Обиженная женщина.

Обиженная женщина.

Довелось мне как-то пить водочку на кухне одной очень интересной особы – Госпожи Ремизовой, дамы с внушительным Шаляпинский басом, чувственностью полотен Буше* и деятельностью героев самых известных романов Дюма. И пока я морщилась, прикусывая лимонную дольку под аккомпанемент задорного баска разрумянившейся Госпожи Ремизовой её маленькая дочь Любаша катала носом по кухонной плитке плюшевого зайца с печальными глазами.

- А ведь первым моим мужем был дипломат, - без перехода перевела тему Ремизова, по-генеральски хлопнув стопкой по вышитой накрахмаленной скатерти. В ушах у меня тихонько зазвенело, я поспешно потянулась к колбасной нарезке.

- И как оно? - невнятно поддержала я беседу.

- С дипломатом? Так же как с профессором, - отмахнулась хозяйка кухни, проведя взглядом дочь, старательно трамбующую кремового зайца в коробку с картофелем. Мутные стекляшки глазок зеркалили расфокусированный взгляд Ремизовой. На уже подпылённой морде ушастого читалось смирение даосского монаха.

А у меня в детстве была плюшевая белка….

Ремизова вновь разлила по стопкам:

- Я же сирота с шестнадцати. Работала, училась, работала. Сначала туалеты мыла, потом как языки подучила в институте, переводчиком. Там и встретила Лёвушку. Смешного такого, в очках и с портфелем таким рыжим….

Я посмотрела на полную до краёв рюмку – не знаю, как портфель, но рыжий хвост детской игрушки приветливо помахивал в недалёком будущем.

- Влюбились?

- Ещё как!

Любаша устало опустилась на попу зашуршав подгузником, прикрыла глаза и вытянув из коробки зайца, обняла того с неистовой любовью ребёнка ясельного возраста, прижав испачканную морду к персиковой щёчке. Рука сама потянулась к рюмке помянуть страдальца.

- Бегала за ним как собачонка: из Китая в Иран, из Ирана в Киргизстан… работу, учёбу забросила. Едва квартиру не потеряла, что от родителей осталась. А как-то приезжаю в посольство в Претории**, а там мой Лёвушка в этнических танцах упражняется. Прямо на столе. Голый как папуас, аж вспомнить стыдно.

Я сглотнула. Потом представила. Солёный огурчик встал поперёк горла. Серо-кремовый заяц понятливо блеснул лакированным носом с истовостью подкаблучника разделив повисшее в кухне молчание.

- Ох и выкрутила я ему тогда эти самые! – залихватски всплеснула руками реинкарнация Геры с ростовскими корнями.

Мило- безжалостное продолжение династии Ремизовых выкрутило шею зайцу наглядно проиллюстрировав картинку и передаваемую преемственность приёмов увещевания. Огурчик пополз верх по пищеводу.

Рыжее плюшевое детство с закрученным хвостом и Пушкинским прошлым жалостливо помахало мне со дна рюмки. Стало тепло и приятно как в детстве.

- Не уж то не отомстили? – в этот раз разливала я, памятуя о прозвучавшем в начале застолья «что же ты льёшь как еврейка, края не видишь?».

- Отомстила конечно! Сразу как увидела, так в соседнем кабинете и отомстила. Развод нам быстро дали… Помню, как пришла напоследок на приём в здание МИДа, посмотреть, послушать. Такого наслушалась! И не первая была та папуаска, и Жанэ не по совпадению оказывалась во всех странах где Лёвушка работал. Я, наверное, о многом догадывалась о чём в тот вечер услышала, только знаешь, золотце, после этого я как себя потеряла. Не верила я больше мужчинам, ни словам их ни действиям. Крутила ими пока себя не теряли, в каждом Лёвушку видела. Вот как запомнился он мне на столе, вот таким каждого и видела! И сержанта влюблённого, и доктора наук, и… всех не упомнишь. Спать не могла ночами, всё думала…

Плюшевый заяц остался один на кухонном полу. Ветреное счастье Госпожи Ремизовой ускакало в большую гостиную – там ещё медведь остался, целый дом разномастных Барби… Заяц сидел на полу с пристыженно прижатыми ушами, уже не такой чистый, уже не такой любимый.

Я вспомнила свою белку: рыжую, мягкую… такую, с которой засыпать было одно удовольствие. Вспомнила как любила её беззаветно, как прощала ей и придурковатый разлёт пуговок-глаз, и подпаленный в двух местах хвост… Представила её в объятьях другой девочки, у которой и бантики на голове больше и косички длиннее. Стало так тошно и противно на душе.

Ремизова протяжно вздохнула, колыхнув занавески на окне. Подпёрла холёной ручкой подбородок и хлопнув ещё по одной, тихо продолжила, словно поскуливая на гласных:

- Так я свой бизнес и открыла – не могла спать по ночам, голова просила осознанных мыслей. На третий Новый Год руки едва на себя не наложила, на все десять дней закрылась в квартире, а как одиннадцатого вышла, так сразу в банк брать кредит для малого бизнеса. Тогда мне ой пригодились и бессонные ночи, и ярость к мужикам, что в груди клокотала! Эх, как вспомню что тогда творила, вздрогнуть хочется…

Я вновь покосилась с осуждением на притихшего зайца. Глазки-бусинки почти не отражали свет. Плюшевый терпила потомка четы Ремизовых медленно завалился на бок, не выдержав сравнения с моей незабвенной белкой. Белочкой. Рыжее счастье в постели по утрам, взгляд бусинок – глаза в глаза, хвост пушистый в руках и вместе в детский сад… Да хоть куда, лишь бы вместе! И лапками своими поролоновыми прыг-прыг… Что-то сердечко моё «ёк-ёк», походу пора закруглять застолье.

- Но ведь в итоге всё хорошо? У вас теперь есть Любаша, значит нашёлся кто-то кто смог залечить раны.

Госпожа Ремизова вновь наполнила рюмку. Выпила, закусила аппетитно захрустев огурчиком. Покосилась на замершего зайца – жертвы феминизма и женской непостоянности- а потом так хитро улыбнулась, что белочка из детства что пляса на вертолётных винтах в моей голове смачно навернулась с пьедестала ностальгии, вернувшись в пучины памяти и более не показывая из неё свой задорный рыжий хвостик.

- Лёвушка мне жизнь лет на десять испортил – это факт, но вот Любашей в последствии все промахи свои загладил.

- Подождите, как это? – мы с зайцем и на секунду вынырнувшей белкой покосились на хозяйку квартиры.

- А вот так, золотце. Порой что бы успокоить обиженную женщину мужчине приходиться очень постараться. А старания имеют свойство окупаться.