Очнись

Очнись

Тогда я только-только научился курить. Помню, как сидел на скамейке возле филармонии и сжигал одну сигарету за другой. А затем хотелось блевать. А затем я крепко-накрепко обещал себе, что больше никакого табака в жизни моей не будет. А затем, когда становилось легче, я, после недолгих споров со своим внутренним терапевтом, приходил к выводу, что от одной сигареты ничего страшного не случится. А затем, сидя в приморском парке на бордюре, я выкуривал три сигареты подряд и покрывался холодным потом. Лицо бледнело. Во рту появлялся прилавок с моющими средствами. Прямо над сердцем висел здоровенный ком блевотины, а мозг стыдливо прятал глаза. Я шел качаясь. Хотелось лечь. Закрыть глаза. И проснуться другим человеком. Я вновь и вновь нарушал свои же обещания, и не считал это грехом. Нечто похожее было и с мастурбацией. Сотни обещаний и клятв, и все впустую. Будучи подростком, ты легко обходишь всякие зароки. Тебе не нужны оправдания. Ты о них не думаешь.
А затем сигареты превратились в нечто вроде отдушины. Когда все плохо, то ты можешь взять перерыв минуты на 2-3. Я до сих пор не верю в это, но я с этим живу.
А через несколько лет мне исполнился двадцать один. Я испытывал горечь. В идеале мне хотелось создать что-нибудь стоящее до совершеннолетия. А затем до двадцати, а затем до двадцати двух, четырех, шести и так далее - плюс два года. И когда время шло, а я все еще воевал с пустотой, в груди кувыркалась щелочь. Бекфорд в двадцать один написал «Ватек», а я в двадцать один провалил экзамен по истории. И хотя два этих факта никак не пересекались, я все же сопоставлял любую удачу моих предшественников по перу в плане литературы со своими личными неудачами. Внутреннее самобичевание меня успокаивало, и мне хотелось совершить что-нибудь дурное. Ведь если тебе действительно плохо, то кажется, будто еще один недуг хуже уже не сделает. Назло судьбе. И самому себе. И господу богу. И... И от глупости никуда не сбежишь.
А потом я влюбился. Шел третий курс. Года два мы ежедневно пересекались. Иногда приветствовали друг друга улыбкой. Но влюбился я лишь на третий год. Произошло все само собой. Мне вдруг захотелось проводить с ней больше времени. Дольше, чем минуту в день. Мне захотелось узнать, нравится ли ей простуда, когда за окном мороз? Ненавидит ли она болгарский перец? Мутит ли её в общественном транспорте, и тому подобное, и еще что-то.
При встречах с ней у меня ликовала душа. Я курил от радости. Ничего гнусного случиться не могло, ведь если ты счастлив, то даже то, что тебя убивает - на твоей стороне. Я добирался до учебы с улыбкой. Что-то аналогичное было в школе, когда я стал самостоятельно просыпаться по утрам. Родители радовались. Я радовался. Все было прекрасно. На время.
И тут тоже. На время.
Я курил. И ничего плохого произойти не могло. У меня были причины. А если есть причины, то даже то, что тебя убивает - неважно.
Окончив учебу, я ушел в армию. Вернулся через год. А затем мы с ней встретились. Случайно. И прошли мимо. И ничего страшного в этом не было.