Обратная сторона Луны

Пролог

-Иду, иду! - прокричал мальчишка в ответ матери, а сам не торопился прекращать игру.

Заигрался, забегался сегодня, уже ног не чует. Только как просто так игру веселую прекратить? Друзья вон, все тощие и долговязые, как один, тоже еле ногами шевелят, останавливаются чаще дыхание перевести, но домой ни одного не загнать. Зато как хорошо, как раздольно бывает знойным днем купаться в прохладной тени опушки! Главное - не забредать дальше, не откликаться на зов из темной глубины, не льститься на как нарочно появившиеся ягодные поляны, которые уводят прочь от хоженых троп. Иначе ни матушка не дозовется, ни друзья не сыщут...

Шершавая палка, что в детском воображении преобразилась в белого коня, катала по поляне в несчетный раз. Сколькими занозами одарил его вымышленный сканун, не счесть. Но выпустить палку из рук, даже чувствуя колящую боль в пальце, не хватало спокойствия - задор чересчур распирал грудь. Пусть на зубах скрепит песок, пусть сильнее тянет с реки прохладой и высыхающими на прибрежных камнях водоросли, игра не останавливалась.

Вечерело, но мальчик и не заметил: солнце за деревьями спряталось. Бежал по кругу, сердце колотилось отчаянно, пить же хотелось и того больше. Про себя задумал: домой забежит, попьет, может, горбушку хлеба наспех проглотит и попросится, чтоб еще ненадолго отпустили.

Сейчас бегать по двору милое дело! После жаркого дня над деревней поднялся туман, растекся дымом над речкой - и уставшей скотине, и выбившемуся их сил пахарю, и неугомонной ребятне радость! День ушел лениво, неспешно оставляя затерявшуюся за непроходимым ельником деревушку, оставляя прохладу. Деревенские того и ждали, стеклись на улицу: девушки собраться кучками, посмеяться, рассказать подружкам вести да мельком поймать взгляд, заманить улыбкой того самого, кто с четверга на пятницу видится во снах.

- Иду, мама, иду! - откликнулся мальчишка на новый зов. Швырнул палку в кусты и хотел было рысью кинуться к дому.

Вдруг его кто-то за плечо - хвать! Так цепко, так больно - не вырваться. Раз дернулся, два, у самого аж слезы на глазах выступили, - все никак. Оробело глянул вверх и застыл. Сверху смотрела преседая бабка, у самой глазищи страшные - один белый, что снежной поволокой затянут, второй с черной дырой посередке, будто нет того глаза вовсе.

- Во что это вы, молодчики, играете? - проскрежетала она.

Другие мальчишки тоже испугались. Ответить не могут, броситься врассыпную тем более. Встали, как вкопанные, будто кто держит их.

- Да разве это игра? Подите сюда, чему сейчас учить вас стану.

Мальчишки переглянулись и послушно скучковались у согбенной бабки. Ни один не знал ни имени ее, ни откуда явилась. Взрослые как-то рассказывали: по ту сторону речки, на бугре, стоял саманный что ли дом, где жила старуха страшного вида. Говорили еще, что старым богам поклоняется, нет на нее управы никакой. Так и оставили жить вдали от людей в наказание. Да из страха, кабы беды кому какой не сделала. Видать, та самая и пожаловала.

- Перед игрой приговорочку произнесите одну. А после разбегайтесь, кто куда, прячьтесь. И смотрите, что получится. Коли заметит Яша и поймает кого, смерть ваша придет. А нет - так домой вернетесь.

Стала учить приговорке, а сама шамкает понятное наполовину - беззубая совсем. Засмеяли бы ее мальчишки при свете дня, но сейчас, когда ночная мгла из лесу подкрадывалась, когда тени стали глубоки от восходящей луны, духу не хватает.

- Ты что это, старая, удумала? Ну-ка, прочь от малых! А ты - домой! Ух, отец тебе трепки даст! - Закричала подбежавшая мать. На бабку-то накинулась, а сама ни жива-ни мертва - ни кровинки в лице. От испуга, видно. Схватила своего непослушного и погнала в дом, остальных вспугнула, точно пичужек. В одночасье все поразлетались. Бабка та улыбнулась криво, обернулась сорокой и вспорхнула на ясень.

* * *

Той ночью Егору не спалось. Темноты боялся, сколько себя помнит, а тут ещё это предостережение: жив будешь или мертвым станешь. Тихо потрескивали угли в печи, догорая, за окном разлился в трелях скворец, а сон не идет. Все казалось ему, что в самом дальнем, самом темном углу, густо набитом тьмой, а не тряпками, стоял Яша. Глаза его, как те угольки из печи. Сам не скалился, но руки тянулись вдоль всего дома - ни идолы, ни образ нового бога ему не страшны! Деревянный дом хранит тепло хорошо, а когда сердце колотится, как у кролика в силках, дышать вовсе нечем. Егор юркнул под одеяло. Там успокоился. Голову высунул и вздохнул полной грудью: наливающаяся до краёв луна осветила тот страшный угол. И даже если там что и пряталось, ничего больше не сверкало глазами. Мальчишка забылся спокойным сном.

А наутро узнал, что друг его Петька, пропал. Никто не понял, как то могло статься. Может, приспичило ребенка, а там... плутать во дворе негде, не мог спутать дорожки! Разве что нечистая дернула к речке сбегать. Давненько Петька загорелся мечтой, бабкиными сказами впечатленный, увидеть хоть одним глазком русалочий хоровод. Самому уже десятое лето миновало, а он все свое гнул. Мать с отцом волновались: это сейчас на него какую-никакую управу найти можно. Но что будет потом, когда мужиком себя почует, усы растить начнет?

Сорвался Егор бежать к берегу, к калитке евойного дома. Там, в сплетениях аира, в цветущем остролисте, благоухающей речной мяте нашел, что искал - чешуя. Да песок, с илом смешанный.
Чешую-то мальчик взял, а пуговицу с рубахи не заметил. А в то время друг его на дне речки, обмотанный скользкими стеблями кубышки, лежал.
Не знал Егор, что увидел любопытный мальчишка той ночью.
Не знал Петя, что маленькие мальчики на русалочью ворожбу более всего падки. Не знал, как вырваться их хватки, как оторвал пуговицу.

И никогда уже не узнает.

* * *

Водных дев здесь, в этой забытой людьми, у окраины самого темного леса, не водилось сроду. А как позвали ребята сами не знали кого, так и пришла чудь разная вотагой.

Соседка кузнеца в тишине сеней давеча шептала закадычной, будто бы ясной ночью видела тени, клубившиеся под окном, которые после превратились в силуэт - ну точно человек! Посмотрел он одним белым глазом в окно да как будто бы вздохнул. А потом зашумело в саду, да и он туманом растекся.