Новые Русские: Мертвы Закону

Вечер 29 августа 1994 года, под Москвой.

Его никогда не послали бы на «стажировку» ни в одну из горячих точек. Им очень дорожили. И ему нечему было учиться. Решение Горина направить на выручку Корневу именно этого человека было вовсе не обусловлено тем, что «третий отдел» «Астратура» просто не был готов к такому повороту событий, и большинство бойцов не успело еще вернуться из Сербской Краины, куда они конвоировали груз приборов ночного видения и винтовок СВД — конвой такой ценный, что Люблинский дал сопровождавшим его ребятам приказ прорываться хоть против частей регулярных армий.

Нет, Злой понимал, что, поскольку ЯК-54, кроме пилота, может нести еще только одного человека, лететь в любом случае пришлось бы именно ему. Конечно, у него был ряд внушающих опасение конкурентов — любимчик Корнева Богдан, лихо справлявшийся с Шамилем и затем, по слухам, провернувший что-то серьезное в Греции, Кастет и Ротный, устроившие летом 1994 года такой лихой развал в Сестрорецком курорте, когда они, эти парни, фактически вдвоем (конечно, с каждым в машине было по водителю и по прикрывающему, но те дай Бог, если успевали уворачиваться от пуль и подстрелить хоть одного воробья!) вновь расчистили для «Астратура» Выборгское шоссе, за власть над которым тогда шла борьба между серьезными частными фирмами Петербурга и невесть откуда взявшейся карело-финской самодеятельностью. Были и еще ребятки, но — где они сейчас?! Кто — при заграничных представительствах «Астратура», кто, как Кастет и Ротный, оскалив стальные зубы стволов, сидят сейчас вокруг Смирнова, а Богдаша и вообще вляпался... А он сам — вновь в свободном поиске, перед ним вновь только цель и — вперед, сам себе голова, никаких приказов, никаких начальников. Злой любил такие поручения, он всегда считал себя свободным художником и больше всего на свете любил играть с вечно меняющимися обстоятельствами жизни.

Так и сейчас, спрыгнув на бетонку аэродрома, он подумал было, что Корнев решил перестраховаться. Сейчас нужно будет красиво хлопнуть корреспондента, чтобы освободить место для Николаича в самолете, а затем своим ходом возвращаться в Питер.

Подбегая, он крикнул шефу подготовленную заранее фразу с ключевым словечком «развозмущать-ся», означавшим готовность к реализации, но, когда Корнев никак не отреагировал на его слова, Злой понял, что его ждет работенка поинтереснее. «Умник», как с некоторым оттенком пренебрежения поначалу называли между собой «ликвидаторы» Игоря Корнева (молод, вечно по заграницам с блядьми импортными ошивается, опять же, если о том, что творили в городе Люблянский и Смирнов во времена становления «Астратура», давно уже были сложены народные сказания, а Горин и в бытность ментом достаточно показал себя, то этот вроде умудрился подняться наверх, лично никого и пальцем не тронув), — «Умник» был, как всегда, спокоен и невозмутим.

Эти его спокойствие и невозмутимость — никто никогда не слышал, чтобы Корнева что-либо могло удивить, — плюс сдержанные похвалы «ликвидаторов», которым доводилось работать с Корневым в связке, плюс странное поведение (не принято же так светиться, презентации какие-то, мать их...) — все это вкупе постепенно привело к тому, что кликуха «Умник» стала произноситься более почтительно. Что до оттенка пренебрежения, то он исчез полностью, когда «ликвидаторы» заметили еще одну, связанную с Корневым странность: в операциях, спланированных им лично, максимальный эффект акции достигался при минимальном риске для исполнителей.

Похоже, Николаича вообще не требовалось «спасать», как выразился в Петербурге Горин, сажая Злого на самолет. Спокойный, как всегда, ни единого человека охраны, в какой-то глухомани подмосковной... нет, он определенно производил впечатление!

Мелькнули фары.

— Свои, — не оборачиваясь, бросил Корнев, про должая как-то странно смотреть на корреспондента.

Наконец они попрощались, писака не слишком бодро затопал к самолету.

— Пойдем.

Мерзостный голос что-то вновь объявил по трансляции.

Не обращая никакого внимания на устремившийся по взлетной полосе ЯК, Злой — как всегда, внимательный и готовый ко всему — пошел вслед за Корневым.

Игорь развел руками кусты, учтиво придержал их перед Злым и уверенно зашагал к одной из подъехавших машин. «ГАЗ-24», запыленный и в пятнах грязи. Все правильно, новенькая чистая иномарка странно смотрелась бы в сельской местности. Распахнулась дверца заднего сиденья, сидевший внутри человек подвинулся. Корнев сел в середину, Злой — рядом, захлопнув за собой дверцу. Впереди сидели еще двое.

«Волга» сразу же рванулась, следом за ней стартовал неприметный «жигуленок».

— Начнется тема, Злой, не активизируйся сразу, пусть поработают прикрывающие, — ввел в курс Игорь прилетевшего в самолете человека, — поехали куда-нибудь, где тут машины останавливаются. Встанем, поговорим, я вас представлю.

— В узком месте вода особенно стремительна, — сказали странное с переднего сиденья, — за последние полчаса появились свежие новости. Мы тоже говорили с Петербургом.

— Значит, тем больше тем для разговора.

«Дьявол! — Злой наконец сообразил. — Узкоглазые! Дело круто!» Он осекся. За «узкоглазых» ему как-то крупно влетело от Сергея Горина, затем и Умник, уже по другому случаю, после тренировки у Лэй Цзиня, прочел лекцию: «Злой, с точки зрения любого узкоглазого — а что делать, действительно глаза как щелки, — у нас, русопятых, очень большие носы. Ты мужик умный и не обиделся бы, если б тебя постоянно звали «большеносым». Другое дело, что ты не стал бы общаться с таким человеком, тебе просто бы надоело: почему «большеносый», а не «прекраснодушный» или там «сероглазый»? Так вот, тебе нужно захотеть, чтобы узкоглазые не прекратили с тобой общаться. Я не слишком нудно? Делай выводы».