Одарённая нечисть

Глава вторая, в которой лесавке не очень-то рады

Ход оказался не таким уж и длинным – всего-то на пару десятков локтей. И ни грязи, ни сырости, будто и не внутрь горы идёшь. Я-то ждала, что с каждым шагом будет всё темней делаться, но ничего подобного, совсем наоборот. Меня поджидало не мрачное горное чрево, а дивный лес, залитый чуть приглушённым солнечным светом. Небо, правда, подкачало, но и сероватое, оно радовало куда больше, чем какой-нибудь пещерный свод.

А навстречу уже спешили два совсем юных леших (это относительно, конечно, – просто до совершеннолетия им явно не меньше века осталось, а так-то они постарше меня будут). Росту в каждом по три пяди с кувырком, мне едва до подмышки достанут, но глазищами чёрными грозно так зыркают – страху нагнать, что ль, пытаются… Даже одеты одинаково: в штаны домотканые да рубахи расшитые, пёстрыми кушаками подпоясанные. И ведь каждый завиточек на вышивке совпадает! У обоих длинные зелёные космы забраны на затылке ленточкой – у одного жёлтой, у другого белой, а больше их и не различить никак – как говорится, волос в волос, голос в голос (которого я толком пока не слышала).

– Гляди, гляди, – на ходу один пихал другого в бок, разглядывая меня при этом, словно диковину, – сама справилась. А Щустрик говорил, ей помощь требуется! Ты как вход отыскала? Он ведь тайный.

Я только фыркнула – тоже мне, тайна! Но высказывать свои соображения по этому поводу не стала. Ни к чему в чужой лес со своими заморочками соваться, мало ли, что здесь тайной почитают. А лешие, не стесняясь, приступили к настоящему допросу, кто я да откуда. Только я ж не лыком шита, не шишкой вскормлена, могу до бесконечности отвечать да всё попусту. «Ты как здесь оказалась?» – «Пришла» – «Это мы видим. А откуда?» – «Оттуда» – «А какое слово говорила, чтоб вход открылся?» – «Нужное» – «Это понятно. Звучало-то оно как?» – «Громко». Они, конечно, хороши – лешим ли лесавку не распознать! Уж как ни редко я в родном лесу появлялась, но отцу-то помогала глупцов да невежд путать, с дороги сбивать. И чего? Они думают, сама теперь в двух словах запутаюсь?!

Но балаган этот незамедлительно прекратился, когда из-за деревьев величественно выплыла внушительная фигура. Лешие спинами почуяли её приближение и, пискнув: «Она!», встали по стойке «смирно». Высокая простоволосая старуха в сером сарафане, надетом на такую же блёкло-серую рубаху, словно плыла по воздуху, не приминая ни единой былинки. Выцветшие глаза метали молнии, от которых искорками вспыхивала сухая трава под ногами. Ох ты! Да это же шишига! Я тоже готова была вытянуться в струнку, но наставница (а никем иным шишига быть просто не могла) обращала на меня внимания не больше, чем на прошлогоднюю листву. Её гнев обрушился на несчастную парочку. Еле слышным свистящим шёпотом шишига осведомилась, отчего это юные дарования не заняты делом и коль уж они настолько измучены отсутствием достойного объекта приложения сил, она может сию же секунду им этот самый объект предоставить. Я была в совершеннейшем восхищении – настолько витиеватой речи давно уже слышать не приходилось.

– Госпожа Пульмонария, – рискнул-таки вставить словечко обладатель жёлтой ленты в волосах, – но Щустрик говорит…

Продолжить ему не дали. Шишига насупила брови, и леших как ветром сдуло. Зато теперь настала моя очередь.

– Я недовольна твоим появлением, – так сразу в лоб без всяких экивоков. – Но раз уж ты сумела сюда проникнуть, выставить тебя без веской причины никто не в праве. Только не обольщайся. Глаз с тебя не спущу и вышвырну при первой возможности. Уяснила?

– Э-э-э… – показалось или не очень-то мне здесь рады?

А наставница тем временем швырнула мне под ноги клубочек:

– Твой проводник на первые три дня. После будешь сама справляться. Ступай к жилому краю, спросишь Ньярку. Завтра на поляну без опозданий.

Выплюнув последнее слово, госпожа Пульмонария ещё раз окинула меня с ног до головы презрительным взглядом и скрылась за деревьями.

Что не так? Моё родство с людьми или что не дождалась у стены, пока комиссия по встрече выйдет? Ну и подумаешь! Учиться я люблю, в лепёшку расшибусь, а повода выгнать меня не дам. И я склонилась к клубочку:

– Проводишь меня к Ньярке, хороший мой? Только не спеши. Мне по сторонам поглядеть охота.

Уважение да ласка всем приятны: что человеку, что нечисти. И вещи-помощники не исключение. Обойдёшься с бадейкой колодезной неуважительно – пнёшь ногой, к примеру, – всё, к этому колодцу можешь больше не приближаться, непременно студёной водой облит окажешься. И это ещё в лучшем случае, а то и головой в сруб угодить можно. Так и с клубочком. Шишиге он пакостить нипочём не решится, не та в нём сила. А коли мне швыряться им вздумается, буду после по буреломам часами за ним бегать, покуда к нужному месту вывести изволит. Так что поклониться проще, не убудет с меня.

Клубочек подпрыгнул, крутанулся вокруг своей оси и припустил куда было велено. Небыстро припустил, как просила. Я успела уже вполне отдышаться после скоростного подъёма по парку, поэтому, не отвлекаясь на колотящееся сердце, рассматривала всё вокруг. Такого леса видеть ещё не доводилось. Вместо привычных грабов, лип да берёз, или дубов, или сосен, здесь меня окружали незнакомые деревья с гладкими чёрными стволами. Но, как ни странно, они не поглощали и без того не слишком яркий солнечный свет, а мягко светились изнутри. Мне подумалось, что здесь, наверное, и ночью не темнее густого сумрака. Листва же этих необычных деревьев не трепетала на ветру (которого, в общем-то, и не было), а была плотно прижата к веткам, отчего казалось, что уже поздняя осень и листопад давно позади.