Ноябрь. Холодно. Поздний вечер. На улице темно, как у кота в заднице. Рудик разъезжал по пустынным улицам на своём старом велосипеде и исследовал мусорные урны.
Он работал.
Самые богатые урны, конечно же, находятся у вокзала и в центре города, но эти золотоносные места являлись территорией местной мафии бомжей, и бомжи те хорошо запомнили физиономию Рудика. Так что, для него путь в эту землю благодатную был заказан.
У Рудика был свой маршрут. Каждый день, он методично объезжал его, и то, чего он добывал, было достаточно для его отречённой жизни под лестничной площадкой на задворках супермаркета, в рваном спальном мешке. На банку пива к утру ему всегда хватало, а если везло, то и на бутылку бренди к вечеру.
Считал ли Рудик себя алкоголиком? О-о, Рудик часто задавался этим вопросом, когда под лестничной площадкой бутылка бренди раскрепощала мозг, и мысли становились чистыми, как слеза. Рудик приходил к выводу, что ответить на этот вопрос не так просто, как кажется со стороны. Всё зависит от первопричины: привела ли выпивка его до такой жизни, или жизнь довела его до выпивки? В последнем раскладе выяснялось, что алкоголь становился лекарством для его загубленной души.
И всё-таки, размышляя, Рудик оглядывался на прошлое и пытался понять, где в его жизни случилась та точка Пастера, после которой началось его нынешнее существование? Было ли это одно переломное событие, или то был ряд неудачных взаимодействий по принципу домино?
Нет, Рудик не считал себя маргиналом.
Жить в бочке и проповедовать аскетизм, это не обязательно бомжевать, рассуждал Рудик. У такой жизни есть своя философия, может быть даже высшая философия: отречение от имущества, отречение от стремлений, минимизация радостей в жизни. Тут даже не важно, как о тебе думают другие, тут важно, как о себе думаешь ты сам! И даже окончательно скатившийся человек имеет свою гордость. В том и была гордость Рудика, что именовал он себя не бомжом, а именовал он себя фриганом.
Иногда Рудик находил пакет с недоеденными чипсами, иногда коробку из Бюргер Кинга с остатками картофеля фри. Если очень везло, то попадались даже банки с недопитым пивом. Конечно, за день открытое пиво теряло своё качество, но и та малая толика, что оставалась, могла дарить большую радость. Рудик и свой велосипед так же нашёл у мусорки. По крайней мере Рудику хотелось верить, что он его нашёл, а не украл. Ведь Рудик фриган, а не ворюга. И он не просто лазал по мусорным урнам, он исследовал их. Да, он любил это слово - «исследовать». Он собирал банки и сдавал их на переработку, на рециклинг, как любил подчёркивать Рудик. Их не спрессуют, их не зароют в землю на свалке, а они снова послужат человечеству. И продукты Рудик доедал из мусорки вовсе не потому, что ему нечего есть, а потому что продукты эти были всего лишь выброшены пресыщенными снобами, и он не мог допустить, чтобы добро, годное к употреблению, пропадало зря.
Да, у Рудика имелась своя экологическая миссия.
Думая так, ему было проще жить.
Он выполнял нужную работу - он избавлял мир от лишнего мусора.
Но сегодня Рудику не повезло. За весь вечер ему улыбнулись всего три банки из-под напитков. Одна была на половину наполнена (или на половину опустошена) соком. При холодной ноябрьской погоде, сок оказался ледяным, как из морозилки, и Рудик запоздало побеспокоился о своём горле. А недалеко от супермаркета на цветочной клумбе в разодранной упаковке какой-то добрый горожанин, оставил ему целую котлету. Боже, храни добрых горожан!
И в лучшие времена доход у Рудика имел ощутимые сезонные колебания. Если в холодные месяцы года его суточная добыча и так переживала предсказуемый спад, то китайская чума принесла с собою настоящий кризис, который грозился окончательно сгубить лукративный гешефт Рудика.
Увы, мелочи с трёх банок из-под напитков не накопишь и на одну полную банку пива, а без пива утром Рудику будет совсем плохо.
Паника начинала нарастать.
Правда, на примете оставался ещё центральный парк.
Это был не его участок. Там у входа в парк у общественного туалета обычно собирались местные алкаши. От них оставался мусор, но ничего полезного.
Как-то Рудик ещё в самом начале своей карьеры по неосторожности наведался на их территорию и получил по зубам. Так что Рудик в парке больше не показывался, но место это, по идее, должно быть доходным. Там всегда многолюдно: прогуливаются мамаши с колясками, детвора играет в футбол, молодёжь тусуется даже в непогоду. Но с наступлением темноты парк пустел. Даже алкаши старались убраться оттуда ещё засветло. Парк пользовался дурной славой. Говорили, что люди припадали там.
Однако нужда – штука острая, она позволяет усомниться в правдивости городских страшилок. Рудик не считал себя ни обскурантом, ни суеверным, и решил, что заглянуть в полные урны городского парка, стоит риска. И Рудик на риск решился.
Поздний вечер, улицы безлюдны, на дорогах - не частые машины, и лишь на какой-то улочке промелькнул одинокий обрис другого ночного скитальца.
Старый мрачный парк встретил Рудика чёрной глубиной. Редкие фонари выглядывали из-за деревьев, словно зрачки чудовищ. Они были слишком тусклы, чтобы их свет имел хоть какой-то толк. Он только мешал, потому мог высветить нежелательное присутствие Рудика скрывающимся в темноте хозяевам парка.
Парк простирался вдоль берега, зажатый между рекою и каналом, поэтому у парка был всего один вход у моста и всего один выход у шлюзов, где канал встречался с рекою. Так что, если кто-то входил в парк с одного конца, то выйти он мог, естественно, только из единственного мыслимого выхода, если, конечно, не повернёт обратно.