Когда все началось, мы с дедулей мчались на скутере с ежевечерней прогулки. Я управлял, он восседал сзади. Вцепился в меня так, что, казалось, его пальцы намертво застрянут между моими ребрами и папуле придется извлекать их хирургическим путем — не иначе, потому как про другие пути он знал мало.
В небе появилась голова какого-то уродливого существа, дедуля дал мне кулаком поддых и заорал в ухо. Он у нас глуховат, поэтому вопль вышел что надо — я чуть со скутера не шмякнулся с дедулей в придачу:
— Гера, слышь, внучок, ну-ка тормози! Похоже, сей инопланетный прохвост сейчас речь толкать будет.
— Ну, здрасьте, — буркнул я, притормаживая. — Явились — не запылились…
Я остановился на обочине, чтобы как хорошо воспитанный молодой человек выслушать чью-то очень неприятную голову. Дедуля, кряхтя, слез со скутера и устроился на ближайшем валуне. Наверное решил, что оттуда будет лучше видно. Голова в небе, собираясь с мыслями, прокашлялась.
— Ну давай уже, не тяни! — поторопил дедуля.
— Жители Земли! — начал пришелец. — Мы пришли с миром и хотим помочь! Знаем, что не так давно ваша планета подверглась атаке других инопланетных существ, по случаю чего ваши ученые послали в космос сигнал бедствия. И он был услышан. Нами! Мы пришли помочь. Принесли вам технологии и мир!
— Как будто вы здесь кому-то нужны, — проворчал дедуля. — Была война, да вся вышла. Чего приперлись, спрашивается? Не нужно нам ничего — ни мир этот, ни технологии. Мы сами с усами!
— Похоже, кто-то напрашивается на новую войну, — сказал я ни к кому конкретно не обращаясь, и не имея в виду никого конкретного.
— Да кто ж его знает, — ответил дедуля, решив, что я затеял с ним разговор.
К счастью, позвонила мамуля и стала ругаться, мол, в небе чёрт-те что делается, а мы со стариканом где-то шляемся.
— Да едем уже, — буркнул я, помогая дедуле снова забраться на скутер.
Дома собралось наше многочисленное семейство в полном составе и, наверное, половина поселка — хоть он и небольшой, но все же. Вторая половина осталась снаружи, так как вместить всех желающих наш дом не мог, хоть и был огроменный.
Все страшно галдели, поэтому дедуля прямо с порога заорал так, что стены затряслись. А дом у нас добротный, моим папулей и его пятью братьями на совесть сделанный в то время, пока их отец, дедуля то бишь, пребывал в летаргическом сне по случаю очередного перерождения.
Так вот дедуля рявкнул:
— Цыц, окаянные!
И все замолчали. Надо сказать, в нашем поселке дедулю все слушаются, потому что он самый старенький, хотя держится молодцом, и так сразу про него и не подумаешь. Лет ему, наверное, целая тысяча, потому что он единственный, кто отчётливо помнит и первое вторжение, и злополучный сигнал бедствия, отправленный, по-видимому, самыми дебильными учеными, которые когда-либо водились на этой планете. Остальные стариканы тогда были мелкие, вроде меня сейчас, и помнят только самое приятное.
— Цыц! — ещё раз для проформы рявкнул дедуля несмотря на то, что все умолкли и после первого цыканья. — У нас тут чужаки, — сказал он, выразительно взглянув на потолок. — К сожалению не первые и, очевидно, не последние. Поэтому сейчас нужно срочно придумать, как будем эту кашу расхлебывать.
— А чего тут придумывать, — вперед вышел мой папуля, по обыкновению сжимая в левой руке скальпель. — Давайте пригласим их к нам, накормим, напоим, а когда они уснут, мы их… — И он игриво провел скальпелем по шее. Но немного не рассчитал и перерезал себе горло. Кровища потекла рекой. Но все уже давно привыкли к его выходкам, так что не обратили на это никакого внимания. Все, кроме мамули. Она всучила папуле чистое влажное полотенце, предварительно отхлестав его им по щекам, потом, уперев руки в боки, заявила:
— А тебе лишь бы напоить кого-нибудь! Совсем стыд потерял!
Тут она говорила чистую правду, потому что выпить папуля был не дурак. Как и все его многочисленные братья, которых дедуля с бабулей в первую послевоенную эпоху Благочестивого Разврата наплодили. Как говорит мамуля, любили они пошалить, прочитав пару-тройку страниц любовных романов, коими изобиловали магазины. Вроде правительству нужен был быстрый прирост населения и все такое. Но поскольку тогда старались исключительно бабуля и дедуля, прирост населения был только в их семье. А правительство осталось с носом.
— Ну хорошо, — смиренно проговорил папуля, вытирая кровь с шеи, рана на которой уже затянулась. — Давайте не будем никого кормить и поить, хотя, как по мне, это будет невежливо. Давайте просто вызовем их сюда, вроде как поговорить, а потом — хрясь!..
Тут он снова попытался было перерезать себе горло, но дедуля успел перехватить его руку. И скальпель отобрал. На всякий случай. Папуле это не очень понравилось, но он смирился. Не спорить же с дедулей.
— Итак, — дедуля окинул суровым взглядом всех собравшихся. — Будут какие-нибудь другие предложения?
— Ну, это, — почесывая лысый затылок, вперед вышел Трехногий Фетр, крепко сжимая свою шляпу. Фетровую, само собой, коих имел дома целый склад. И у него и правда было три ноги, поэтому ходил он очень медленно и постоянно обо что-то спотыкался. Собственно, из-за всего этого его Трехногим Фетром и прозвали.
В общем, вышел он и сказал.
— Конечно же, ни поить, ни кормить мы никаких чужаков не будем. Как предлагал предыдущий оратор, давайте вызовем их сюда, но для переговоров, а не смертоубийства, узнаем, что им на самом деле нужно, а потом посмотрим по обстоятельствам. Вдруг они и правда прилетели помочь. Если только за этим, то улетят восвояси, едва поймут, что мы более ни в чьей помощи не нуждаемся. А коли нет, то мы на них управу найдем!
И Трехногий Фетр угрожающе потряс свободным от шляпы кулаком.
После него вышла Слепая Провидица и сказала, что она против того, чтобы пускать к нам чужаков. И вообще нужно долбануть по ним телепатическим лучом, и дело с концом. Никто из нас понятия не имел, что это за телепатический луч такой, которым она вечно всем угрожала, поэтому собравшиеся дружно запротестовали, и Слепая Провидица ушла, презрительно плюнув на пол, отчего тот немедленно разъело.