ладони, словно от пузырьков газировки. Внутри тëплой волной разливалась позабытая радость. Искренняя, как в детстве.
Лёгкий снежок кружился в воздухе, в окнах горел уютный свет, весело мигали лампочки ëлок, где-то вдалеке слышался гитарный перебор и песня. В какой-то миг ей даже почудилось тихое ржание, скрип полозьев и звон бубенцов за поворотом. Но Тайка не побежала на звук, чтобы не спугнуть чудо. Пусть Дед Мороз спокойно развозит подарки, а она будет заниматься своими делами.
— Конечно, будет торт, — улыбнулась Тайка. — И салат оливье. И мандарины. Всё будет, Пушочек. Ведь завтра Новый год!
И искорка на ладони, словно услышав её слова, засияла ещё ярче.