Нуманция

Глава 3

   Он вернулся только к обеду, застал её за расчёсыванием волос и замер, глядя на её руки: снующие в прядях тонкие пальцы.

   Из-за полога показался невольник-старик, засуетился с обедом.

   Центурион буркнул:

   – Чем занимаешься там?

   – Да-а... – отмахнулся раб, подставляя столик с обедом. – Решил зашить вашу тунику, крепкая ещё, жалко выбрасывать...

   Вскинул тёмные брови, вопросительно глянул на раба, перевёл взгляд на рабыню в углу:

  – Ты теперь не один, подключай к работе, пусть делает всё, что скажешь... Спит, наверное, до обеда. – Почувствовал на себе взгляд девичьих тёмных глаз, пропускающих неприятие через упавшие волосы. – Мыть что надо, варить, стирать – используй!

   – Да вы что, господин! Посмотрите на неё! Какая с неё работница – только и следи за ней, чтоб чем не порезалась или иглой не искололась... Ничего же не умеет... Девочка ещё!

  – Девочка! – Он усмехнулся. – Знаем мы этих девочек... С виду ничего, а чуть что, сразу в рёв... «Как вы можете?»

   Рабыня выпрямила спину, убирая обеими руками волосы с лица, глядела прямо, с вызовом.

   – Послужи-ка мне за столом! – приказал.

   Девчонка поднялась и подошла, собирая волосы на затылке в тяжёлый узел. Выглядела она значительно лучше, чем вчера. Отдышалась и помылась, выспалась, прямо красавица.

   Марций следил за ней, снимая рыбу с кости, а рабыня налила ему в кубок вина, разбавленного водой, вложила в протянутую руку салфетку, следила и сама за ним, открыто, не скрываясь. К такому он не привык.

   – Как тебя зовут? Или мне звать тебя испанкой?

   – Почему испанкой? Мои родители из Рима! Я – Ацилия!

   У неё даже в голосе – вызов. Всё меняется при свете дня. Марций нахмурился, вспоминая:

  – Ацилия?.. Ацилия... Уж не того ли самого Ацилия дочь, сенатора, что изгнали из Рима?

   – Того самого.

   Он присвистнул, вскидывая на неё голову, стал рассматривать пристально.             Ведь чувствовал, что что-то не то... Дочь сенатора. Ничего себе!

   – Теперь понятно, почему ты ничего делать не умеешь, всю жизнь пальцем о палец не ударяла! Слуги и рабы, няньки и повара... Так? – Она промолчала, глядела сверху. – А теперь жизнь повернулась, всё стало по-другому, а ты своими ручками и делать ничего не научилась, ничего не умеешь, даже иглу держать! Так? – Он поймал вдруг её руку за запястье, потряс кистью в воздухе. – Папа-мама лелеяли доченьку, думали найти богатого жениха, а оказалось?.. – Усмехнулся, показав белые зубы. – Шлюха, рабыня гарнизонного центуриона...

  – Хватит! – Она вырвала руку резко и спрятала за спину. – Моя мать умерла сразу же, как родила меня, я даже не видела её ни разу...

  – Значит, отец тебя изрядно баловал, даже не показал, как добывают в этой жизни на кусок хлеба...

  – Не трогайте моего отца! Он был благородным человеком в отличие от вас! – Она вспылила и с грохотом поставила глиняный кувшин на столик, вино плеснулось на столешницу. – Извините... – прошептала виновато.

   – Твой отец был сенатором, а я всего лишь центурион, я честно выполняю приказы, а его – выгнали из Рима. Где справедливость? Правда?

   Она дёрнула головой с вызовом, вздёрнула подбородок, и волосы её, распутавшись, посыпались по плечам чёрной блестящей волной, завораживая, приковывая взгляд. Ацилия торопливо собрала их, закинув руки назад, стала скручивать в тяжёлый жгут, чтобы снова спрятать. Многие говорили ей о красоте волос, и этот тоже сказал:

  – Тебе нужно обрезать волосы, иначе ты по полдня будешь их только чесать и мыть, или тебе купить ещё пару рабынь – ухаживать за тобой? – Усмехнулся небрежно, допил вино из кубка и поднялся.

   Ацилия следила за ним со своего места, растерянно хлопая ресницами, шепнула:

   – Я никогда не отрежу их, я растила их всю жизнь...

   – А мне всё равно, как я скажу, так и сделаешь.

   – Нет...

   – Что? – Он прямо глядел ей в глаза. – Повтори ещё раз. – Она опустила голову, пряча глаза. – Что это ещё такое? – Отвернулась, покусывая губы. – Вот так-то лучше.

   Он направился к выходу, захватив свой плащ.

   – Господин? – она сама позвала его.

   Центурион обернулся молча.

   – Я... У меня есть родственники в Риме... Двоюродный брат, он любит меня, как родную сестру... Если вам так нужны деньги, если вы так цените их, позвольте мне написать письмо в Рим, он приедет, он выкупит меня за любые деньги...

   Марций смотрел на неё, склонив голову к плечу.

   –  Нет!

   – Почему? Ну, почему? Почему – нет?

   – Нет и всё! – сказал, как отрезал, развернулся уходить и крикнул вдруг     напоследок: – Гай, отдай ей шитьё! Вечером приду и проверю!

   Ацилия только устало прикрыла глаза.