Обжигающий след. Потерянные (2+3 заключительные части)

ГЛАВА 15. Схватка у Студень-реки

Если не считать, что теперь их окружала роскошь, то в остальном положение не изменилось. Они продолжали оставаться пленниками. Фролов неохотно дал добро на перевод искунов из комнаты для слуг в зеркальный чертог. Это помещение имело шесть углов и находилось на вершине одной из башен. Золотой потолок, пол из черного мрамора. Мозаика зеркал в позолоченных завитках по периметру, внизу у стен козетки, обитые кровавого цвета бархатом. В центре чертога возвышалась помпезного вида золотая тумба со стеклянной крышкой. Вот на оном пьедестале некогда и хранилась драгоценность Фролова – рубиновая подкова, которую успешно выкрала парочка ловкачей. Если Клим с любопытством рассматривал новую темницу, то Тису от золота просто тошнило. Как и от их отчаянного положения. Побег не удался. И нынешнее пребывание на вершине башни, в комнате без окон, зато с дверьми, которые стерегли уже четверо стражников, убивало надежду на очередной побег. А еще Мерзликин услужливо предупредил, что от чертога до покоев с фонтаном натыкано столько вэйновских ловушек, что беглецам лучше даже нос не высовывать за порог. Мол, целее будете, уважаемые искуны.

Они сидели на одной из козеток и беседовали. Слава Единому, учитель полностью пришел в себя после объятий великана.

– Ну как, вспомнила их лица? – поинтересовался Климентий, когда она через памятованы просмотрела ту давнюю сцену с погоней на мостовой.

– Не совсем. Было темно, и я на Рыльцева в основном смотрела. Последним бежал. Он заметный был, фигура крупная, кушак к тому же сейчас редко кто в подобный узел вяжет. А те двое впереди неслись, быстрые, словно ласки. Ты бы видел, как они шустро в реку нырнули. Лиц, жаль, не разглядела.

– Ничего, все равно теперь тебе легче будет найти их.

– И что дальше, Клим? – Тиса устало вздохнула. – Найду я их, и что? Этих оборотней убьют сразу же, как только я укажу место укрытия. А с нами что будет? Меня объявят золотым искуном и продадут, а Поню заберут местные служанки? Боже...

Девушка уронила голову на ладони. В глазах нещадно защипало. Демьян, как ты мне сейчас нужен!

Поня, которая до этого стояла на сиденье и щупала пальчиком одно из множества зеркал на стене, уселась рядом с матерью и взяла за руку.

Тиса ощутила, как отчаяние, завладевшее ее сердцем, мгновенно истаяло. Видящая оторвала ладонь от лица и взглянула на маленькую ладошку, а потом и на саму девочку. Мелькнуло в голове некое подозрение.

– Ты же сейчас что-то сделала, верно? – спросила она, вглядываясь в серые глаза дочери. И под нос себе шепнула: – Или мне уже мерещится.

Но Поня не разочаровала.

– Тебе же было плохо, – ответила довольно малышка. – А сейчас хорошо. Да?

– А почему мне хорошо стало, ты можешь сказать? – вкрадчиво спросила Войнова.

– Не знаю, – девчушка пожала плечами. – Я просто захотела, чтобы ты не печалилась.

Видящая прикрыла рот ладонью и обменялась взглядом с учителем.

– И часто ты в последние дни помогала мне не печалиться?

– Ну... – мелкая сделала вид, что считает, – немножко.

– Что это может быть? – спросила Тиса учителя.

– Если не совпадение, то, вероятно, дар.

– Убеждения?

Ложкин отрицательно качнул головой.

– Она ведь не говорила, это другое. Но не могу точно назвать, что. Поня, как ты понимаешь, что у мамы настроения нет?

– Вот тут чуйстую, – не выговорив правильно слово, она указала себе на живот.

– А у меня какое настроение, можешь сказать?

Малая положила руку на локоть мужчины.

– Вы тоже грустный, дядь Клим, – кивнула важно.

И не успели взрослые и слова молвить, как девочка забрала и дурной настрой дяди Клима.

Ложкин тряхнул шевелюрой и удивленно хмыкнул:

– Очень любопытно. Это определенно дар.

Тиса улыбнулась, найдя забавным выражение его лица, и подумала, вот почему она так храбро говорила с Мерзликиным. Понька постаралась. Однако такое бесстрашие может ей выйти боком.

– Понюш, замечательно, что ты так умеешь, – приобняла она девочку, – только давай ты будешь в следующий раз спрашивать сначала, ладно? Вдруг я хочу погрустить.

– Захочешь, чтобы тебе оставалось плохо?

– Да, милая. Просто иногда людям надо переживать свои собственные чувства. Даже плохие. Если чувства часто менять на другие, более приятные, то люди могут запутаться и наделать ошибок.

Подумав, девочка согласилась.

Тиса не расслышала звука открывающейся двери и заметила горбуна, лишь когда тот уже занес в комнату поднос.

– Наум пришел! – хихикнула малышка и побежала к карлику.

– Здравствуй, Поня, – прожевал он слова, метнув виноватый взгляд в сторону искунов.

Войнова тоже поспешила приблизиться к низкорослому человечку, как обычно принявшемуся перечислять, что находится под крышками судков. Она приняла из рук Наума поднос и шепотом спросила:

– Это же вы нам помогли ночью с охраной, да?

Какое-то время они смотрели в глаза друг другу. Затем горбун, оглянувшись, вместо ответа протянул руку и прикоснулся к виску видящей.

И Войнову неожиданно затянуло в чужое воспоминание. Удивительно яркое, наполненное запахами и звуками кухни.

Маленькие руки снимают с корзины круглую плетеную крышку, среди снеди находят бутылку из бурого стекла. Пробка снимается со скрипом, и в бутыль всыпается желтого цвета порошок из бумажного свертка. Затем пробка и крышка возвращаются на свои места, а в кухне появляется миловидная девушка в сером платье прислуги. У нее на шее ожерелье из цветных поделочных камушков. Волосы цвета спелой ржи заплетены в длинную косу, на носу родинка.