Одарённая нечисть

Глава тринадцатая, в которой злыдню навязывают спутниц, а лесавке не дают познакомиться с Горой

– Па-а-адъём! Солнце красное взошло, полно дрыхнуть, лежебоки! – дверь в мою хату со стуком распахнулась, и хочешь не хочешь пришлось выныривать из сонных грёз, потому что ушат ледяной воды на голову, полагающийся соням, – это обычная моя порция утренней свежести, которую я с удовольствием уступила бы той же кикиморе. Но она-то уже приплясывает в нетерпении – не может дождаться, когда я присоединюсь к ней и можно будет отправляться… Нет, сегодня не на поляну.

Ещё с вечера Ньярка предупредила нас, чтоб мы на утренней зорьке мчались к нарзанному источнику – тому самому, вблизи которого я впервые встретила злыдня. Что за срочность, полудница не объяснила, но оно и не к спеху – всё одно ведь узнаем. За прошедшее время я относительно освоилась в наиболее обитаемой части питомника, так что и без клубочка, успевшего вернуться к своей владелице, знала, куда путь держать. Хотя в этот раз можно было положиться на кикимору.

Стыдно признаться – я ж так и не собралась после той памятной ночи прогуляться к источнику. А ведь всегда интересовалась, что за чудо такое из-под земли несёт магию. Эх, бедная моя головушка! Столько нового разом ей просто не вместить. Прежде-то как было – неспешно, размеренно шла себе то полями-лугами, то лесными тропками, со встречной нечистью знакомилась, по нескольку дней чудными местами любовалась. А тут ношусь, как угорелая, минутки не находится, чтоб дух перевести. Но, видимо, пришло время и давний интерес потешить.

Нет, кажется, я ошиблась. Заняться источником снова не пришлось. Стоило нам с Живкой выйти к нужному месту, как мы обе замерли, словно ноги к земле приросли. Ещё бы! Разгневанный злыдень, мечущий искры из глаз, и не уступающая ему в грозности шишига – это не для слабонервных созданий зрелище. Хотя мы-то ведь не из таких. Лицо кикиморы озарилось предвкушением. Не думаю, что нам довелось бы стать свидетелями настоящей схватки. Но подруга моя была бы явно не прочь на это полюбоваться. И кулачки бы она держала не за наставницу.

– Ясноутро! Мы пришли! – преувеличенно бодро возвестила я, переключая внимание на себя.

Живка аж зашипела от разочарования. Сьефф мгновенно нацепил обыденно-мрачную личину и преувеличенно отстранённо уставился куда-то в сторону. Госпожа Пульмонария обратила на нас тяжёлый взгляд.

– Пришли, – и почему от одного вида шишиги мне вечно охота зарыться в какую-нибудь норку?! Я ж не подземная нечисть! Норки – это не моё. И всё-таки тянет. – Он вам всё объяснит. Слушать его, как наставника. И чтоб к третьему рассвету управились.

Полагая, что все всё поняли, шишига, предпочитающая ходить по земле, а не пользоваться Вратами, прошествовала мимо нас и скрылась в рассветных сумерках. Что творилось с Живкой, передать не могу! Она с обожанием уставилась на злыдня, готовая внимать каждому его слову. Горестный вздох, раздавшийся из его впалой груди, мог бы из камня слезу выжать. Но кикимора сияла ярче солнечных бликов, что ей какие-то там вздохи!

Наконец, смерив нас недовольным взглядом, Сьефф соизволил изречь:

– Мне нужно кое-что доставить в питомник. Не Вратами, своим ходом. И спутники мне требуются в последнюю очередь. Тем более… – готова поспорить, он хотел сказать «тем более, такие», но в последний момент сдержался. – Но госпожа Пульмонария считает иначе. Поэтому вы будете путаться у меня под ногами, и всё займёт значительно больше времени. А если вы ещё и языками болтать станете, пожалеете.

Ха! Будто мы не знаем, что этот злыдень зла причинять не может. Или может? Подумать как следует об этом я не успела, потому что Сьефф в два шага оказался совсем рядом, сгрёб нас в охапку, и свет померк. На какое-то мгновение я позабыла, как дышать, или это просто воздуха не было. Лёгкие пронзила острая боль. Но тут же всё прекратилось. Я хватала воздух ртом, как недоутонувшая жертва растяпы-водяного, а вокруг вздымались горные склоны, где покрытые ковром землицы с травой, а где и щеголяющие обнажённым камнем. И небо… Небо было того нежно-розоватого оттенка, каким его способны окрасить лишь лучи рассветного солнца. Похоже, это никакое не Подгорье. Ой! Так это и было хождение Вратами?! Бр-р-р! То ещё удовольствие! Хорошо хоть, непродолжительное.

В ушах шумело так, что, обратись ко мне спутники, я бы и не услышала – наверное, с непривычки. Я потрясла головой, но гул никуда не девался. Пришлось сосредоточиться, вспоминая подходящие случаю целительские хитрости. Куда там! В ушах гудело, клокотало и ни в какую не желало поддаваться моим потугам. Живка на мои мучения никакого внимания не обращала – оттого что злыдень (!) её (!!) коснулся (!!!), она окончательно потеряла голову и выглядела глупее некуда. Вот ведь незадача! Но Сьефф, надо же, заметил мои страдальческие гримасы и то, что я приложила руки к ушам. Несколько мгновений он сканировал меня взглядом, затем губы его чуть дрогнули, придавая мрачному лицу презрительное выражение, и он махнул головой, указывая мне за спину. Ой! Вот же я балда!

Мы стояли на скальной породе практически у самого подножия водопада, обрушивающегося с высоты полутора десятков косых саженей. Он-то и гудел, сбивая меня с толку. И как это я не сообразила? Как-как! Я, что, такой знаток горной местности?! В лесах, знаете ли, водопады не водятся, лесные речки норовом поспокойнее будут. Но я и не подумала обижаться на злыдня за то, что он всем своим видом показывал, какой дурой меня считает. Подумаешь! Зато сколько всего интересного! И Вратами первый раз прошла (да, да, не сама, провели меня, но всё одно, здорово), и в такую красотищу попала, что дух захватывает. Меня-то хоть в горы и заносило прежде, но ими невозможно пресытиться, да и все они разные.

Не покидало ощущение того, что совсем рядом могучая, поистине исполинская гора. Не эти скалы, а нечто величественное и наделённое сознанием. Но, как ни вертела я головой, из-за тесноты урочища и близости каменистых склонов ничего, кроме неба над нами, разглядеть не удавалось. Гора была совсем близко и в то же время оставалась невидима. Разве так бывает? Только расспрашивать злыдня было совсем не с руки – он-то красотами любоваться явно не намеревался. Сухо велел не отставать и заскользил по тропе вниз – чуть вдоль реки, затем по камням на другой берег и к обустроенной людьми купальне.