Одарённая нечисть

Глава двадцать восьмая, в которой за разговорами наступает ТотСамыйЧас, а лесавка понимает, что отвертеться не удалось

Сьефф, похоже, так и не понял, что в его словах разозлило кикимору. Но попытки быть помягче оставил, язвительно заметив, что шершни были бы куда меньшим злом, чем некоторые с болотной тиной вместо мозгов. Живка, пыхая негодованием, развернулась, готовая высказать всё, что накипело, но теперь уже злыдень, игнорируя разгневанную кикимору, обратился к Ньярке с каким-то вопросом. Справа, из травы, донеслись сдавленные всхлипы, настолько неожиданно, что я аж вздрогнула и пристально всмотрелась, отыскивая источник странных звуков. Ой, про Тхиасса и забыла! А он там смехом давится, наблюдая, как… как что? Почему-то на ум пришло «милые бранятся, только тешатся». Но ведь это же не так? В смысле, какой из злыдня «милый»? Да и с чего бы ему вообще на Живку внимание обращать?

Подруга моя ещё немного пофыркала, посидела на камне, легко касаясь пальцами одной руки искрящейся пены источника, и всё ж таки подошла к друзьям. Её, умостившуюся рядышком, незаметно втянули в разговор, и вот уже кикимора до хрипоты спорит, доказывая, что по всем приметам нынешняя осень будет грибной, но маслята не уродятся. Живка размахивала руками, что-то рисовала в воздухе, высмеивала Лешека с его утверждением, что маслят всяко будет богаче, чем сыроежек… А у самой в глазах нет-нет да и мелькало что-то стылое, больное. Она смаргивала, и тень исчезала на время.

Я повернулась к Тхиассу. Хотелось задать одновременно тысячу вопросов и не говорить ничего. Просто помолчать. И услышать его версию – почему он так спокоен, когда осталось времени всего-то до темноты. Ладно, Сьефф. Тот объяснил, что прожитый век для него нежданным чудом оказался. А Тхиасс? Неужели ему честно-честно всё равно?

Вопросы не желали складываться в слова. А злыдень не желал слышать несказанное. Пришлось сделать над собой усилие, чтобы его окликнуть. Но едва я собралась с мыслями, как из-за деревьев показались наставники. Пора?!

Шишига была мрачнее тучи, что не могло не настораживать. До чего они там досовещались, если госпожа Пульмонария настолько недовольна результатами? Не тратя времени, леший, кикимора и хухлик рассредоточились так, что образовали вокруг меня ровный треугольник, а шишига потребовала, чтоб Сьефф прямо сейчас передал мне силу, полученную от амулета. В общем-то, в самом механизме такой передачи ничего сложного. Просто к ней нечасто прибегают, потому что вместе с привнесённой силой обычно уходит и собственная, а восстановление происходит уж слишком медленно. Так что отдающий ещё сто раз подумает. Но в нашем случае полное магическое истощение злыдней роли уже не играет.

Если Сьефф и удивился, что наступления ночи решили не ждать, то виду не подал. Легко приблизился, протянул руку, помогая подняться – а я ж так и сидела в траве, таращась на шишигу, – и крепко сжал мою ладонь в своих. Так холодно мне даже в ледяной пещере не было! Вот чудеса! Я-то думала, меня в жар бросит. Так обычно бывает, когда силу от земли берёшь или от дерева. А тут ощущения скакали от противного озноба до не менее противной иллюзии тепла, накрывающей в лютый мороз. Злыдень всё не выпускал моей руки, сверкая багряными искрами глаз. И когда мне уже почудилось, что я окончательно превращусь в сосульку и загадывать желание радужнице будет некому, Сьефф смешно, по-птичьи склонил голову к плечу и поинтересовался, как я себя чувствую. Как, как… Зубы даже чечётку выбивать отказывались. Челюсть просто не разжималась, так всё свело от холода. Он ещё пару мгновений всматривался в меня и наконец отдёрнул руки, вскидываясь на шишигу:

– Она же совершенно окоченела!

Но поднявшаяся было суета оказалась совершенно напрасной. Едва злыдень перестал меня касаться, как всё встало на свои места. Сначала, правда, закололо так, будто по мне ежиный выводок покатался, но это быстро прошло. Да и сухая горячая рука шишиги, прошедшаяся по моему лбу, наверное, оказалась не лишней. Но никакого магического всплеска, как, скажем, на Сирхе, я не ощутила.

Госпожа Пульмонария скорбно покачала головой.

– Я так и предполагала. Не в природе навьего племени отдавать. Не такова ваша сущность. И желания здесь роли не играют. Значит… Донка, Смурник, собирайте питомцев и немедленно всех к Туманному краю. К ночи здесь никого не должно оставаться. Альга не повторит прошлых ошибок и станет непременно прорываться через защитные чары. А я совсем не уверена, что ей это не удастся.
Наставники, упомянутые шишигой, отбыли, прихватив и Лешека с Блажеком. Как те ни упирались, грозный взгляд шишиги решил вопрос. Впрочем, на мою подругу не то что взгляд, даже окрик бы сейчас не подействовал. Живка, сообразившая, что гибель Сьеффа откладывается, не прятала лучезарной улыбки. И я даже могла её понять. Охранные-то чары ещё, может, и сдюжат. А уж как мне полегчало при мысли, что не нужно становиться палачом!

Но вот злыдни почему-то не казались счастливо помилованными. Напротив, оба насупились, помрачнели (хотя куда уж больше!) и разом заговорили:

– Шанса удержать защиту не будет.

– Источник не должен…

Так же синхронно осеклись, и продолжил один Сьефф:

– Как только среди людей начнётся бойня, охранные чары истончатся, и навии легко их разрушат. А уж внушить людям пользоваться Источником Альге труда не составит. И тогда навье племя вновь наберёт силу. Этого нельзя допустить.

Шишига согласно кивнула.

– Мы и не допустим. Хромыч и я положим все силы на поддержание защиты. Вы поможете. Думаю, магия вам это позволит, не сочтёт агрессией. Какое-то время у нас будет. Лесавка тем временем загадает радужнице уничтожить Источник. Что из этого выйдет, мне неведомо. Но большего нам не дано.

Ещё того не легче! Уничтожить сердце Подгорья! Как только не станет Источника, навии от злобы и разочарования превратят это место в безжизненную пустыню! Да и не верится мне, что какой-то лесавке даже с волшебной ягодой такое по силам.