Обманщица сердца, цикада

Обманщица сердца, цикада

Обманщица сердца, цикада…

- Задержанный, конкретней! Вы, находясь в состоянии сильного алкогольного опьянения…

- Бутылку пива уговорил, что сразу сильное? – задержанный нахмурился и дернул вниз капюшон, скрывая здоровенный фингал на откровенно разбойничьей физиономии. Стул жалобно скрипнул – мебель в участке не рассчитывали на двухметровых верзил.

- В состоянии алкогольного опьянения нанесли телесные повреждения средней тяжести гражданину Фоменко, средней тяжести – гражданину Гусятьеву, легкие телесные – гражданину Ступицыну… - дежурный вычеркнул слово и продолжил зачитывать рапорт.

- Легкие? Да я ему нос сломал! - энергично возразил задержанный. – Я этого тупицу со школы знаю, вечно он у малолеток отбирал мелочь.

- На почве давних неприязненных отношений, - дежурный невозмутимо черкнул ручкой.

- За гоп-стоп я ему врезал, - буркнул задержанный. – Они у почтальонки сумку отнять хотели, а там пенсии. Сегодня ж третье?

Дежурный кивнул.

- У меня этажом выше баб-Таня живет, она меня как деньги придут, в магазин всегда просит мотнуться. И вот пошел я за «Докторской» и кефиром, от себя прикупил конфет там, того-сего. Ну и пивка взял, пятница, епта. Сворачиваю во двор и вижу – обступили почтальонку, мать их… Один сумку рвет, другой тетку держит, третий ножом махает.

- Холодного оружия при потерпевших не обнаружено, - заметил дежурный.

- А вы в мусорке поищите, ищейки… - огрызнулся задержанный. – Гусь выкиднуху скинул, как драпу дал.

- Утверждает, что потерпевший Гусятьев угрожал холодным оружием, - записал дежурный и устало откинулся на спинку стула.

В отделении было душно, пахло куревом, потом и хлоркой. Багровую физиономию полицейского покрыли бисеринки пота. Настенные часы скрипуче дернули стрелками – полночь. Дежурному нестерпимо хотелось домой, к теплой жене и теплой постели.

- Что ж ты мимо-то не прошел, дядя? Оба бы сейчас дома сидели.

- Не пройти иначе – я с Ленина во дворы свернул, а там только один проулок, - задержанный широким жестом обрисовал маршрут.

- Ты не понял, - отмахнулся дежурный. – Что ж ты мимо-то не прошел? Грабят и грабят, полицию бы вызвал, мы бы разобрались.

Задержанный тяжело поднялся, пошатнулся и стукнул по столешнице ободранным кулаком. На дермантине остались красные пятна.

- Это вы… мимо проходите. Работа у вас такая – мимо ходить. А я, мать его, когда женщину грабят, в сторонке курить не стану.

Рука дежурного машинально потянулась к кобуре, острый страх коснулся сердца. Они в участке вдвоем с верзилой. Аленка, напарница на смене, не считается – баба, и дрыхнет небось, как сурок. Лапищи у мужика длинные, придушит и не заметит.

- А ну стоять! Сидеть! Отойти! Закрою на пятнадцать суток, слышь, урод!

Задержанный не сдвинулся с места. Он глумливо ухмылялся, глядя на потные щеки дежурного, на выпученные глаза, на прыгающее дуло «Макарова».

- Думаешь, я первый раз под пулями? Думаешь, ты страшнее чехов? Погодь, сейчас пушку-то заберу…

Стрелять в людей за семь лет службы дежурному еще не доводилось. Палец прилип к курку, бешеные глаза верзилы пугали до визга…

- Отставить! Прекратить безобразие!

Командный женский голос развеял морок. Задержанного затрясло, он сел на пол, обхватил ладонями кучерявую голову. Капюшон сполз, обнажая уродливый шрам, уходящий под волосы. У дежурного свело пальцы, он выругался. Аленка ответила напарнику на чистейшей латыни – она однажды ушла с филфака и охотно использовала полученные знания.

- … Matem tuam, calvus culum! Все же ясно как день, лейтенант. Необходимая самооборона, холодное оружие у нападающих, плюс грабеж. Троице срок по-любому светит. А нашему Донкихоту – административка и штраф в худшем случае. Давай, подписывай рапорт и пусть домой валит. Без него дел полно!

Дежурный хотел было возразить, но горький опыт подсказывал – с напарницей лучше не спорить. Он поставил закорючку внизу страницы и криво улыбнулся:

- Распишитесь и можете быть свободны.

У задержанного хватило сил встать и выйти, приволакивая непослушную ногу. Хлопнула дверь. Избегая сердитого взгляда Аленки, дежурный суетливо сгреб со стола бумаги:

- Я спать, подруга. Буди меня в четыре – подменю.

«Не подруга, а лейтенант полиции». Аленка проводила взглядом дежурного и отправилась ставить чайник. Она оттрубила здесь уже три года, не задержавшись в отделе по делам несовершеннолетних, и до сих пор не могла привыкнуть к сиротскому неуюту. Не помогали ни вязаные салфеточки, ни красивые чашки, ни фотографии, ни запах домашних пирогов и борща. После работы Аленка всегда принимала душ, долго стояла под упругой струей воды, смывая с себя незримую грязь работы. Мама ждала на кухне с горячим завтраком и неизбежными нотациями. Ты же была отличницей, Леночка, поступила сама, шла на красный диплом. Зачем тебе эта милиция? Ответа не находилось.

Даже тешить себя чувством долга особенно не получалось. Служба оказалась рутиной – коммунальные склоки, драки, избитые жены, обдолбанные малолетки, пьяные мужики, изрыгающие брань пополам с угрозами. И бумаги, бумаги – рапорты, отчеты, тома показаний, которые никто не читал. К серьезной работе Аленку особо не допускали – считали то ли чересчур молодой и глупой, то ли слишком смазливой.

Неуклюжая форма не могла скрыть ни балетную спину, ни сильные ноги, ни гитарные изгибы фигуры. С лицом девушке повезло меньше. Фарфорово-бледное, с блеклыми ресницами, татарскими скулами и нелепой пуговкой носа, оно прекрасно смотрелось под тяжелым театральным гримом. Обычная косметика Аленке не шла наотрез. А о сцене она давно не мечтала. Пять лет у станка завершились позорным изгнанием – выворотность есть, прыжок есть, но рост, но вес! Мамочка, вы сами должны все понимать! …Балет сменился английским, греческим и латынью, способная дочь до поры до времени не разочаровывала родителей. Потом они развелись, Москва сменилась зачуханным Красногорском, МГУ – техникумом, будущее – настоящим.