О клятвах и жертвах

О клятвах и жертвах

Весть о свадьбе Джареда-героя и принцессы Лелей разнеслась по всем трем королевствам. Счастлив был простой народ за своих любимцев, спасителей от гнета Принца-Лича; на месяц затянулись пышные празднества, реяли на улицах синие флаги с мечом и белой лилией – символ нового союза двух сердец.  

Только Шайли от всех этих радостей тошно было.  

Шайли, видите ли, в число победителей не вошла – зато поминки по ней знатные устроили. И теперь – за свадебным столом Лелей речь прочла – душещипательную, трогательную, о верной подруге, храброй сестре по оружию. Джаред громко каялся, себя во всем винил – но красиво, так, чтобы никто другой осудить и не подумал. Эвель, брат ее остроухий, складную песнь пропел – о великой жертве, принесшей победу, и даже ворчливый старик, требовательный наставник Гофрид свое слово сказал: «Хорошая девочка, храбрая».  

А что обидно – не солгали ни разу.  

Шайли в тенях не первый день наблюдала – и вправду, сожалеют, что так оно все сложилось. До сих пор, между собой говоря, сокрушаются, стыдятся своего же лицемерия, но понимают, что нельзя по-другому. Расскажи доблестные герои всем, что против Принца-Лича были они как мышата новорожденные перед матерым котом, что все его злодеяния – от скуки, и отпустил он их с миром взамен одной лишь добровольной жертвы – не окончилась бы война еще долго, понесла бы за собой бесчисленные потери. И народной любви герои бы не сыскали.  

Вот только Джаред тогда, в последнюю их ночь, клялся, жарко целуя: «Вернусь, обязательно вернусь за тобой, Шайлель, душа моя!». А теперь у него в объятьях Лелей улыбается, теперь она его душа – всего пару лет спустя.  

Шайли там, среди нежити, жестоких убийц и уродливых тварей страдала, ждала, верила наивно, казалось целую вечность, а у них тут – любовь на чужих костях построенная. Подойти бы – да высказать все в лицо, но все она ждала невесть чего, не решалась.  

Сняла комнату в гостином дворе поприличней и следила целыми днями за былыми друзьями. Пока, вернувшись под утро, перекусить и отдохнуть чуток в уютной постели, не обнаружила, что та уже занята. Сам Принц-Лич заглянул, даже не потрудился облик сменить – во всей красе предстал: скелет могучий и рогатый в королевских одеяниях.  

Пусть Шайли и провинилась – давно обещала вернуться в темный замок, но настроен он был благодушно:  

– Может, понял я что неправильно, и долго так ты, потому что ждешь пока у Джареда с Лелей ребенок появится – чтобы месть уж совсем сладкой была, и любимый господин порадовался. Знаешь же, как люблю я детей своих врагов.  

У господина ее, Принца-Лича, половина свиты – дети врагов. Ни что ему большую радость не доставляет, как заручиться верностью тех, кто убить его желать должен.  

Шайли на пыльном полу распласталась, поползла на коленях костяные ноги целовать, моля о прощении. Смысла в тех мольбах – не много, но господину нравится, любил он, когда слуги унижаются, тогда и милостив бывал.  

Первые годы Шайли гордость покоя не давала. Надменная все же эльфийка, княжеская дочь – одно дело в жертву себя принести, остаться в лапах врага, другое – лебезить перед ним. Но привыкла со временем. Если все игрой считать, постановкой как в уличных театрах – так и не чувствуешь ничего. Когда-то она перед родным отцом голову склоняла, а тут лишь чуть больше постараться нужно – зато Принц-Лич больше и позволял. Одарил ее настоящей силой и истинным бессмертием.  

Все верные слуги у господина бессмертны, а то уж слишком часто он в порыве гнева убивать любил – не напасешься, как говорят.  

О многом Шайли передумать успела, пока Принц-Лич не насытился преклонениями и заверениями в вечной верности.  

– Значит, просто трусишь, – ухватил ее за подбородок, впился прямо в душу алыми огнями в пустых глазницах. Насквозь он всех видел – потому и был столь силен.  

– Сама же вызвалась. Обиделась, что возлюбленный клятву нарушил, забыл тебя, бедную. Поставил выше приоритеты жителей всех пяти королевств, чем одно мимолетное увлечение.  

Разумом-то Шайли все понимала, но ведь и вправду – обиделась. А она теперь злая, темная, тоже нежить проклятая – можно и о себе подумать. Да и отголоски ревности жгли.  

– Будто стыдишь меня, господин. Вот только незачем ему было лживыми обещаниями раскидываться! Ведь верила, ждала, что вернется, попытается спасти… – хотелось Шайли пожаловаться, Принц-Лич о людском вероломстве, предательстве разном слушать любил.  

Но сейчас тот уже о своем размышлял.  

– Хорошая это мысль, о ребенке. Хочу его, Шайли – добудь. И без сделки домой не возвращайся, а то, клянусь, вновь войной пойду на эти мирные земли и спалю все дотла.  

– Но… – спорить с господином мало кто осмеливался – и Шайли зря попыталась: свернул Принц-Лич ей шею и исчез, вернулся в темный замок.  

Умирать Шайли не любила – каждый раз разум измучивали тревожные видения, – но привыкла. Принц-Лич, некогда казавшийся истинным чудовищем, порождением бездны – таким и являлся. Да только он как ребенок – жестокий и всесильный, шут-злодей, еще больше оттого опасный. Ослушаться – и мыслей не возникло. Свое слово темный господин всегда держал. Не то что светлые герои.  

И Шайли не стала тянуть. Долго в сомнениях крутилась перед зеркалом, но тем же днем пробралась в покои Джареда и Лелей.  

Они вошли, смеясь, сияя серебром и сапфирами на одеждах. Нескладная девица обратилась в прекрасную женщину, даже эльфийская красота Шайли блекла рядом с ней, и Джаред все также хорош собой, руки его сильны и надежны. Почуяв чужака, выхватил меч – и на долю мгновения остановился до удара, отступил на шаг обессилено, выдохнул: