Обнимая ветер

Пролог

– Этот камень мы положим слева, и он будет беречь сердце.

Дрожащая рука, вся в морщинах и пигментных пятнах, потянулась к горстке камней, лежавших в деревянной чаше. Крючковатые пальцы схватили рубин и водрузили его чуть выше и правее центра большой каменной плиты. Серая, она была с человеческий рост, и рубин насыщенного винного цвета, накрепко к ней прилипший, и правда напоминал сердце. Казалось, оно вот-вот забьётся, и оживёт каменный голем. Но рубин молчал, как и подобает любому камню, холодному и неживому.

– Два чёрных оникса, блестящих, словно глаза-бусины, – прошамкали беззубым ртом, и ещё два камня перекочевали из чаши на плиту, только теперь на самый её верх.

Костлявые пальцы, холодные, как лёд, потёрли острый подбородок, на самом краю которого сидела жирная бородавка. Словно третий глаз, она на всё взирала свысока и одобряла продолжающийся ритуал.

Разведённый поодаль костёр старых костей не грел, зато с каждым новым драгоценным камнем разгорался сильнее. Танцующее пламя росло, а дров не прибавлялось.

– Четыре камня силы, – замогильным голосом продолжил горбатый старец и вновь нырнул пальцами в невзрачную чашу. – Яшма – камень земли. Пусть армия мертвецов покоится в гробах и ямах, засыпанная и невидимая глазу. Этой яшмой я запечатываю врата навеки – мертвецам не пройти.

Коричневого цвета камень с красными прожилками лёг с правого края плиты и намертво сросся с ней.

– Янтарь. – Горбун вертел в пальцах огромный, сверкающий камень. Впалые глаза неожиданно широко раскрылись и заблестели, а в чёрных зрачках отразились золотисто-оранжевые языки пламени, пожирающего целые деревни и города. – Камень огня. Внутри тебя застыла жизнь. Огонь вырвался из оков и слизнул всё на своём пути. Пусть пламя навеки уснёт в недрах вулкана и никогда более не пробудится.

Горячий камень нашёл своё место с левого края плиты и тут же погас.

– Вода, – прокаркал старец, – третья стихия. Сила, утащившая на морское дно сотни кораблей и потопившая тысячи моряков. Покойтесь и вы с миром и не думайте возрождаться и примыкать к армии Непокорного. Я запечатываю вас навечно, и морской жемчуг мне в этом в помощь.

Горсть белого жемчуга была рассыпана по самой нижней линии плиты; мелкие бусины застыли перламутровыми слезами.

– И, наконец, воздух. Души, попавшие на небо, да не вернутся больше и не пойдут за Непокорным. Вечного сна ему, а я ставлю четвёртую печать силы.

Алмаз величиной с детский кулак лёг у самой верхней грани плиты, чуть выше чёрных ониксов. Лёг и прилип – не оторвать.

– Восемь камней, – бормотал старец, рисуя на песке посохом знак бесконечности. – Восемь печатей. Четыре печати смертельной силы, две печати глаз, одна печать сердца и... Позвольте... – Старик встрепенулся, нырнул носом в чашу, беспокойно зашарил по её дну рукой да так и застыл на месте, недоуменно озираясь вокруг. – А где же камень, что бережёт душу? Где аквамарин?