О бабушках-киборгах замолвите слово

О бабушках-киборгах замолвите слово

 Васька сел по-турецки и сдул прилипшие к губам сухие травинки. Ну, поговорки поговорками, а дело сделать надо, и чем скорее, тем лучше, а уж потом гулять смело и прочий народный фольклор. Кому лучше — это уже вопрос десятый, думать про это будем потом. 
      Жар согревал озябшие руки и рисовал румянец на юношеских щеках. Или это тени, или зарево так причудливо выплясывало, вовлекая Василиса в этот бешеный танец огня и света. Сплошная романтика одиночки, не привыкшего к скучному быту. Домашний очаг для лентяев, а он, Василис, маг и ведьмак, а не какой-то там домосед. Историю пишут отважные и храбрые, а ленивые и трусливые пускай налёживают бока.
      Горели стога живописно, так их растак. Была бы заря-зоренька, краски заиграли бы ярче, но ничего, и так сойдёт. Ярко. Жарко. Жизнь пламени скоротечна, вжух — и тишина. Красота. Идиллия. То, что нужно одинокому, всему такому загадочному страннику. 
      Разворошив пепел на месте бывшего стога, Василис лениво распинал причудливые фигурки, сложившиеся из пепла, и замер на мгновение. Дурья башка твоя, братец Лис, иных шустриков делом не возьмёшь, а тут словом как нахрапом. Чудило ж ты. 
      Васька сдул мёртвый иней с рук. На ладони осталась лежать тёплая, чёрная, острая, длинная игла. Хитрее надо быть, хитрее. Кого вы, люди-человеки, сеном своим пугать собрались? Да хоть в море утопите свои дурацкие иглы. Море-то оно тоже не вечное, высохнет когда-нибудь, только слово подбери правильное, а времени у нас вагон, чай, вечные. Сохни, солёная вода, не спеши. 
      — Вась, — раздался за спиной блеющий старушечий голос. — Вася, вставай. Чем ночью-то заниматься будёшь? Опять у окна просидишь до утра. Я пельмешек сварила. Иди поешь, пока горячие. И конпот пей, он на плите.
      Бабушка пошарила на столе.
      — Вася, а где мои очки?
      Жёлто-зелёное поле накрыл туман и просочился сквозь пальцы вместе с душистыми цветами иван-чая, медовыми ромашками и целебным зверобоем, не оставив после себя ни следа от пепла. Ни иглы, ни травинки. Вася поёжился, горестно вздохнул и плаксиво простонал:
      — Ну ба.
      Бабушка умела появиться не вовремя, подкрасться в самый разгар сна, когда важная тайна вот-вот откроется третьему глазу, когда маги варят в котлах войну, а красивая селянка тянется к юношеским губам могучего Василиса — вот тут-то и был выход бабушки. За хлебушком, за маслицем ей сходи, поужинай. Конпоту попей. Тьфу.
      Придумать бы ей место в своём мирке, засунуть в какую-нибудь башню или поселить в чёрном замке. Вася остановил поток мыслей. Да вот ещё не хватало! В реальности вечно отвлекает, так ведь и там будет путаться под ногами. Нет, надо научиться мысленно отговаривать её входить в комнату не вовремя. 
      — Ба, такой сон, я такое задание трудное выполнил, — снова простонал Вася.
      Бабушка подняла с пола обронённую внуком книгу, присмотрелась и, щурясь, прочитала название: «Ве-дь-ма-к». 
      — Опять сантанистику свою читаешь. Ну, вставай уж, чего весь упозевался?
      Сны не повторяются, это не сериал отмотать назад. Теперь ходи и гадай, чем всё могло закончиться и обхитрил ли честный Василис жадного короля троллей Соннума. Уснуть снова? Безнадёжно. Муть какая-нибудь приснится, назло Васе. Или опять бабушка выползет из пещеры блинов и поликлиник.
      — Посуда сама себя не вымоет, — настойчиво пробормотала бабушка. — Скоро мать вернётся с Максимом, а на кухне тарарам. 
      Как по заказу в дверь позвонили. Вася лениво вылез из уютной кровати в недружелюбный мир, сбросил тёпленькое одеяло и вернулся в прозаичные будни простого человека. Серые, как бабушкины наставления. 
      Мама принесла всякой всячины: колбасу «Докторскую», две пачки масла, пакет макарон, кусок пахучего сыра с большой дыркой на боку и ванильных калачей. И полкило конфет — на этом радость обрывалась. Вася терпеть не мог карамель. В любом виде. Сами грызите свой барбарис.
      — Лучше б шоколадных купила, — не по-геройски пробубнил Вася, брезгливо порывшись в целлофановом пакетике.
      Максим скинул обувь и заскакал вокруг мамы с бабушкой. Он распотрошил несчастный пакет и ухватил пригоршню барбарисовой гадости. Что взять с шестилетки? Ему и фантика для счастья хватит, а Вася не мелочь пузатая. Ему уже четырнадцать, а это уже солидный возраст. Не хухры-мухры. И вообще он в своём выдуманном мире маг Василис, а не какой-то там Васька-едок-карамелек. Карамельный Василис… Гадость какая.
      — Чайник иди поставь, ворчливый домовёнок, — ответила мама и достала из бездны сумки коробку с пирожными.
      Вот это совсем другое дело, и Вася метнулся на кухню. Мама в последний момент спасла едва не загубленный бабушкой вечер. Ещё не всё потеряно, Василис ещё покажет, где драконы днюют.
      Пузатый чайник уже совсем скоро надрывался и свистел, когда бабушка наконец-то пришла его выключить. Ворчала: «Газ переводят только». Ну газ, ну и что? Как скучна жизнь стариков! Вот поэтому они всегда или злые герои, потому что всем завидуют, или серая масса, потому что спасать кого-то нужно. Афорфное поселение, знаете ли, само себя не выручит. 
      — Маша, а когда Стёпа домой вернётся? — крикнула бабушка из кухни в пространство трёхкомнатного царства.
      — Лидия Алексеевна, так он на рыбалке только второй день. Послезавтра приедет, рыбы привезёт.
      Вася мысленно прокрутил в голове, что сейчас творилось в бабушкиной голове. Что-то типичное и ожидаемое. Рыбы он привезёт! Откуда в здешних речках эта невидаль? Вот и бабушка уже ворчит себе под нос: «Пьют они там, пьют все, по-чёрному. А Маша добрая, отпускает мужа». Хотя это правильно: каждый сверчок знай свой шесток. И Лидия Алексеевна с посветлевшими мыслями полезла в холодильник за рыжиками и жареной курицей.
      За окном горели фонари, моросило и машины сновали туда-сюда. Ску-ко-ти-ща. 
      У стола отирался Максим, таская то мармелад, то конфету, иногда заправляясь нарезанными «Краковской» и «Докторской» и запивая сладким компотом. Унылое зрелище. Меланхолия. И как это Максу удаётся быть таким скучным? Ещё один бездарный вечер, а лучше бы спал.
      — Вася! — позвала мама. — Неси стул, сейчас ужинать будем.
      Вася недовольно протянул: «Ладно» — и, обречённый, несчастный и непонятый, зашаркал по коридору в гостиную. По пути обратно громко ойкнул и остановился.
      — Вася, шевелись!
      Вася громко и почтительно сказал в гостиную: «Здравствуйте».
      Бабушка включила телевизор, села за стол и положила себе на тарелку толстый, жирный кусок курицы. Пощёлкала каналами на пульте, покачала головой, остановившись ненадолго на русской эстраде, потом откусила кусок хлеба и включила местный канал. Молодёжи скука, в старости — самое то. Губернатора поймали на взятке? Отлично. Поймали жулика? Ещё лучше. Полетели чьи-то чиновничьи головы? Шикарно. Кладезь для сплетен.
       «…с визитом в наш город. Не переключайтесь, и через пару минут мы расскажем вам, где побывал сегодня президент, что ему подарил наш краеведческий музей и многое другое».
      И вошёл в кухню Вася, со стулом в руках и чинно шагающим Фёдором Николаевичем за спиной. «Добрый вечер», — обратился он к домочадцам. И получил в ответ приветственные слова.
      Мама спокойно обвела взглядом присутствующих, кивками всех сосчитала и достала из шкафа ещё одну тарелку. Бабушка выдвинула ящик стола и явила кухне начищенные до блеска ложку и вилку. Вечер как ни в чём не бывало потянулся ленивым котом дальше. 
      — Садитесь, садитесь, — бабушка согнала Максима со стула на табуретку. 
      Фёдор Николаевич важно сел за стол и деловито оглядел угощение. Одобрительно и коротко кивнул. Вася ждал, что причмокнет, потому что мама готовила вкусно, а запах это только всегда подтверждал. Никакого анекдота: и пахнет обалденно, и на вкус язык проглотишь. Но нет, Фёдор Николаевич не причмокнул. Не положено. Зато в предложенный чай положил две ложки сахара и дольку свежего, кислого лимона.
      — Лидия Алексеевна, — деловито, словно на собрании, обратился Фёдор Николаевич, — передайте… это зимний салат? Вот его, пожалуйста. И хлеб. Чёрный. Спасибо, достаточно. Я там в коридоре у вас тапочки надел. Не беспокойтесь, не наследил — ботинки за дверью оставил, в тамбуре.
      Вася убавил звук телевизора и развалился на стуле.
      — А откуда вы знаете, как бабушку зовут? 
      Фёдор Николаевич поставил банку с квашеной капустой обратно на середину стола и серьёзно ответил:
      — Я всё обо всех знаю.
      — А знаете, что тётя Оля из семьдесят восьмой квартиры выкапывает городские гладиолусы и продаёт потом их к первому сентября? — решил застать врасплох Фёдора Николаевича Вася.
      — Во-первых, не выкапывает, а срезает, а во-вторых, ей разрешено.
      Мама от удивления открыла рот, а Вася чуть ложку не выронил. Фантастика. То есть вредным тёткам всё разрешено, потому что они вредные, а простому школьнику даже школу прогулять нельзя? Когда это обычный прогул стал отягчающим обстоятельством, а варварство превратилось во благо?
      — Она следит за порядком вокруг. Выглядит как вандализм, не спорю, — Фёдор Николаевич задумался и постучал пальцами по столу, — но Ольга Викторовна на нашей службе. Да и прибавка к пенсии. Но налоги она платит с доходов, тут всё как полагается, никакого подполья.
      Бабушка покачала головой, поохала и прибавила звук обратно. Наверное, обиделась на Ольгу Викторовну. Безобразие. Хотя чего обижаться-то? Она женщина порядочная, если не считать гладиолусов и слов вроде «Молодёжь распоясалась!». Это она Васе любила почему-то говорить. А так не придраться в общем-то. Нагловатая немного, вредная иногда, но терпимая. Не сплетница, не сутяга. Теперь-то понятно почему. Госслужба обязывает. Кто-то же должен грязную работу выполнять. Это не бумажки перекладывать с восьми до пяти с перерывом на обед и чай-кофе раз в два часа.
      Но всё-таки Вася поймал себя на мысли: он понял, что ничего не понял. Что за служба такая, что можно цветы с городских клумб срезать? И ещё сам собой всплыл вопрос, который следовало бы задать ещё в комнате, а не во время ужина. 
      — А кто сейчас вместо вас там… Ну. Там, — Вася сделал ударение на слове «там».
      Фёдор Николаевич держался стойко, строго и вопроса не испугался. Да и куда ответы ушли бы за стены этой квартиры? В уши одноклассников? В старые сумки бабушек-подружек Лидии Алексеевны? Мама на работу унесёт или Максим в садик? Напугали медведя деревянной ложкой, как же. И всё же Фёдор Николаевич повернулся к телевизору и прислушался.
      Региональные новости бабушка сделала погромче. Пусть видит гость, что семья не какое-то там полено об колено, а нацеленная на патриотизм ячейка. Пусть не без надломов, но другой не держали. 
       «…с визитом в главную поликлинику города Яблоров прибыл глава государства, Фёдор Николаевич Рысин. Главврач сам показал президенту новые кабинеты рентгенографии и УЗИ. „С медициной у вас всё хорошо, а вот в городе проблемы ещё есть“, — констатировал президент». 
      Бабушка всплеснула руками и выключила телевизор. 
      — Да вы бы хоть раз сходили к бесплатному терапевту! Пока в очереди сидишь, так и помрёшь на месте. Отсидите-ка два часа, вот тогда мы с вами поговорим о медицине. Стёпа к окулисту попасть не может уже месяц.
       «Зато на рыбалку легко», — наверняка подумала мама, но промолчала. Про окулиста Лидия Алексеевна сказала громким шёпотом, глотая обиду и негодование. Вася каждый день выслушивал, как бабушка не может попасть то к урологу, то к хирургу, то к сквозь землю пропадающему гастроэнтерологу. Он то на конференции, то на учёбе, то в отпуске, а то и вовсе умер или в декрете. Всегда есть повод сбежать с работы. Ещё и денег заплатят вдогонку.
      — А я и хожу, Лидия Алексеевна. 
      Даже Вася удивился такому повороту. Нет бы соврать, дескать, так-растак, разберёмся, поставим на повестку дня, а лучше — уже поставили, обсудили и приняли решение. Ждите, и воздастся. Ан нет, врёт по самые уши. 
      — Пока я здесь, там, — президент сделал многозначительную паузу и посмотрел на Васю, — сидит киборг. Последнее слово нашей науки, между прочим. Российская разработка, каждая деталь наша, не зря же мы инновационный центр построили всё-таки.
       «А втулки?..» — сдуру ляпнул Вася.
       — Втулки — это просто прикрытие, для отвода глаз, — буднично ответил Фёдор Николаевич, как будто каждый день так отвечал по двести раз. — А в поликлинике сижу не я сам, как вы понимаете, а заместители. Вот надо пенсионерам пенсию повысить, а врачей поймать на чём-то нечистом, так мы отбираем самых ответственных бабушек, даём им инструкции, обучаем на курсах, а потом внедряем как агентов в очереди. 
      — А киборги? — недоверчиво спросила бабушка.
      — И киборги тоже, куда же без них. 
      И президент пустился в объяснения. Вася уяснил, что, когда в бюджете весомые такие дыры, которые так просто не залатаешь, и бабушкам-шпионкам нечем платить, тогда на службу выходят они самые, родимые. Киборги. У них не получается так артистично выдумывать всякие каверзы, кричать: «Наркоманы! Стариков не уважают! Сталина на вас нет!», зато есть свои плюсы. Сидит так какая-нибудь тихая бабушка, не ругается, без очереди не лезет, за сердце театрально не хватается, ко всем врачам сразу не стоит в очередях. Неприметная вся. И губами-то не шамкает, и зло на все не смотрит, даже что-нибудь доброе приговаривает — прелесть, а не бабушка. А всё равно глазами стреляет и каждые десять минут то платок поправит, то волосы за ухо уберёт, хотя они и не вываливались оттуда. 
      Сидит такая бабушка, а вместо глаз у неё камеры, замаскированные, это само собой. Всё запишет, даже мусор на полу и грязные стены. А за ухом спрятан микрофон. А уж в кабинете у врача это тайное орудие шпионажа всё выведает. Ничего от неё не утаят ни равнодушный врач, ни молоденькая медсестра. 
      В автобусе по-другому. По словам президента, там людей шевелить надо, приводить в броуновское движение, иначе отчёт не выйдет таким, каким должен быть. Вот зайдёт бабушка, сгонит кого-нибудь или причитать начнёт, дескать, молодежь распоясалась, охамела и вообще пороть всех надо. «Сталина на вас нет!» — ну просто фраза-королева. Бабушкам-киборгам она ни к чему, а значит, получите ещё одно отличие живого человека от механики. 
      Так вот, сидит бабка-киборг в автобусе и зыркает глазищами по сторонам. Шпионов и рэкетиров высматривает, непорядки подмечает, асоциальные элементы всякие. Элементы они такие, они вроде люди, а в то же время и субъекты. Подозрительные. И строчат потом бабки отчёты в ФСБ. А если ответишь бабке грубым словом или простым замечанием, тоже ставь на себе крестик-нолик. Придётся осесть в отчётах и ой как долго быть на нехорошем счету. Хам, грубиян, агрессивный человек. Живёшь и не знаешь, что ты наглец, обормот и иждивенец, а государство о тебе в курсе.
      Вася и домочадцы слушали и то дивились, то хмурились, вспоминая, видимо, кто где каких бабушек-киборгов видел. Лежит на кого-нибудь такая бумажка на каком-нибудь столе, а товарищ главный лейтенант или даже майор сидит и в усы посмеивается. Оплатите штраф, граждане хулиганы. Вот такие дела.
      — А вы к нам надолго? — бабушка перевела разговор. — А то ж завтра суббота, я по субботам оладушки пеку. Варенье малиновое достану по такому случаю и наливку сладкую. 
      Вот она, русская доброта и простота. Васе вдруг очень захотелось малинового варенья, но бабушка в таких вопросах неприступна, как Китайская стена. Всё, что на Новый год и на всякий случай, то неприкосновенно. И уберегитесь, Вася и Максим, глаз положить на запас. Тут не то что шаг влево, шаг вправо, тут сразу без суда и следствия пропишут нотацию, подзатыльник, а то и вовсе ремнём пригрозят. Вообще-то бабушка нежадная, она просто запасливая. И круг замыкается на том, с чего и начался: запасы неприкосновенны до часа под названием «Ну вот и пора». А «пора» бывает не так часто. Увы. 
      Фёдор Николаевич подул на горячий чай, отхлебнул, поразмышлял и подул ещё раз. 
      — На ваши оладушки непременно останусь. Мне Мария Гавриловна, ваша соседка с пятого этажа, докладывала, что вы мастерица в вопросе выпечки.
      Мария Гавриловна, ещё не каноничная бабушка, но уже немолодая женщина, скорее, среднестатистическая пенсионерка. Не молодится, но элегантна на зависть окружающим пенсионеркам. А как ей шли береты, и уж этого ей простить никак не могли. Милая, хорошенькая, леди русского розлива. Ну как подобное безобразие пропустить мимо?
      — Ребёнки любят мою стряпню. Выпечка-то хороша, но не та, что раньше. Вот лет десять назад как я пекла! И хворост, и чебуреки, и пирожки, стряпала и угощала всех, а сейчас… — Лидия Алексеевна махнула рукой и чуть было не обрушилась в уныние, но быстро спохватилась и уточнила про соседку: — Тоже киборг? 
      Президент задумчиво помешал остывающий чай и, к удовольствию Васи, всё-таки причмокнул. 
      — Да нет, не киборг. Обычная пенсионерка, среднестатистическая, как и вы. 
      Такие, как Мария Гавриловна, киборгами не бывают. Ну не бывают! И Вася размечтался: вот бы его взяли на секретную службу. Вон как быстро всё схватил на лету, быстрее острой на слух бабушки. А ещё намотал на еле заметный пушковый ус, что Марию Гавриловну надо или обходить стороной, или улыбаться ей мартовским котом по самые уши. Вот уж где обнаружился тихий омут с чертями.
      Мама потихоньку убрала со стола грязную посуду и подала к чаю свой фирменный творожный торт. Утром испекла. Васе и Максиму строго-настрого запретила даже дышать в сторону угощения. А тут ещё ко всему прочему президент в гостях, грех не угостить. Вася от души и для души съел два куска, а Фёдор Николаевич один. Но долго посматривал в сторону чугунной сковороды и, не выдержав, загрёб чайной ложечкой с надписью «Сочи-2014» крошки.
      — А можно о работе поговорить? Чуть-чуть. — Мама положила на блюдце кусочек лакомства и как бы между делом протянула Фёдору Николаевичу.
      — Дела насущные никуда от нас не денутся, Мария Владимировна. Работа не волк. Вася, ты в шахматы играешь? 
      Вася чертыхнулся и помотал головой.
      — Зря. Мы вот закон приняли, по которому со следующего года в школах будут шахматам обучать. Это вам не танки и стрелялки, там думать нужно. Логика, память, мышление, даже математика. Что скажешь?
      Вася ничего не сказал, только надулся. Он сказанное воспринял в свой адрес и близко к сердцу. А вдруг президент знает, что Вася мечтает стать магом, а шахматы ему ну совсем не сдались. Нет бы нормальные законы принимать. И вообще как можно меньше лезть к школьникам, а к подросткам так вообще лучше никогда. Будь его воля, Вася бы приказал ввести в школах изучение фэнтези, магию, заклинания. Кстати, заметка на ближайшее время: перечитать «Гарри Поттера» и освежить память. 
      — У нас лото есть, «Монополия», — встрепенулась мама. — Но раз уж заговорили о работе… Стёпу вроде как сократить хотят. Подсобите. Замолвите за него слово. Пожалуйста, Фёдор Николаевич.
      Президент всё-таки надумал и положил себе третий кусочек торта. А это что-то да значит. Разговор вот-вот да склеится как надо. Довольная мама плюс счастливый папа — это новый набор конструктора. Добрые люди никому ни в чём не отказывают, на то они и добрые. С добренькими сложнее, тут главное палку не перегнуть. 
      — Напомните, кем Степан Караваев работает? — с интересом спросил Фёдор Николаевич, накладывая в розетку малиновое варенье.
      Бабушка поспешила вмешаться в разговор, пока невестка всё не испортила. С незапамятных времён между ними шла холодная и относительно мирная война. Поле боя — трёхкомнатная квартира. На кону папа. Мама бы и сдалась, если бы не одно но: это бабушка считала, что между ними Куликовская битва. Маме было до выяснения отношений как динозавру ноутбук. То есть на фиг не сдалось всё это. 
      Так вот о бабушке.
      — Он очень хороший человек, для Дома культуры афиши рисует. Вы погуляйте по городу, увидите, я вам адреса даже дам, где можно поглядеть. Вот вёдро будет, так особенно тамантливо смотрится. Он очень тамантливый, а его сократить хотят. Безобразие, Фёдор Николаевич.
      Фёдор Николаевич не без интереса смотрел на бабушку и постукивал ложкой по нарядному блюдцу. Вася вжался в стул и опустил глаза, ведь обычно разговор о папиной работе плавно перетекал на него. Бабушка и мама, объединившись в одно общее взрослое зло, причитали, что он такой же лентяй, слюнтяй и что надо хорошо учиться, чтобы не быть как папа. 
      А папа повесил на себя гордое слово «дизайнер». За его плечами неуверенно стояло и колченого покачивалось образование учителя рисования. Просто он до сих пор искал себя, пробовал то тут, то там, и всё на полставки или вовсе за символическое, едва побрякивающее «спасибо». В век, когда цветные афиши печатали на красивой бумаге сверхсовременные аппараты, увешивали плакатами каждую остановку, чуть ли не на лоб клеили прохожим, папа нашёл вакансию в местном ДК и очень радовался карьерному росту. Росту, блин, он радовался. Карьерному. Недовольная папиной зарплатой мама каждый день пророчила Васе такую же жизнь, если не возьмётся за ум. 
      Так себе перспектива. Но мама почему-то всегда умалчивала, что Вася не какой-то там двоечник, а твёрдый троечник-хорошист. Пятьдесят на пятьдесят то есть. В скучной реальности он середнячок. 
      — Так ведь его труд — рудимент на теле нашей Родины. Я распоряжусь, чтобы ему предложили другую, а рисуют афиши сегодня разве что в глухих сёлах да деревнях. Им там негде печатать объявления для дискотек, вот и… 
      Бабушка беспардонно перебила президента:
      — Как другую? Он не может работать продавцом, предлагали уж. Это не его. И на завод не пойдёт, сказал, лучше совсем без работы сидеть будет, чем так.
      Бабушкин голос становился всё тише и тише под строгим взглядом Фёдора Николаевича. Вася так и читал в его глазах: «Значит, стране нужны резервы и трудовые руки, а все хотят много денег и отдыхать».
      — Это вы, Лидия Алексеевна, разбаловали своего сыночка, вот он и стал трутнем. Я одна двоих детей поднимаю, а с вашим детинушкой всех троих, — встала мама на сторону президента. 
      Бабушка пошамкала ртом, обдумывая атаку или отход. Вася всё ещё сидел ниже травы, чтобы ему не перепало. Эти две женщины могли на раз-два накинуться на ближнего своего, чтобы причинить ему жизненный урок. 
       «Он творческая натура!» — бабушкину логику разбивало не менее логичное мамино: «У него руки из жопы!» Но при президенте как-то не комильфо так выражаться. Президент всё-таки.
      Фёдор Николаевич, видимо, тоже предчувствуя нешуточную бытовуху с отягощением, дипломатично сложил руки в замок и принял такой официальный вид, что заткнулись все. 
      — Мы обязательно разберёмся, — с чувством, с толком, с расстановкой, прямо как в телевизоре, ответил Фёдор Николаевич. — Лидия Алексеевна, Мария Владимировна, если мы одному человеку разрешим остаться на не нужной государству должности, значит, все остальные тоже попросят поблажек. Прогресс и страна не стоят на месте. Вчерашний день — уже прошлое, нам — всем нам — надо жить днём сегодняшним, а ещё думать о том, что будет завтра. У нас в стране сложная экономическая ситуация. Преступление — двигаться назад, когда надо идти только вперёд. У Степана Александровича, между прочим, хорошие навыки в других сферах, более востребованных. Нам нужны добросовестные, хорошие маляры. Раз уж привыкли руки к топорам, так зачем далеко ходить? Все должны понять, что жить, соблюдая закон, гораздо комфортнее и выгоднее, чем пытаться прыгнуть выше себя. Запомните, Лидия Алексеевна.
      И такой важный-важный сидел президент, такой официальный, строгий, что никто ни на секунду не усомнился в маленькой, кухонной пресс-конференции. Можно, наверное, подать не менее кухонную апелляцию, провести диванные дебаты, устроить комнатный переворот и объявить квартиру номер «Семь» независимым и гордым государством. А несогласных сослать за хлебом в осенний холод, а победителям разрешить владеть всем содержимым холодильника.
      — Всё относительно, — неуверенно прошептал Вася и словил такие взгляды, что одним походом за хлебушком так просто не отделался бы. Заставят ещё в хозтовары зайти за чем-нибудь. «И на кухне подмети! Из-под стола не забудь», — как вишенка на праздничном пироге.
      Один Максим послушно молчал, не доставлял неудобств, смиренно жевал бутерброд с колбасой и закусывал тортиком. Правильный гражданин государства «Квартира шестьдесят восемь». Лишнего не говорил, ничего не требовал, довольствовался тем, что было. Золото, а не человек. Фёдор Николаевич одобрительно на него поглядывал, иногда приговаривал «Пей чай, пей; кушай, кушай», отвечать не просил и лишних слов не тянул. Ни к чему.
      Бабушка тем временем спохватилась: а где дорогого гостя положить спать? Стремительный вопрос породил такой же быстрый ответ: Лидия Алексеевна спит у себя, её место свято и неприкосновенно, Вася тоже спит один, а Максима уложат с мамой. Итого остаётся раскладное кресло, которое уступят Фёдору Николаевичу. Максим уже было открыл рот, чтобы захныкать об утраченном на время кресле, но бабушка с ловкостью мирового фокусника достала откуда-то шоколадную конфету и быстро договорилась с внуком.
      У Васи тоже было раскладное кресло, и он закономерно считал, что удобнее ничего нет. Кровать — это кровать, это оплот банальности, плюс, когда появлялись гости, была вероятность, что к тебе подселят кого-то. Бабушка же похлопотала и принесла на стул для Фёдора Николаевича и настольную лампу, и газеты, и даже печенье. Печенье, к слову, она раздала всем, так что Васе с Максимом тоже досталось по блюдечку с лакомством. Гость гостем, а своих тоже надо любить.
      — Во сколько вы обычно завтракаете? — спросил президент.
      — Полвосьмого, иногда в семь. Поди покушаете с нами? — Бабушке, видно, очень хотелось угостить президента своими оладушками. — Маша, опростай каструлю мою к завтрашне. 
      Фёдор Николаевич дал согласие на завтрак в семь тридцать. Киборгу-заместителю всё равно, где президент. Главное, чтобы он успел вернуться к самолёту: человек сядет в пассажирский отсек, а заместителя выключат и уберут в грузовой. А когда «здравствуй, город Энный Энск», киборга достанут, стряхнут с него пыль, проверят, подкрутят, где надо, гайки и отправят отрабатывать хлеб. То есть топливо.
      Мама принесла в комнату лото, карты и несколько книг — русский и французский детективы малоизвестных авторов, Льва Николаевича, Фёдора Михайловича и что-то из современников. Вася и Максим смотрели телевизор. У них Сталлоне, боевик, им некогда размениваться на взрослые скучные занятия, когда мир в огне. Мама с бабушкой играли в лото, а Фёдор Николаевич читал русский детектив. Потом он присоединился для «подкидного дурака». Зазвонил телефон, и бабушка ушла разговаривать. Мама позвала Васю для ещё одного «дурака», а когда через полчаса вернулась бабушка, мама ушла заваривать традиционный вечерний мятный чай.
      За чаем ещё раз сыграли в лото, потом бабушка села читать гороскоп на завтрашний день. Хоть Васе и Максиму было неинтересно, всё же им тоже пришлось узнать, что приготовило ближайшее будущее. 
      — Фёдор Николаевич, для Весов завтра спокойный день, можно отложить дела до обеда и устроить себе шо… шоп… пинг. Но вечером вас ожидают новости, приятные или не очень, покажет время. 
      — Что такое шопинг? — спросил Максим.
      — Не знаю, наверное, что-то неспокойное. Слово-то даже звучит странно, — поделилась бабушка знаниями с внуком. — Что суксился, спать хочешь?
      — Я уже слышал это слово, но забыл его, а сейчас вспомнил, — с детской наивностью поделился переживаниями Максим. — Тётя Ирина однажды мне сказала, что идёт на шопинг, когда я спросил, как у неё дела. И всё-таки, шопинг — это хорошо или плохо?
      Бабушка отмахнулась газетой и ответила, что тётя Ирина очень посредственная женщина. Вася мудро промолчал, не выдав своего ценного мнения, что для бабушки все посредственные, в том числе и мама. Он цыкнул на Максима, но было уже поздно: иногда правильный гражданин не одно и то же с умным гражданином. 
      — А бабушка Галя из пятьдесят первой квартиры сказала, что наша мама посредственная. Что такое посредственная?
      Ох, ёжики-матрёжики, что бы сейчас могло начаться! Уж Вася знал. Знал и готовился к скандалу, к Великой Квартирной Ссоре и к недельной Зловещей Молчанке. Как там говаривал один доктор? «У вас молчанка». Бабушка по обычаю кодекса пожилого человека ни за что не вступалась за маму. Дословно: ведь в её годы все женщины были целомудренны, послушны и праведны. Вася предполагал, что не все слова правильно понимал, но на всякий случай всё же не уточнял. Например, что такое «целомудренны» Вася не знал, но подозревал такое что-то эдакое. Правильное, что ли. Наверное. Бабушка вообще любила выступать за всё безупречное по жизни.
      А мама не давала себя в обиду. Так она это называла. И во всём не соглашалась с бабушкой, потому что та то в гроб всех загоняла, то в монастырь. Вообще-то Вася стоял на стороне мамы. Она часто разрешала и телевизор допоздна посмотреть, и музыку эпилептиков слушать — коронное выражение бабушки. 
      Максим во время таких кухонных разборок обычно ревел. Народ есть народ: сильные сей квартиры делили что-то никому не понятное, грозились друг другу войной первыми попавшимися под руку предметами, а простой люд страдал и претерпевал тяготы жизни. 
      Но сегодня между двумя высшими силами встала ещё более могущественная фигура. Ничьи головы с плеч не полетели, но Фёдор Николаевич строго на всех посмотрел, а на простой люд и того строже. Вася наградил народ лёгким щелбаном.
      — Макс, ну чо ты рот всё время не вовремя открываешь? — простонал Вася.
      — Я просто спросил, — промямлил Максим.
      Так и затихла буря, не успев начаться. Мама с бабушкой посверкали друг на друга глазами, но мудро промолчали. Когда две стороны проигрывают, значит, есть между ними третья сила, выигрывающая. И просто более могучая. Всем в случае чего наваляет, поэтому лучше лишний раз не мявкать. 
      Так бы и длилось молчание холодной квартирной войны, если бы мудрая мама не прервала его:
      — Фёдор Николаевич, приезжайте к нам на Новый год. У вас в Москве, конечно, хорошо, но суетливо, не по-домашнему как-то. А у нас снег, на площади ёлка и… снег. Много снега. Настроение новогоднее. Числа третьего января, без суеты. Стёпа, то есть Степан Александрович, дома будет, на зимнюю рыбалку свозит вас, а вечером в баню. У нас недалеко от города, полчаса езды всего. — Мама убрала игры и вернулась к остывшему чаю. 
      Вася оживился. Точно, праздники же скоро. Папа ему обещал новую игру подарить, чтобы больше погружения в виртуальность, с очками. Вот в классе все обзавидуются! Лишь бы только папу не уволили.
      — Обещать не буду, но посмотрю, что можно придумать, — ответил Фёдор Николаевич.
      После вечерних новостей все разошлись по комнатам. Завтра рабочий день, вставать рано, а бабушке надо успеть оладушек напечь. Пока Максим умывался перед сном, она тихонько проскользнула в комнату к Фёдору Николаевичу. Вася притворился спящим и натурально посапывал. Но, ёшки-матрёшки, как ему хотелось провалиться в вечерние мечты, выполнить оборванную миссию и выйти победителем. Но куда там. Почему-то ему казалось, что Фёдор Николаевич осудил бы за подобные мысли. Хотя что такого-то? Но патриотизм, все дела. Надо о стране думать, об уроках, об оценках, о будущем. О чём ещё с экрана вещал киборг? О долге перед Родиной, например. «Киборг здорового президента», — подумал Вася и сам себе заулыбался под одеялом, довольный шуткой.
      В общем, бабушка умудрилась опять вторгнуться в его — Васино — личное пространство. 
      — Вы оладушки с чем хотите: со сгущёнкой, с мёдом, со сметаной? Ещё варенье есть. Вишнёвое, больно баское.
      — С вареньем и со сметаной. 
      Бабушка не торопилась уходить из комнаты, помялась, пошаркала на месте и неуверенно, но при этом осторожно спросила:
      — Я как раз завтра хотела отчёт отправлять, ходила на проверку к окулисту в нашу поликлинику. Так, может, я вам в руки отдам? Передали бы, поди. И быстрее будет.
      Фёдор Николаевич взял стакан молока и откусил печенье.
      — Нет, всё должно быть по форме. Отправляйте, как раньше отправляли. У вас через неделю проверка в детской поликлинике на Гагарина. Мы Максима уже записали к терапевту.
      — Хорошо, скажу Маше, что плановый осмотр. Спасибо, Фёдор Николаевич.
      Президент допил молоко.
      — Идите спать, Лидия Алексеевна. Постойте. Чуть не забыл: ещё на полгода Степан Александрович поработает в ДК, а потом — в учителя, историю преподавать. Место организуем в хорошей школе, так что не волнуйтесь.
      Бабушка заохала и стала благодарить президента, но он тихонько шикнул. Бабушка ещё раз сердечно отсалютовала несколько «спасиб» и ушла.
      Фёдор Николаевич вернулся к книге. А Вася осторожно окунулся в мечты о магических подвигах. Ну что, край ты мой родимый, квартира номер «Семь», живём дальше. Да и грезить маленьким миром стало интереснее: раньше Василис кем был? Магом. Маг он и на дне океана маг. Вчерашний день, а сегодняшний — это тайный маг при дворе Безумного Короля, имя которому Василис ещё не придумал, но чем василиск не шутит.
      Вася укутался в одеяло поглубже и окунулся в сокровенный мир.