Ну здравствуй, Люся!

Ну здравствуй, Люся!

Как бы ты ни был тяжело контужен –
Смейся! Мозг человеку не нужен!
…Славься, маразм, идиотизм!
Наше счастье – автоматизм!
…По утрам под подушкою шарю я:
Где мое левое полушарие?

Ольга Горпенко
Заплаканная, явно испуганная женщина, сидела в неудобной позе на полу в полутёмной комнате, глядя в раскрытую тетрадь, подсвечивая текст тусклым фонариком.
Руки её дрожали, плечи вздрагивали. Хлюпающий нос, заплывшие от продолжительного плача глаза, рыдающие спазмы в горле…
Ладонью Люда прикрывала рот, словно боялась, что из него могут вылететь роковые слова, которые перевернут жизнь, заставляя до её завершения находиться в неестественном положении.
Впрочем, всё началось настолько давно, что хождение на голове стало для неё обыденным, привычным состоянием.
Хорошо ещё, что нашла фонарик. Так бы и сидела в темноте.
Свет в комнате выключил муж, в наказание, якобы за попытку измены, на которую даже намёка не было.
Это он так самоутверждается.
Мужу нет нужды иметь реальные подозрения. Просто Василий считает, что время от времени жену обязательно нужно наказывать, авансом, чтобы неповадно было разевать рот, и иметь собственное мнение.
Сегодня муж превзошёл в жестокости сам себя. У него было плохое настроение, а Людмила пришла домой на полчаса позже обычного, задержалась на работе.
Василий насилу дождался её прихода. С видимым удовольствием накручивал в разыгравшемся воображении степень её вины: смаковал варианты воспитательных мер, изобретая изощрённые кары, от которых у него возникала железная эрекция.
Не задавая вопросов, супруг схватил жену за руку словно клещами, и потащил по коридору, не обращая внимания на боль, которую причиняет.
В таком возбуждённом состоянии Люда его ещё не видела.
Испугалась женщина моментально, потеряв дар речи и способность сопротивляться. На уровне инстинкта поняла – будет бить.
Василий грубо затолкал её в комнату, которую обычно держал закрытой на ключ. Установку металлических дверей с сейфовыми замками и кованых решёток на окнах объяснил тем, что когда поедут в отпуске на море, нужно подстраховаться от грабителей.
Люда тогда поверила.
Супруг безжалостно завернув ей руку за спину, рывком повалил на кровать лицом вниз, застегнул на запястьях наручники, намеренно затянув их в болевую, запирающую движение крови позицию.
Женщина кричала, просила пощады, но Василий был неумолим, предъявляя списком абсурдные претензии. Грубо порвал по шву юбку, затем трусы, которые засунул жене в рот, для чего зажал нос, пока она не начала задыхаться.
Наручники приковал к спинке кровати, натянув до предела. Пусть помучается.
Связанные по отдельности, растянутые в стороны ноги закрепил на второй спинке, и принялся бить по ягодицам деревянной разделочной доской, положив на них мокрое полотенце, чтобы доставить максимальную боль, но оставлять меньше следов.
Зачем? Так ей завтра на работу идти. Должен же кто-то деньги зарабатывать.
Бил Василий сосредоточенно, увлечённо, с оттягом, явно наслаждаясь впечатлением от болезненной реакции, спокойно поясняя Людмиле, что делает это для её же пользы, чтобы знала истинное место в жизни, в семейной иерархии, чтобы не смела впредь перечить мужчине, поскольку все беды в жизни именно от бабской вольницы происходят.
После серии ударов муж вожделённо целовал воспалённую ударами нежную кожу, явно увлекаясь, норовил протолкнуть руку глубже в соцветие между ног.
Василия это сильно заводило, возбуждало извращённые эротические фантазии.
Всё это время, не умолкая, говорил о любви, о дисциплине, о порядке в доме, поруганных чувствах, строил планы на будущее, в котором Людмиле не было места.
Василий закончил экзекуцию только когда сам основательно устал, не заботясь о состоянии жены.
Натешившись вволю, перевернул её на спину. Грубо, словно мешок с опилками.
Расстегнул наручники и поцеловал, сначала в нос, потом в заплаканные глаза. В заключении взасос в обкусанные от боли губы.
– Поверь, Люсенька, я тебя очень люблю. Именно поэтому учу как правильно себя вести. Сейчас я тебя оставлю, ты подумаешь, возможно, тогда разрешу попросить прощения.
Я тобой очень недоволен. Запомни это навсегда.
Комнату пока закрою на ключ. Убежать отсюда невозможно. На окнах кованые решётки, дверь сейфовая, металлическая, открывается только ключом. Свет выключаю, чтобы ничто не отвлекало тебя от принятия правильного решения. Не скучай. Я скоро, любимая.
Придя в себя, Людмила с трудом встала с кровати, начала в потёмках шарить по углам, ещё не зная, чего и зачем ищет.
Расположение предметов она приблизительно помнила, время от времени делала здесь приборку. Знала, что где-то в угловой тумбочке есть фонарик.
Ей нужно было чем-то заняться, чтобы не сойти с ума от страха. Осознание себя униженной, неопределённость положения, туманные перспективы жизни, всё это приводило в ужас. Люда не могла понять, как такое могло случиться с ней, лишь недавно с таким трудом вырвавшейся из лап мужа-насильника.
Как такое может случиться, чтобы дважды напороться на садиста?
Ведь это он, Василий, её муж, помог справиться с Генкой. Неужели лишь затем, чтобы самому занять вакантное место?
Она и предположить не могла, что подобное может произойти, хотя больно Василий делал неоднократно.
Ей казалось, что это происходило нечаянно, случайно. Потом Василий долго извинялся, говорил, что не смог сдержаться из-за неприятностей на работе.
После подобных случаев муж был особенно ласков, предупредителен и щедр.
Неужели это было исследование пределов допустимой границы нападения?
– Выходит, я сама подсказывала, что можно, чего нельзя… как особенно обидно и больно.
Людмила верила в ненамеренный характер грубостей, потому прощала.
Она была благодарна Василию за участие и помощь в избавлении от Генки, для которого удар в лицо был обыденным методом решения любого разногласия.
К тому же любовь.
Вася был так ласков, так заботлив и нежен.
Если в первом браке секс был банальной обязанностью, исполнением супружеского долга, то с ним Людмила испытала поистине сказочные часы незабываемых дней и ночей, наполненных чувственностью, граничащей с временной потерей рассудка.
Она не раз теряла сознание в брачных играх, сгорая от страсти, захлёбываясь от избытка эмоций, переполнявших всё её существо.
Внутри тела не хватало места для закипающего, клокочущего ощущения безмерного счастья, которое окрыляло, заставляя дарить, дарить и дарить.
Неужели перестаралась, дав настолько много, что муж не смог унести этот груз?
Глупости. От избытка счастья не избавляются так нелепо. Его оберегают, накапливают, холят и лелеют.
Тут что-то другое, животное.
Скорее всего, она нечаянно разбудила дремавшие в нём тёмные силы, которые только и ждали своего часа, чтобы проявиться.
И что дальше, бежать? Но ведь всё то, что они имеют, принадлежит не ему, ей.
В старом чемоданчике мужа, о котором она даже не знала, совершенно случайно Люда нашла его дневниковые записи.
Довольно странное занятие для человека, работавшего в правоохранительных органах.
Именно их женщина сейчас и читала.
Она бы и внимания на эту тетрадь не обратила. Нет, и не было у неё никогда привычки лезть в чужие вещи, тем более читать бумаги из прошлого, но в связи с последними событиями Люда имеет право изменить брачный договор в одностороннем порядке, вероломно и жестоко нарушенный накануне мужем.
У каждого в семье должно быть личное пространство, абсолютно интимное, куда никто не имеет право вторгаться. Это она отлично понимала.
С замужеством прежняя жизнь обнуляется, аннулируются события, не имеющие отношения к нынешней семейной жизни, какими бы они ни были.
Это аксиома, незыблемое правило.
Иначе два взрослых человека не смогут уравновесить взаимные претензии никогда.
Прошлое нужно безжалостно отбрасывать.
Так она считала прежде.
Кстати, перед свадьбой они с Васей это и многое другое основательно обговорили, придя к обоюдному соглашению практически по всем вопросам.
Её внимание привлекло название на обложке, написанное ровным каллиграфическим почерком мужа "Ну, здравствуй, Люся!"
Что ещё за Люся была или есть сегодня в его жизни, кроме неё?
От прочтения первых строк округлились, вылезли из орбит глаза, стало жарко и душно. Это однозначно о ней.
Причём дата на первой записи трёхлетней давности, когда никаких отношений не было в помине.
Да, Людмила была осведомлена о его существовании. Всё же одноклассник. Но никаких контактов, тем более близкой связи, не было, и быть не могло. Она была замужем.
Неважно, что отношения с Генкой катились под гору, изжив себя полностью через несколько месяцев после свадьбы.
Женщина тогда однозначно чувствовала себя семейной, не могла позволить себе не только адюльтера, даже мимолётного флирта. Таково было её воспитание.
" 26 июля 2003 года. Сегодня завожу новый дневник. Причина для этого нарисовалась серьёзная, можно сказать радикальная, способная в корне изменить вектор жизни.
Встретил одноклассницу, Люську Любимову.
Говорящая фамилия, намекающая на страсть.
Ещё в школе много раз хотел её отыметь, сколько раз раздевал мысленно, прижимая за упругую задницу.
Чувственный аппетит во мне Люська разжигала постоянно. Пробовал подкатывать, но напрасно. Недотрога была.
Фигуристая зараза, глазастая, худая и стройная, агрудь как у взрослой девицы. Обольстительница. Но не моя. Была.
Чувырла, конечно, ещё та, но очень чувствительная и перспективная для будущих отношений, хоть и замужем.
Ладно, моё от меня не уйдёт. Я ждать умею. В своё время до мелочей обиды припомню. Пожалеет, что на свет родилась.
Вид у Люськи расстроенный, глаз подбит, сверкает аки радуга. Честно говоря, я даже порадовался. Так ей и надо. И потом, это способствует началу общения.
Одета в фирму, а выглядит хреново.
Разве можно такой счастливый случай упускать?
Пожалел. Разговорил, начал успокаивать.
Поверила, идиотка, в искренность и чуткость.
Ещё бы, я умею быть убедительным. Она ещё в школе дурочкой была набитой. У неё все эмоции на мордашке написаны, как уличная реклама.
Помню, как шутили над ней, зная нелепую доверчивость. Попадание в цель сто процентов. Это мне на руку.
Слышал от дружков-однокашников, поднялась девочка. Высшее образование, в руководстве коммерческой фирмы на главных ролях.
Во! Такую жёнушку мне и нужно. Сколько можно в ментовке лямку тянуть за копейки? Надоело. Люськиного заработка на двоих с лихвой хватит.
Заживу как турецкий султан.
Квартирка у неё трёхкомнатная.
Нужно узнать, на кого оформлена.
Замуж вышла совсем недавно, а жильё приобрела давно. Скорее всего, Люськина собственность. Значит, моей будет.
Это хорошо. Это очень хорошо!
Фингал однозначно муж засветил, зуб даю.
Не призналась. Сказала, что о дверь ударилась.
Понятно, стыдно же. Ладно, я за этой дверью теперь присмотрю. Не даром, конечно.
Побои – преступление серьёзное. Соберу на придурка досье. Для этого не обязательно иметь подлинники актов освидетельствования. Откуда ему знать, как они выглядят? Липовое заявление от потерпевшей тоже не проблема. Ещё в школе освоил науку копировать подписи. Из этого и будем исходить.
Припугну, ещё и бабла срублю по-лёгкому.
Разведу голубков, да не как-нибудь, с помпой, и начну наступление. Да она мне благодарна будет за спасение из лап насильника.
Поиграем с Люськой в настоящие романтические отношения, пока от новизны чувств тестостерон зашкаливает. Надоест, тогда видно будет.
Пока девочка свеженькая, изображу настоящую неземную любовь. Ей понравится. Обещаю.
Нужно подробнее разузнать, что к чему. Кишками чую, беспроигрышный вариант.
Через недельку встречу Люську, встряхнём пыль с прошлого, припомним что было. Ностальгия на таких пришибленных девочек оказывает волшебное действие, а если намекнуть, что чуть не с первого класса влюблён в неё был, она моя.
Не сразу, конечно растает. Придётся постараться.
Однако труд облагораживает. Не бесплатно же. Счёт Люське будет предъявлен основательный.
Настойчивость и страстность творят чудеса. Добьюсь неземной любви, чего бы это ни стоило.
Что-то размечтался я. Не захочешь безотказное обаяние, замечательно срабатывает.
У них от повышенного внимания крышу сносит, тогда бери голыми руками.
Почувствую, что клюнула, возьму паузу, чтобы эмоции подогреть.
Сразу подсекать нельзя, может сорваться.
Соскучится, начнёт искать встреч и внимания, организую повторную атаку с нежностями и прогулками по болевым точкам души.
Потом напомню о себе, спустя срок. Пусть созреет, нафантазирует любовь.
Девки это умеют. Главное им не мешать.
Этот процесс в тишине происходит, в основном по ночам, когда темно.
Луна со звёздами, возбуждённый мозг требует ласк, гормоны трясут. Эх!
Замужние бабы привыкли по ночам предаваться вожделению. Природа во всех одинаково бродит.
Надо же, да во мне писатель погибает. Вот и займусь роман писать, когда на Люськину шею прочно сяду.
Нужно будет цветочки для начала подарить, в глазки заглянуть, размякнуть самому чувственно, обнять, подразнить чувственным поцелуем и пропасть на время, словно ничего не было.
Это должно страсть разжечь.
В тупой бабьей башке эмоции вперемежку с гормонами кипеть начнут.
Должно сработать, если по уму замутить.
А как созреет для интимных признаний, приглашу кофейку попить с пирожным.
Я умею быть ласковым.
Задурить голову не сложно.
Больше восхищения, комплиментов, себя попроще держать: недостоин, мол, и всё такое, но готов звёзды с неба достать. Эта романтическая хрень работает безотказно, проверено сколько раз.
Главное память, память включить на полную мощность, подробности предъявить, интимные случаи вспомнить, одежду, в которой она тогда ходила. Деталей больше. Всё равно толком ничего припомнить не сможет, тем более под парализующим действием вспыхивающих как искры чувств.
Сколько раз замечал: рассказываю о событиях, которые помню досконально, вплоть до мимики и жестов, а собеседник даже факт случившегося не может воскресить, словно ничего и не было. В такие минуты меня прёт, вдохновение легко выдаёт случаи, услышанные или прочитанные, за реально происходившие. Верят ведь.
Сочиняю напропалую, а они репу чешут, завидуя моей памяти.
Какой талант во мне погибает.
Ещё наверстаю, вся жизнь впереди.
Хотя, зачем мне это нужно? Моя задача не лицедействовать, а актёров по сцене гонять. Люська у меня может любимой актрисой стать, если хомут правильно повесить.
Режиссёр, вот моё предназначение.
Определить роль для каждого, запустить необратимый творческий процесс и собирать овации зала.
Нужно подумать. У меня получится.
Расскажу Люське в приватной беседе всё, что было и чего не было, в цветах и красках. Фантазии мне не занимать.
Бабы ушами любят.
Вот по ним, по ушам, и пройдёмся.
Главное, кафе правильное выбрать, чтобы создать эффект возвращения в прошлое. Полумрак романтический, изысканные запахи, тихая музыка, почти домашняя обстановка...
Может, эта чувырла и не пригодится никогда.
Верка-то куда аппетитнее внешне, да и поклевать у неё тоже неплохо можно.
С ней у меня сейчас всё на мази.
Увязла, как пчёлка в сахарном сиропе, лапками дрыгает. А я её на булавочку пришпилю, крылышки бархатные расправлю, любоваться буду, пока трепыхается и пользу приносит. Бери и пользуйся.
Лафа. И чего бабы такие дуры?
Верке сейчас жизнь мёдом кажется. Только не про неё тот нектар. Всё до капельки высосу, даже запаха сладости не оставлю.
Но хороша, тварюшка. Слаще девки у меня ещё не было.
Ничего не стесняется, ни в чём не отказывает. Верти, как хочешь. Кама-сутра отдыхает. Да и понятно – любовь. У меня её много, на всех хватит.
Про Ниночку тоже забывать не след. Конечно, это этап пройденный, но ведь зовёт, страдает от избытка невостребованных чувств, значит нужен.
А если нужен, то что? Напомню о себе, палочку кину, деньжат у неё займу.
Бабок лишних не бывает. Она же отлично понимает, что никогда не верну, но ведь даёт. Сама предлагает. Не могу же я женщине в такой просьбе отказать.
Почему не взять, если человек хороший?
Ха-ха! Ниночка у меня как заначка на чёрный день, пусть ей и остаётся. В резерве, так сказать.
Мечтает, дурилка картонная, что замуж позову. Верка тоже спит и видит фату с кольцами. Обломается. Хрен ей по всей морде. На кой фиг мне такая ответственность? Ещё детей захочет. Нет, всерьёз мутить не стоит.
Я ей ничего не обещал и ничего не должен. Это она мне по жизни обязана.
Кто бы с ней спал, если бы не я?
Шутник я, право слово... Только отпусти вожжи — по рукам пойдёт.
Пусть только попробует, сука, изменить. Посмотрит на кого, кости переломаю. Она меня знает. Учёная уже. Шлангом драл, розгами тоже. Поревела и забыла. Ещё и прощения просила.
И правильно. Так должно быть.
Мужик я или где? Баба должна знать своё место. Сказал к ноге – выполняй бегом.
Кстати, меня этот процесс здорово заводить стал. Задница у девочки после порки настолько сексуальна – просто убойный афродизиак.
Главное не увлекаться, фасад не испортить. Я же не Генка, чтобы по физиономии бить, давать повод для пересудов и сплетен.
Пока факт насилия не предан огласке, подруга не станет о нём болтать.
Кому хочется выставить себя идиоткой?
Задница, как государственная граница, всегда на замке. Одно из самых интимных местечек, скрытое от посторонних глаз. Один раз стерпела, значит, сочла допустимым.
Итак, на повестке дня теперь Люська...
Забавная картинка получается. Не упустить бы.
Завтра попрошу экспертов всю информацию по ней нарыть. Есть, над чем работать. Да и баба она смачная.
Ладно, подумал, ставлю её в списке под номером один. Игра стоит свеч.
Верка надоест, буду доить эту козочку. Решено.
Даже настроение подскочило.
Нужно по этому поводу Верку на ресторацию развести. Пусть старается, у неё бабла много.
Я мужик видный, задёшево не продаюсь. Что я её, задарма трахать буду?
Что-то меня сегодня колбасит, как после травки.
Не эйфория, но сладостное предчувствие, словно на пороге открытия.
Надо пользоваться Люськой, пока в кайф. Надоест, что-нибудь придумаю. В психушку, например, сдам.
Напряжение нужно срочно в Верку слить, только для этого она и годится, тварь продажная. Настоящие дела на холодную голову вершить надобно.
Блин, сам себе не верю. Столько времени на писанину потратил. Потому, что в кайф.
Ну, здравствуй, Люся! Как я рад, что нашёл тебя, наконец“
Людмила прикусила ребро ладони, завыла беззвучно.
Дура! Какая же глупая!
Васька, как паук-живодёр, опутал сладкими речами, сочувствием, суррогатной страстью и подтягивал не спеша, чтобы позднее съесть без остатка, пока сыт щедрыми чувствами и безотказными заботами.
Люся испугалась Васькиного внезапного прихода.
Ведь он может застать за чтением дневника. Кто его знает, чего можно теперь ожидать, когда он открылся, предъявив без колебаний внутреннюю суть, скрытую до срока? Откуда ей знать, что у него на уме? Страшно-то как!
Людмила спрятала записи, надеясь прочитать дальнейшее после.
Теперь её любопытство не знало предела и покоя.
Женщина хотела всё знать о мыслях и намерениях этого страшного человека.
Фонарик тоже убрала на прежнее место. Нет смысла возбуждать у зверя излишнюю агрессию.
Но как вести себя дальше, воевать или сдаться на милость победителя?
Решения нет. Как ни поступи, Васька начинает и выигрывает, потому, что уверен в своём превосходстве.
Как же хочется прочесть дальше.
Чего муженёк спланировал, как собрался прибрать к рукам её собственность?
Способен ли он убить для достижения цели?
Определённо, нет.
Хоть и чувствует по-волчьи страх, впитывая его запах ноздрями, не для того затевал интригу, чтобы глупо и бездарно оказаться в тюрьме. Да и задачи далеко не выполнил. На испуг берёт.
Притвориться нужно, что экзекуция вызвала паралич воли.
А если начнёт каждый день истязать, заставит переписать на себя имущество?
Нет, нужно сопротивляться незаметно, время тянуть, чтобы наметить пути и методы спасения. Уступать нельзя.
Василий хитрее, изворотливей, наверняка имеет опыт отъёма чужого добра.
Сила на его стороне.
Но боится, если подумать хорошенько, ничуть не меньше её боится.
Пусть и дальше чувствует себя удачливым охотником, хозяином положения. Нужно усыпить его бдительность, уступая в мелочах.
Можно сделать вид, что признаёт частично вину, требовать для правдоподобности извинений за побои, и твёрдое обещание никогда не делать этого впредь. Но для этого муж должен видеть, что в её глазах нет даже намёка на страх.
Только как от него избавиться, если каждая молекула вибрирует в панике?
Наверняка он сейчас сам переживает, что сорвался до срока, выдал себя с головой.
Васька считает её наивной дурочкой, о чём повествует в дневнике прямым текстом.
Не стоит убеждать его, что это не совсем так.
Пусть и дальше ездит по ушам, изображая обиженного, ревнивого до припадков влюблённого радетеля за её личные интересы.
Придётся действовать его же методами.
Кто кого переиграет?
Нападать сразу он не решится. Для этого нужно иметь железные яйца. Если бы он обладал качествами лидера, не было бы нужды искать благополучие под юбками.
Раздутое до огромных размеров эго реализует Васька только на женщинах, которые обмануты фальшивыми манерами и вниманием, выдавая фантомные желания влюблённых девиц за реальные возможности.
Фактически, её муж – продавец иллюзий.
Нужно сказать успешный, фартовый торговец.
Как он её ловко приручил, заставив без особенных усилий чувствовать себя виноватой и обязанной.
А была ли любовь? Что она чувствует по отношению к мужу на самом деле?
Если разобраться, ничего.
Как он ловко сумел организовать мираж.
Умирающему от нестерпимой жажды человеку не трудно внушить звук льющейся воды.
Немного участия и Людмила упала в его объятия, не потрудившись даже разобраться в чувствах.
Разве можно отказать в доверии искусному иллюзионисту, который уверенно, в замедленном темпе показывает фокус, если не знаешь секрет обмана?
Василий открыл дверь комнаты далеко за полночь, когда звёзды усыпали искрами весь небосвод.
Люда притворилась спящей.
Муж ласково, как ему казалось, поцелуем разбудил супругу, похотливо прижимаясь к ней всем телом, пытался чувственно теребить соски.
– Извини, дорогая. Я был так взвинчен нелепым поступком, не заметил, как пролетело столько времени.
Прости меня, прости, родная. Можешь ударить, даже поколотить. Я не обижусь. Заслужил. Чем могу искупить тяжкий грех? Нет мне прощения. Сам не понимаю, как такое могло произойти. Бес попутал. Накрутил себя, выдумал, будто ты изменяешь. Надо же такую нелепость сочинить!
Моя Люсенька… Век себя не прощу. Ты же знаешь, как я тебя люблю. Только тебя. Ещё со школы.
Как я мечтал быть рядом с тобой, буквально грезил. По ночам не спал, рисовал в воображении твой силуэт, профиль, овал лица, взгляд.
Жаль, что я не художник.
Наверно тогда весь дом был бы наполнен твоими портретами. Ты мне веришь, моя малышка?
Скажи да, иначе я покончу с собой. Зачем мне жить, если рядом нет тебя? Любимая, не молчи. Я целиком и полностью твой. Разреши отнести тебя в постель. Моя ласковая фея, путеводная звезда, самая желанная, самая нежная. Как же я хочу тебя. Прямо сейчас. Ты простила меня? Конечно, простила, иначе я ощутил бы вкус твоих слёз.
Василий легко, словно пушинку, поднял хрупкое тело жены, и понёс в спальню. Совершив ритуальное наказание, он чувствовал себя повелителем.
Пульсирующая боль отдавалась в каждой клеточке тела Людмилы. Нестерпимо жгло и тянуло воспалённую плоть, но она не проронила ни звука, стойко перенося страдания, чем вызвала у мужа желание повторить заслуженное наказание.
Он знал насколько это мучительно.
Верка после порки не могла ни стоять, ни лежать, орала, а эта молчит как рыба.
Неужели у неё настолько низкий порог чувствительности? В следующий раз нужно добавить страсти.
Василий грубо перевернул Людмилу на живот, резко провёл ногтями по нежной коже раненых ягодиц. Жена вскрикнула, чем весьма обрадовала супруга.
Последовали поцелуи, объятия, прикосновения. Больные, невыносимо противные. Произошедшее изменило всё.
Она больше не испытывала позитивных эмоций.
Сердце переполняли презрение, страх и ненависть.
В висках колотилась возмущённая кровь, требующая отмщения. Однако для этого у женщины не было сил и возможности.
Обрадованный отсутствием сопротивления муж, дерзко, по-хозяйски раздвинул ноги Людмилы и беспардонно вошёл в сухое лоно мощным толчком.
Какое ему дело до того, что жена чувствует. Он для неё царь и бог. Пусть радуется, что не брезгует ей.
Видимо грубый секс, вызывающий у партнёрши боль, нравился ему больше обычного. Разрядка наступила после несколько фрикций.
Василий с отвращением вытер руки о живот жены, видимо рассчитывая на иной результат интимных стараний.
– Ладно, спи. Скоро тебе на работу. Неужели нельзя было проявить немножко чувства? Лежала, словно бревно бесчувственное. Я в другой комнате лягу. Смотри, не проспи.
Людмиле было не до сна. Мозг высверливали многочисленные варианты выхода из создавшегося кризиса. Она представляла Василия в наручниках на скамье подсудимых. Его же, умирающего в страшных мучениях. Нет, жестокости в себе обнаружить не удавалось. Женщина мечтала о мирном разводе и дальнейшей жизни в полном одиночестве.
Хватит экспериментов с замужеством.
Возможно, настоящая любовь существует, не может быть, что все согласованно врут, но ей простое женское счастье не суждено.
Значит, есть в ней некий незримый изъян, если повторно наступила на одни и те же грабли.
Справиться бы без существенных потерь с избавителем, оказавшимся извергом.
Страшно. Противно и страшно жить, потеряв остатки веры в людей.
Неужели до конца дней придётся сторониться мужчин?
Теперь каждый из них вызовет у неё тревогу и опасение.
Перебирая варианты спасения, Людмила обливалась холодным потом, понимая, что может не хватить решимости для радикальных мер.
Тактика умиротворения мучителя не принесла ощутимых результатов.
Люся разбудила в мужчине зверя, готового к решительным мерам, жаждущего созерцания страданий и вида крови.
В воспалённый мозг проникла мысль, что остаются лишь два варианта выхода – убить его, или себя. На выбор.
Вряд ли ей удастся справиться с Василием. Он мужчина: на голову выше, вдвое тяжелей. Кроме того, несмотря на причину, заставившую так поступить, её осудят.
Тюрьма, тоже насилие. Стоит ли менять одно на другое? Определённо нет.
Остаётся только суицид.
Конечно, это грех, но если нельзя иначе?
Как жаль, что умерли родители. Они могли бы помочь справиться с ситуацией. Увы, она одна на всём белом свете и лишь сама себе может помочь. Как?
На улице, несмотря на тёплую погоду, завывал ветер. В окно отчётливо видно, как качаются кроны деревьев, не желая уступать напору более сильного противника.
В просвет туч выглянул яркий лунный диск, подарив женщине искорку надежды. Знать бы на что.
Всё-таки жизнь хороша сама по себе.
Почему она должна лишать себя жизни, облегчая тем самым задачу интригану, замыслившему недоброе?
Отчего Людмила так боится назойливого внимания окружающих, которое возможно, если вымести мусор за пределы семьи?
Разве она виновата в том, что привлекла криминальное внимание предприимчивого ловеласа, чем вызвала у него преступную активность?
Не может Василий проконтролировать каждый её шаг.
Значит нужно идти и просить помощь, подать заявление в суд, требовать засвидетельствовать факт побоев, предъявить в качестве доказательства дневник, написанный им собственноручно.
Он преступник, это бесспорно. Пусть ответит.
Только бы не спугнуть раньше времени. Загнанный зверь опасен вдвойне.
К утру основательно отбитые ягодицы горели огнём. Каждое движение, даже самое незначительное, причиняло невыносимые страдания. Но Людмила была настроена решительно.
Превозмогая боль, женщина удостоверилась, что Василий спит, извлекла бесшумно ключи из кармана его брюк, обмирая от страха.
Ходить с воспалённым задом мучительно, нагибаться тем более.
Всё же ей удалось бесшумно извлечь из чемодана злополучный дневник.
Спрятала его Людмила в духовке, в самом низу.
Пусть пока полежит. Нужно умыться и одеться.
Шевелиться, раздражая болячку, то ещё удовольствие. Однако с этой задачей женщина тоже справилась.
Не терпелось забрать тетрадь и улизнуть подальше от этого страшного человека, внушающего безотчётный ужас, но если он поймёт, на что Людмила решилась?
Нет, нужно действовать расчетливее, хитрее.
Она решила перепрятать надёжнее тетрадь. Распорола для этого пуховую подушку, вложила в неё неопровержимую улику и зашила вновь.
Сердце качало кровь с невероятной силой, надувая вены, близко подходящие к поверхности кожи. Было видно, как они пульсируют.
Время неумолимо приближало момент, когда пора уходить на работу.
Необходимо разбудить мужа, показать ему силу внушённого ей страха.
Люда подошла к зеркалу, чтобы увидеть готовность играть намеченную роль. Лицедействовать не пришлось, испуг был очевиден.
Она намеренно громко уронила массажную щётку. Результат не заставил себя ждать. Заспанный Василий выбежал в прихожую, бешено вращая глазами с белками красного цвета.
– Я тебя провожу. У тебя всё в порядке, как себя чувствуешь?
Муж сделал шаг в её сторону, что вызвало непредсказуемую для него реакцию. Людмила вжалась спиной в стену и закрыла лицо обеими руками.
– Что с тобой, любимая, тебе плохо? Может быть, ты сегодня не пойдёшь на работу? Иди, я тебя пожалею. Как же я люблю тебя, дорогая. Ты всё ещё сердишься? Прости, прости, прости! Так и будем в молчанку играть?
– Пора на работу. Я не могу прогулять.
– Замечательно. Да не бойся же. Я не враг тебе. Ну, сорвался. С кем не бывает? Все супруги время от времени вздорят. Разве можно из этого делать проблему? Дай я тебя поцелую. Сладенькая моя. Постой, сейчас оденусь. Пять минут и я полностью твой. Сейчас поймаем машину. Вечером встречу тебя. Сходим в кафе. Или в кино. На твоё усмотрение.
Людмила наблюдала за его суетливыми потугами, чувствуя, что ещё несколько минут и упадёт в обморок. Голова медленно совершала кругосветное путешествие, изображение окружающих предметов расплывалось.
Собраться, во что бы то ни было. Сосредоточиться, сконцентрировать внимание. Необходимо сейчас же, немедленно вырваться из этого ада, пока Василий отвлечён на её состояние.
Не хватало ещё, чтобы он спохватился, догадался, какая бомба находится у неё в руках.
Дышать.
Почему же так не хватает воздуха?
– Мне нужно на свежий воздух. Тошнит.
– Я готов. Пошли, дорогая. Может быть, водички тебе принести?
– Пожалуй, да. Голова закружилась. Наверно не выспалась. Ничего. Нужно идти. Не хочу опоздать.
– Обопрись о мою руку. Или всё же останешься дома? Что-то ты бледная.
– Просто не накрасилась. Идём.
Василий выбежал на дорогу, поймал такси. Точнее частного извозчика.
– Ну, как, Люсенька, тебе лучше?
– Да-да, замечательно. Почти прошло.
– Доедешь сама?
– Неужели я так плохо выгляжу, что мне нужна нянька?
Василий чмокнул жену в губы, захлопнул дверцу, энергично махая в прощальном жесте одной рукой, посылая воздушные поцелуи другой.
– А теперь прощай, Вася. Надеюсь никогда больше тебя не видеть. Пока ты на свободе, я сюда не вернусь. Даже если для этого мне придётся уехать в другой город, – прошептала Люда, а вслух сказала водителю, – в травмотологию, пожалуйста.