Одарённая нечисть

Глава двадцать пятая, в которой Живка мечтает, страдает и отказывается от колыбельной

Долго томиться в ожидании нам не пришлось. На лужайку перед жилищем злыдня вышагнула госпожа Пульмонария, за ней – прочие наставники, а следом и сам Сьефф. Шишига смерила нежданного гостя пронзительным взглядом, нахмурилась и махнула мне – дескать, ступай отсюда. Ага, конечно! Можно подумать, я знаю, куда мне ступать! Да и интересно же, как они Тхиасса примут и что насчёт Альги решат. Но мне немедля был брошен клубочек с наказом отправляться к жилому краю. Эх!

Проводник так резво взял с места в карьер, что предаваться сожалениям о невозможности остаться не получалось. Неудержимо накатывало ощущение, что это всё уже было. Как когда-то давным-давно (меньше трёх седьмиц назад!), я топала за клубочком, без устали вертя головой по сторонам. Как в тот день, меня окружал незнакомый лес (разве что светящимся изнутри кларакорам я уже не удивлялась). И всё же что-то новое было в этом стремительном движении по причудливо петляющей тропке. Или это я стала другой, не той, что на прошлой луне досаждала отцу нытьём о путешествии за рубеж. Нынче и представить сложно, что единственной причиной, приведшей меня в питомник, была тяга к странствиям. Как-то незаметно проблема невозможности попасть в иные земли измельчала, потускнела. Куда важнее, оказывается, навести дома порядок. Подгорье защитить, не дать в обиду неправильных навьих отпрысков, разобраться, что движет Великой Альгой: злокозненность или тревога за свой народ. А уж когда всё уляжется, можно будет и о дальних странствиях подумать. Если новых бед не случится.

Разумеется, я не обольщалась относительно того, кто возьмёт, вернее, уже взял на себя главную роль в завертевшейся круговерти. Но чуяло моё сердце: без лесавки не обойдётся.

– Наконец-то! Явилась! – меня тормошили в четыре руки Лешек с Блажеком, приветливо улыбалась Ньярка, что-то недовольно бубнила, глядя сычом, Живка. Я дома. Каких-то две с лишком седьмицы жизни здесь и два дня отсутствия понадобились, чтоб окончательно и бесповоротно в этом убедиться.
Ни лешие, ни полудница не стали требовать отчёта «сейчас и немедленно». Меня проводили к хижине, пригрозили, что завтра от полного рассказа не отвертеться, и разошлись. Кикимору же я цепко ухватила под локоть и затащила внутрь. Поговорить нужно было о многом. И самое первое – чего же такого срочного от неё хотели китоврасы? Живка хихикнула, оттаивая, плюхнулась на лежанку и заявила, что «тайна сия велика есть». А потому шиш мне, а не подробности. Хотела в отместку и с ней ничем не делиться, но это было сильнее меня. Так что на одном дыхании оттарабанила всё по полной.
Подруга моя, обычно безапелляционно заявляющая, что я балда, дослушав до конца, схватилась за голову, вскочила, заметалась с причитаниями: «Вот балда! Нет, ну, какая балда! Бестолочь стоеросовая! Дурья башка!».

Ничего себе! Можно подумать, она сильно лучше во всем бы разобралась и много умнее чего придумала. Я привычно запалила лучину, закрепила её повыше, чтоб стало светлей, а Живка, наконец, остановилась, взглянула на меня и хлюпнула носом:

– Представляешь, я ж, дубина этакая, напрочь о радужнице позабыла. Нет, чтоб с темнотой глянуть – вдруг можно к вам вернуться или помочь как-то…

Кикимора принялась шарить по карманам, нащупала искомое и, зажмурившись, сунула мне под нос растопыренную пятерню. Три крупные разноцветные искорки сияли тепло и радостно. Они подмигивали, словно уговаривая поскорее исполнить заветное.

– Ну? – не открывая глаз, потребовала Живка.

– Что? – не поняла я.

– Цвет какой?

– Хорош глупить. Сама полюбуйся.

Кикимора осторожно взглянула сначала одним, затем для верности вторым глазом. Ягод оставалось три: красная, жёлтая и голубая. Живка немедленно скривилась – не то.

– А почему их всего три? Мне казалось, всем досталось по полдюжины. Но у меня было пять.

– Лишние потерялись. Как ни прячь, останется столько и таких, как тебе нужно. Если б я их там не поделила, сейчас всё те же три и были бы. Забыла уже, что госпожа Пульмонария рассказывала?

Хм. О том, что каждому достаются ягоды нужного цвета, помню. А про их число из головы выскочило.

– А чего тогда кривишься, если всё правильно? Давай уже, глотай жёлтую, сама ж мечтала, чтоб Сьефф тебя оценил.

Глаза кикиморы вспыхнули предвкушающе. Длинные когтистые пальцы прицельно цапнули с ладони жёлтый огонёк и потянули его ко рту. Но в самый последний момент рука дрогнула. Живка с тяжёлым вздохом собрала все три ягоды вместе и решительно вернула их в карман.

– Не, не получается. Радужница не может гарантировать, что кто-то кому-то понравится, только факт, что отношение изменится. А вдруг не в лучшую сторону? Я тут подумала, Сьефф же и так ко мне неплохо относится. Его просто приручить надо. Говорить с ним почаще. А то дикий совсем. О! А может, мне внешность изменить. Здесь всё чётко – какое изменение загадаешь, то и получишь. Пожелаю стать похожей на навию, чтоб одного с ним роду-племени казаться.

Глаза кикиморы сделались дымчато-мечтательными, она унеслась мыслями в то расчудесное время, когда драгоценный злыдень взглянет-таки на неё с обожанием. А меня скрутило от смеха в три погибели. Слёзы лились ручьём, стоило лишь представить себе процесс приручения Сьеффа. Боюсь, если Живка станет преследовать его ещё активнее да ещё и в облике навии, он совсем озвереет. Предупредить её? Или понаблюдать, чем всё закончится без моего вмешательства?

Подруга только рукой махнула на мою истерику и гордо выплыла из хижины. Ох, только бы и впрямь не надумала навий облик принять. Я ж и не помню – постоянное изменение там или пройдёт со временем. Пришлось догонять, уговаривать навестить Ньярку, вряд ли она уже спит. А та и посоветовать что дельное может, и просто поболтать охота, обсудить всё случившееся за последние дни.