Обдериха

Обдериха

Начало

8 километров в час.

Геля переходит на бег. Вакуумные наушники оберегают ее от шума спортивного зала, но она не включает музыку – в них тишина.

10 километров в час.

Она с силой, с беззвучной злобой, впечатывает ноги в упругую дорожку – плевать на технику бега.

12 километров в час.

Не отрываясь, смотрит в панорамное окно прямо перед собой. Угрюмая серость вечерней Москвы агрессивно переливается неоновой рекламой. Уже завтра она должна покинуть свою уютную квартиру, свою любимую Москву. Насколько? Она сама не знает. Она даже не знает, зачем она едет.

15 километров в час.

Из-за этих трех слов, написанных в единственном сообщении, от матери за уже много лет. Сообщении, пришедшем на телефон, который лежит сейчас перед ней, на пульте управления беговой дорожкой. Бежать становится сложнее, дыхание сбивается с темпа.

18 километров в час.

«Твой папа умер».

Ноги не успевают за скоростью движущегося полотна, Геля оступается. Она летит на пол, больно приземляясь на руку. К ней бросаются другие посетители зала, чтобы помочь, но она, неловко улыбаясь от досады, стыда и неожиданности, встает сама.

Завтра она едет домой.

День первый

Пять утра, вокзал, поезд до Брянска. Билет Геля брала в последний момент, поэтому, естественно, верхняя боковушка. Ее сосед, грузный молчаливый мужчина, только присев за складной столик, уставился в телефон, елозя по экрану толстым указательным пальцем правой руки. Такая компания устраивала ее значительно больше, чем молодой парнишка из купе напротив, по виду еще совсем студент, пытавшийся завязать с ней разговор поначалу. Но Геля безапелляционно уткнулась в ноутбук, и парню пришлось смириться с неудачей и нацепить на голову большие наушники.

Ей надо было закрыть последние дела перед отпуском. Неделя, которую она практически вымолила у своего руководителя. Длинный стол, холодный свет ламп дневного света.

- Ты же понимаешь, у нас сдача проекта на носу?

Она понимала.

- Это, конечно, так невовремя, – запах дорого парфюма смешивается с резким запахом пота. Тонкая позолоченная оправа на кончике большого носа, изуродованного рытвинами широких пор. Она чувствует, как его взгляд скользит по ее убранным в хвост длинным русым волосам, как жадно ощупывает ее упругое тело, похотливо спускается в декольте, изучает небольшие груди. Она, как и прочие в офисе, знает правильный подход, поэтому еще в приемной расстегнула на одну пуговицу своей белоснежной блузки больше, чем позволяет офисный этикет.

- Ты же будешь на связи?

- Конечно, – она соврала.

Сначала она работала сидя на нижней полке, затем, чтобы не смущать своего немногословного соседа, устроилась наверху. Шесть часов пролетели незаметно, но виной тому была не работа. Последние дни в принципе пролетали для нее как в тумане.

Она не была дома уже больше десяти лет, как уехала после школы, поступив в столичный вуз. «Не была дома», – Геля сама поймала себя на этой мысли. Почему она называет «домом» место, оставшееся далеким воспоминанием еще до мясорубки карьеры, череды одинаковых съемных квартир, обставленных одинаковой мебелью из «Икеа», мужчин, разбитых сердец (чужих и ее), приобретенных друзей, предательств? Разве можно называть «домом» место, где не был уже столько лет? Хотелось ей того или нет, но при слове «дом» в подсознании всплывала ее детская комната, самовар на веранде, баня на краю участка, тянущиеся к реке улицы родной деревни, где прошли ее детство и юность.

Геля думала об этом, трясясь на просиженном запыленном сидении старенького автобуса. Два часа от автовокзала Брянска до районного центра в полупустом салоне, в компании нескольких бабушек в выцветших платьях, небритого мужика-работяги, от которого разносился неприятный запах пота (Гелю передернуло при воспоминании о руководителе), молодого парня с дешевой цепью поверх футболки и солнцезащитных очках, поднятых почти до макушки. Сначала по шоссе, потом по узкой однополосной дороге. Все дальше комфорт больших городов, к которым она успела привыкнуть, все больше ям на дороге. Геля устало прислонила голову к стеклу, почувствовав, как она начинает вибрировать в унисон со старым механическим корытом.

Пустая остановка, синяя краска облупилась на потертой деревянной лавке, разбитые бутылки и бумажные салфетки у расписанных неумелыми граффити стен. Надо дождаться маршрутку. Еще час тряски по проселочной дороге – и она на месте. Но дождаться ее легко только на словах – расписание непредсказуемое, а если в старой «Газели» что-то выйдет из строя, то не дождаться можно вовсе. А может, оно и к лучшему? Геля уже не могла скрывать от себя, что возвращаться ей совсем не хотелось.

Она убегала уже очень давно. От прошлого, от боли, от обиды. Убегала так давно, что позволила сама себе забыть кто она и откуда. Если в большом городе и можно чему-то научиться, то это стирать свою жизнь и начинать ее заново. Наверное, Геля и сама поверила, что всех тех лет, проведенных тут, на краю мира, и не было. Но теперь, на этой замызганной остановке призраки прошлого неумолимо тянули к ней своей невидимые руки.

Кажется, она была уже готова развернуться, снова сбежать, выкинуть телефон, забыть об этой чертовой смс-ке, когда вдруг из продуктового магазина напротив показалась знакомая фигура. Старые, блестящие на коленях спортивные штаны, клетчатая рубашка, растрепанные волосы, слегка ссутуленная спина, и, конечно, сигарета в уголке губ… Неужели это: