Одержимость

Одержимость

“Один стал велик через ожидание возможного, другой - через ожидание вечного,

но тот, кто ожидал невозможного, стал самым великим из всех”.

Куда бы я ни пошёл, я везде вижу Её. Она - наваждение, призрак, пятно, выжженное на сетчатке моего глаза ослепительной вспышкой солнца. И я не знаю: это Она преследует меня, или я повсюду ищу Её, заживо пожираемый ненасытной пустотой одиночества?

Почему так тяжело расстаться с миражом жизни, которой у тебя никогда не было? С этой подавляющей фата-морганой, застилающей реальность своей слишком подлинной невозможностью? Как перестать чувствовать жар поцелуев никогда не касавшихся тебя губ? Как не умереть от невыносимого вожделения тела, до которого нельзя дотронуться? Это обыкновенная похоть или необыкновенная жажда любви в самом дерзновенном её проявлении?

Я слишком мало знаю о себе и своих чувствах, о своих желаниях и том, как их утолить. Но что-то внутри меня, в моём сознании, в моей душе вновь и вновь порождает образ смысла и цели моего существования, давно превратившегося лишь в голод и странствие одержимого.

Если меня спросят, что такое любовь, то я отвечу, что это болезнь. Это желание невозможного. Когда ты засыпаешь, ощущая рядом Её недосягаемое тело, обещающее своим теплом долгожданное утешение; и когда просыпаешься от боли из-за вырванного из тебя сна, где ты чувствовал Её дыхание на своей щеке, влажной от неудержавшейся слезы.

“После огня веяние тихого ветра”.

Это безумие.

Иногда я сижу один в квартире и вдруг чувствую Её тяжёлое присутствие. Она как-будто осуждает меня: “Ты сидишь и лишь медленно умираешь. Песок жизни просыпается сквозь твои пальцы. Твоё время почти ушло, а что ты можешь Мне дать?” Я убеждаю себя, что этот голос принадлежит не Ей, а моему отчаянию, моей жалости к себе. Тогда я прогоняю наваждение и ухожу из дома.

Лучше гулять ночью. Видениям сложно пробиться сквозь темноту. Лишь только звёзды напоминают блики в уголках Её зелёных глаз. Но я не поднимаю головы.

Назойливые тени, улавливаемые периферическим зрением, как актёры, по памяти разыгрывают жизнь, за которой подглядывали днём. И я тоже тень. Я имитирую жизнь, повторяя за другими, не в силах постичь истинного смысла происходящего. Реальность давно утратила для меня какое-либо значение.

“Что полёты времён и желаний -

Только всплески девических рук…”

Ночь укрывает меня, окутывает своей прохладой. Ночь не такая безразличная, как день. У дня тысячи глаз, проникающих в самые узкие щели и высвечивающих каждую пылинку, кружащуюся в невесомом танце. Но эти глаза слепы. Я не чувствую их взгляд, потому что их внимание расфокусировано. А ночь словно следит за каждым и ревниво отделяет людей друг от друга тёмной пеленой. Поэтому ночь уютней. Парадоксально, но ночью не так одиноко; слышно живое дыхание улицы, тогда как днём - лишь равнодушный гул безжизненных машин. И днём я всегда вижу Её. За каждым углом, в каждом отражении, в парусах облаков и в шумной реке толпы. Её шёпот - в шелесте листвы, которую, подобно струнам, перебирает ветер.

Что может отвлечь меня? В чём может без остатка раствориться Её печальный, величественный лик? В веренице смазливых лиц других женщин, калейдоскопом мерцающих в моих глазах и размазываемых по памяти, как блеклая краска по мокрому холсту? Они лишь словно аляповатые идолы, в примитивной форме напоминающие образ Бога.

Я не язычник.

Сколько бы я ни бродил по улицам, то скрываясь от Её призрака, то преследуя его, но я вынужден возвращаться в тоскливую и пропитанную вожделением квартиру. Чтобы это возвращение было менее болезненным и абсолютно неизбежным, я завёл кота. Теперь не так страшно проходить по мосту или смотреть в гипнотизирующий омут реки, потому что я знаю, что вернусь домой. Меня ждут.

Люблю разговаривать с котом. Иногда он даже что-то отвечает. Конечно, мы не понимаем друг друга, но зато мы точно не скажем друг другу лишнего. А раньше я разговаривал сам с собой. Мне страшно представить, что рядом со мной живёт человек и что-то отвечает мне на то, что я говорю. Он может ответить не так. Только Она могла бы гармонично совпасть со мной. Только Её молчание могло бы дать мне все ответы. Только Её слова могли бы не нарушить уюта тишины.

Не знаю, можно ли обвинять природу в жестокости. Почему мы мечтаем о возлюбленных с прекрасными лицами, не веря, что кто-то так же может мечтать о нас?

Любовь - для красивых людей.

Так я думал. Но я тогда не знал, что такое любовь. Я лишь жадно хватал губами чужие губы, ласкал мягкие, белоснежные груди и страстно кусал лебединые шеи, оставляя на них лепестки красных пятен. А потом безмолвно лежал на кровати, то с одной девушкой, то с другой, и испытывал истощение и неловкость, желание остаться в одиночестве и больше никогда не заниматься сексом, не чувствовать этих запахов, не слышать этих звуков… Но как недолго длится отвращение и непонимание того, зачем тело этого требовало!

Желание всегда возвращается.

С Ней же у меня есть только желание. Неутолимое и оттого более жадное.

Лучший секс - тот, которого не было. И, быть может, лучший вид любви - любовь бескорыстная и безответная. Как и лучшая жизнь - та, которую ты не прожил, но лишь смутно представлял, умозрительно распутывая клубки последствий тех решений, которых так и не принял.

“Человек - это лишь тщетное стремление”.

Я представляюсь себе машиной желаний. Внешне я лишь функционирую и подражаю, что не имеет никакого значения, а всё самое важное происходит в моей голове. Хотя важное ли? Можно ли назвать важным то, что не оставляет следа? Не для того ли я пишу, чтобы оставить хоть какой-то след? Да и что я имею в виду под словами “происходит в моей голове”? Я ведь лишь желаю, мечтаю, воображаю... Но что была бы моя жизнь без этих желаний? Она была бы лишь тем, чем она видится со стороны.