Обет

Пролог

- Не умирай, прошу, - я трясущими руками прижимал к груди хрупкое тельце трехлетней дочери.

Слезы текли, затуманив взор. В беззвучном крике я открывал рот, не в силах набрать в легкие воздух.

Я сидел на коленях, возле обочины автотрассы. Вокруг суетились люди, остановившиеся у дороги, то ли утоляя любопытство, то ли желая помочь.

Несколько минут назад сердце моей дочурки жизнерадостно билось в ожидании окончания поездки к моим родителям. Ребенок радовался будущей встрече с бабушкой и дедушкой.

– Папа, а Миша тоже хочет блинчики! – моя трехлетняя Алиса, как всегда, была полна энтузиазма. – С клубничкой!

– С клубничкой, – подтвердил я, бросив взгляд на заднее сиденье, где плюшевый медведь по имени Миша уже был измазан остатками печенья. – Только ты его потом от сахара не отмывай, ладно?

Алиса заговорщицки хихикнула, продолжая пичкать Мишу печеньем. Её чистый смех звенел в машине, разгоняя тревогу, что скреблась где-то на краю сознания. Глядя на ее улыбку, испачканную крошками, я и сам невольно улыбался.

Черный внедорожник, желая обогнать медленно ползущий грузовик, выехал на встречную полосу. Машина вошла в опасный поворот. Знаков не было вообще, как и тормозного пути у грузовика, который вылетел мне навстречу словно из преисподней.

Дальше все было как в замедленной съемке: мой отчаянный рывок руля, визг тормозов, оглушающий хруст металла, непроницаемая стена ужаса, надвигающаяся на нас. И крик Алисы, обрывающийся на полуслове.

Тишина. Гробовая тишина, в которой не было слышно даже моего дыхания.

Я не помню, как сумел выбраться из автомобиля. Первой мыслью было достать из детского кресла ребенка и проверить здоровье трехлетнего малыша.

Неестественная поза дочери игнорировалась. Мозг не хотел верить в страшнейшее, что могло произойти в моей жизни. Вытащив ее безжизненное тело из упрямых лямок автокресла, я молил о спасении жизни ребенка.

Смеркалось. Немногочисленные люди, пытались мне помочь. Я безумно рычал на них. В глазах была белесая муть. Голова закружилась и силы покинули мое тело.

Появилась какая-то легкость и чувство опустошения. Я флегматично смотрел на бесчувственного себя и обмякшую дочь. На краю сознания возникла мысль о том, что это не нормально.

Очнулся я в перевернутом мире. Боль, острая, как бритва, пронзила всё тело. Звон в ушах. Сквозь треснувшее лобовое стекло солнце казалось огромным белым пятном.

– Алиса! – выдохнул я, с трудом разрывая спасительные ремни, которые теперь врезались в грудь стальными тисками. – Боже, Алиса!

Дочь была зажата в искореженном детском кресле. Глаза закрыты, лицо бледное, словно восковая маска, на виске кровь. Собрав последние силы, я вытащил ее из этой ловушки, прижал к себе. Пульс был, но слабый, еле уловимый, как трепет крыльев бабочки. Она застонала.

– Тише, солнышко, тише… – шептал я, целуя ее волосы, вдыхая родной запах ванильного шампуня, который смешивался с запахом бензина и крови. – Папочка здесь, все будет хорошо…

Я знал, что лгу. Это был конец. Безнадежность, холодная и липкая, как паутина, опутала меня.

Закат истекал кровью на горизонте, окрашивая небо в зловещие багровые тона, точно рана на теле умирающего дня. Скрежет металла, хруст ломающихся костей, звон бьющегося стекла – какофония агонии, страшный саундтрек к концу моего мира. Моей жизни. Но не ее. Ради всего святого, только не ее…

Я прижимал к себе мою девочку, мою маленькую принцессу, ее хрупкое тельце, обмякшее в моих руках.

- Не умирай, прошу, не уходи, - шептали губы, но слова тонули в оглушающем грохоте крови в ушах.

Мир вокруг сузился до размеров этой разбитой машины, пропитанной запахом бензина и страха. Пустота. Глухая, всепоглощающая пустота.

- Смерть невинных... Да, это всегда рвет мироздание на части, - мелодичный голос, как перезвон серебряных колокольчиков, прорезал пелену ужаса, заставив меня обернуться.

Именно в этот момент она и появилась. Прямо перед разбитой машиной, словно шагнула из зыбкой границы между мирами.

Не ангел, скорее, девушка, юная и невесомая, словно сотканная из сумерек и лунного света. Длинные, иссиня-черные волосы, заплетенные в тяжелую косу, ниспадали до самой земли. Ее лицо казалось почти бескровным, фарфорово-бледным, но на нем горели огромные, раскосые, почти миндалевидные глаза. Они были темнее самой глубокой ночи, и в них плескалась неземная, всепонимающая печаль. Одетая в простое восточное платье цвета слоновой кости, она казалась нереальной, видением, пришедшим из древней легенды.

- Тебе не нужно терять ее, – прозвучал голос, тихий и мелодичный, словно перезвон хрустальных колокольчиков.

Я поднял голову, не в силах вымолвить ни слова. Страх боролся с надеждой, разрывая меня на части.

- Я могу помочь… – продолжала она, и голос ее, казалось, вибрировал в самом воздухе, заставляя дрожать струны души. – Но за все приходится платить.

- Кто вы? – прохрипел я, не выпуская Алису из рук. – Что происходит?

- Я уже сказала. – Девушка сделала шаг ко мне, и меня пронзил холодок, словно от ледяного прикосновения. – Я могу помочь. Но ты должен мне довериться.