Объяснение в любви

Объяснение в любви

Объяснение в любви. Цикл Тимкино детство

Инка с матерью сбились с ног – прибирали квартиру, готовили, чистили, резали, накрывали на стол: винегрет, холодная отварная телятина, за которой Варвара Петровна ездила на Пушкинский рынок и за которую отдала… ох, не спрашивайте, сколько! Надо – значит, надо, заплатила и глазом не моргнула: зато гости будут сыты. А ещё – жаренная на топлёном масле курятина, самолепные пельмени, большущий пирог с рыбой, селедка под шубой… Как говорится, не ударят лицом в грязь, стол накроют – загляденье!

Вечером ждали гостей – сослуживцев Инкиного отца, двадцать лет проработавшего на железной дороге и умершего за полгода до рождения Тимки, соседей по дому и Инкиных подружек по школе (с работы к ней никто не приедет: Инка работала корректором в Московском издательстве «Весёлая планета», до подмосковного Ковригино электричка идёт полтора часа). Главным номером праздничной программы был, конечно Тимка, которому сегодня исполнилось пять лет и которого они с матерью воспитывали вдвоём (так уж сложилась жизнь).

Тимка не находил себе места: ему хотелось чтобы гости пришли поскорей: на нём новая вельветовая курточка, и новенькие джинсы, и новые сандалии. Мама сказала, что Тимка самый красивый, а соседка Лиля придёт с семилетней Наденькой, в которую Тимка был давно и безнадёжно влюблён. Сегодня всё решится. Тимка уже большой, пять лет, между ними теперь всего два года, и пусть Надька не воображает. Сегодня он признается ей в любви, в стихах, и сердце длиннокосой принцессы растает, и она скажет ему «знаешь, Тим, я всегда хотела с тобой дружить!»

Бабушка и мать ничего не знали о Тимкиных планах и тоже волновались, ожидая гостей: Тимка прочтёт стишок, который он выучил с бабушкой. Он уже десять раз читал его маме и бабушке, а сегодня прочтёт гостям. Гости будут в восторге.

Здесь пора уже сказать, что четырёхлетний Тимка читал стихи так, что удивлялась даже воспитательница в садике: без запинки, с выражением и артикуляцией диктора новостного канала – быстро и отчетливо произнося каждое слово. Инна с Варварой Петровной гордились Тимкиным талантом: гости будут ошеломлены.

Так и случилось. Тёти Лилина дочка Наденька подарила Тиму шарманку, которая сама играла музыку, и поцеловала его в щёку, и Тимка зарделся от удовольствия. Гости тоже привезли имениннику целую гору подарков, отведали всего понемногу с праздничного стола, похвалили хозяек, удивились, как вырос Тимка, и не скажешь, что ему пять лет – смело можно дать все шесть!

Растроганный Тимка влез на табурет, принесенный бабушкой с кухни, и сияя от гордости, выдал притихшим гостям такое, что мужчины приросли к стульям, их жёны дружно покраснели и опустили глаза, словно они в чём-то провинились, а тётя Лиля крепко взяла Наденьку за руку и невзирая на её протесты, потащила к дверям со словами «Да чтоб я ещё раз! Да никогда! Нога моя не ступит…».

Варваре Петровне сделалось дурно, и кто-то из гостей бестолково шарил в буфете, гремя чашками и громко вопрошая: «Да где ж они, капли эти треклятые? А-аа, вот, нашёл, сейчас, Варенька, ты держись только, не умирай… Дайте же кто-нибудь стакан, мать вашу, сколько капать-то?»  Таких «солёных» куплетов не пели даже у них в деревне, а уж там-то хватало мастеров «оригинального жанра». Именинный «стишок» заставил покраснеть даже видавших виды железнодорожников…

Матерщина была отборной (неудобопроизносимой, площадной, отменной, лихой, кабацкой, выворачивающей печёнки-селезёнки) и посвящалась грубой плотской любви (пошлой, циничной, бесстыдной, непристойной, сальной, непотребной) в самых несдержанных (необузданных, вспыльчивых, срамных) проявлениях…

Находчивый Тимка переделал стишок и вместо обычного для данного жанра, всем известного обращения к женщине вставил имя Наденьки.

Инка сидела с пылающими щеками и обмахивалась тарелкой (больше ничего не попалось под руку), Варваре Петровна после лошадиной дозы сердечного, щедро накапанного в рюмку одним из гостей, стало легче, и к ней вернулся дар речи.

- Что ж ты делаешь, паскудник! Что ж ты мать с бабкой позоришь, на весь стол, на весь свет! Лилька-змея теперь всем соседям расскажет, как ты Надьку её приложил… Она ж тебе нравилась, за что ж ты её так? Разве мы с тобой это святотатство разучивали?! Отвечай, дрянь такая! Этому тебя бабушка учила? Этому? Этому? (вопросы сопровождались подзатыльниками).

Именинник безутешно ревел, выговаривая между всхлипами (и между затрещинами): «Не-еет, не-еет, бабонька, не ты учила, не ты! Не на-аадо!»

Варвара Петровна устало опустилась на стул и без всякой надежды спросила: «Кто ж тебя этому научил? Где ж такое выучил?» – «Я в садике выучил!»- похвастался Тимка и несмело улыбнулся гостям.

Мужики очнулись, подтолкнули своих жён под локти, и застолье взорвалось дружными аплодисментами.  Тимка смотрел и радовался, и не понимал, почему мама вытирает слёзы. Он так старался, так хорошо читал! А завтра Наденьке прочитает ещё раз, а то её теть Лиля увела, и Наденька не слышала конец.