Одарённая нечисть

Глава двадцать первая, в которой лесавка слушает, наконец, сказку

Странно, хотя я и вернулась в реальность, воздух оставался густым и жарким. Дышалось с трудом. А далёкий низкий рокот так давил, что голова очень быстро стала напоминать арбуз, который выбирают, сжимая до хруста.

Видя, что от меня скорых рассказов не дождёшься, алмасты пояснила:

– Минги-Тау... Он пока не пробудился, но сон его неглубок. Того и гляди, скинет тысячелетние оковы забытья, вздохнёт полной грудью.

Я прикусила губу в задумчивости. Плохо дело. Проснись седой великан, и окрестности обезлюдеют. Только выжженная земля и останется. Тяжело дыхание исполина. А если он ещё и старые кости размять надумает… Ой! Так ведь Великая того и добивается – ей же зачем-то нужно людей извести чем больше, тем лучше. Наверное, раздразнила злыдней, те силу нежданную и не удержали в узде. А от магических возмущений и древний сон растревожился. Получается, чтобы помешать навии, во что бы то ни стало нужно не дать Минги-Тау проснуться. Ой! Ой-ой-ой! А я ж и не знаю таких колыбельных. Но алмасты не может не знать. Мысли мои заметались вспугнутыми зайчишками, перепутались, от колыбельной скакнули к сонному отвару, споткнулись о количество требуемого питья. Потом я сообразила, что прежде чем выпить что-то, исполин должен проснуться, а именно этого и нужно избегать любыми средствами... Тут мои мозги вскипели окончательно, и я беспомощно уставилась на старуху.

– Но что-то сделать можно?

Та пожевала губами, прикрыв глаза, помычала чего-то неразборчиво и вроде совсем уж собралась ответить, как босоркун хлопнул себя по лбу.

– Тётенька! Так я ж могу над Горой время остановить, ненадолго, но пару рассветов продержимся. А там, может, что и решится.

Алмасты недовольно на него зыркнула, но одёргивать не стала, только рукой махнула. А мелкий, видя такую слабину, завёл жалобно:

– Ну чего-о-о? Я ж смогу. Никто в меня не верит, все только бранят.

А ведь и вправду, он же предлагал такой выход для злыдней, как я сразу-то не вспомнила! Конечно, Гора не полянка, а Минги-Тау – древний исполин, чьим именем её называют, – не злыдень, так что сил ого-го потребуется, но денёк-другой лучше чем ничего. Впрочем, «тётенька» явно имела другое мнение на этот счёт. Она снова затянула свою заунывную песню, и далёкий гул стал нарастать так стремительно, что у меня немедленно заложило уши.

– Негоже старика беспокоить попусту, пускай тьма в сторонке от него буйствует. А ты, Сабий, присмотришь, чтоб всё здесь оставалось, не ползло по округе. Ветрам своим свистни и сам никуда не отлучайся!

Так-так, мелкого, значит, Сабием кличут. И ему, оказывается, можно доверить такое важное дело. А я бы всё-таки ещё и госпожу Пульмонарию на подмогу кликнула. Видно же, что заваривается что-то серьёзное. Меж тем моё драгоценное мнение никого не интересовало: босоркун упорхнул стеречь незнамо кого. То есть он-то, может, и знал, но мне ничегошеньки не было понятно. И это вызывало глухое раздражение. Глупое, ненужное чувство. Сама ведь себя способности к чароплётству лишила. Жди теперь, пока силы восстановятся. А там, глядишь, и не придётся разъяснений дожидаться, всё и так будет яснее ясного.

Я тихонько вздохнула: уговаривать себя можно долго, но что толку, если веры в собственную способность разобраться в происходящем не достало бы и желудёвую шляпку наполнить. Как есть бестолочь! Что с магией, что без неё. За этими сбивчивыми размышлениями я чуть не пропустила момент, когда алмасты, усевшись, где стояла, завела размеренную напевную речь. Ой! Это, что же, нужное время для сказочки настало?

– Так давно всё это было, что подёрнулось туманом, очертания сокрывшим дней минувших безвозвратно. Так недавно это было, что не все из очевидцев прахом в землю возвратились, прорастая лебедою. Как и нынче, солнце в небе не спеша вставало утром. И сияли часты звёзды не тусклее и не ярче. И двуглавый Минги-Тау возвышался горделиво, подпирая свод небесный и искрясь в потоках света.
Навье племя набирало силу тёмную в ту пору. Правда, явленных давно уж навий в мир не приходило. Но с избытком всё ж хватало мощи Альги, что Великой среди навий прозывалась. И весенним половодьем горных рек текла людская кровь в баталиях и стычках. То лишало навье племя разумения народы. И, как лёд под жарким солнцем, утекали все надежды, смысл и вера, жажда жизни всех, кто был любить способен. Омуты, леса и горы сиротели без присмотра. И не знала нечисть средства совладать с той силой тёмной.
Но случилось так, что с каждым поколением слабее стали навии рождаться. Да и злыдни прежней силы не имели год от года. И уже отпор суровый навье племя получало. Вкруг своих владений нечисть стала крепкую защиту возводить, что вражьи силы выпивала на подходе. Навью сущность в прах развеять было трудно, но возможно. Так слабело век от века племя Альги, что Великой среди навий прозывалась. И старейшая решила, что вернуть былую крепость навиям необходимо. Не беда, какой ценою, лишь бы сила возвернулась.
Долго мучила провидцев, всех, о коих весть имела. Но открылось всё же знанье, где спасение таится. В Синих Скалах есть источник ледяной воды колючей, что кипит, не обжигая. Те из дев людских, что этой непростой воды испили, после смерти обратятся в навий явленных. Возможно. Если выполнить условья. Если сделать то да это… Лишь воды, что в Синих Скалах, девам дать необходимо.
Но сокрытой оказалась та земля, где бьёт источник. От людского рода нечисть оградилася в Подгорье. Сколько Альга ни ярилась, нет и навиям прохода, обернись они хоть птахой, хоть комариком звенящим. Под землёй или по небу – не проникнуть к Синим Скалам.
… Размеренно ткалось полотно сказания, ровным узором ложились слова, и я сама не заметила, в какой момент оказалась как бы внутри, собственными глазами и источник в Синих Скалах увидев, и старшую из навий в бессильном гневе. И туман в дальней части земли заповедной клубился, и жизнь, не горя и не тлея, текла размеренно.
А потом один из леших, обитавших в Подгорье, зачастил туда, где тоньше всего была защита. Я уж напугалась, решила, он хочет навье племя впустить. Но не тут-то было! Этот юнец на свиданки бегал. А тайны-то, тайны напустил! С кем леший встречался, было не разглядеть, но счастли-и-ивым возвращался, аж вьюнки в зеленоватых космах в цвет пускались.
И так всё чудно и замечательно было, словно я и впрямь в сказку попала. А потом всё разом плохо стало. Над землёй Подгорья собралась туча тёмная, низко-низко нависла. И слова прозвучали страшные, погибель на всю нечисть земли заповедной призывающие…
– Так, собрав всю силу навий, Альга чары сотворила, расчищая путь заветный, путь к источнику живому. Чтобы прахом разметало в миг единый всех, кто вздумал на пути стоять у навий. Небо растеряло краски, грязной тряпкой висли тучи, камни плакали кроваво в час, когда звучало Слово. Так и вышло – в Синих Скалах не осталось ни лешонка, никого, кто мог защиту изнутри Подгорья снять бы. А снаружи нету хода.
Дни бегут, в года сплетаясь, жизнь в Подгорье возвратилась. Людям те места по нраву оказались, и сегодня шумно там и суетливо у источников целебных. Но сокрытым, как и прежде, неизменно остаётся в Синих Скалах ключ кипящий. И ни навиям, ни людям нет к нему пути-дороги...