Одинокая Любовь

Одинокая Любовь

СТАНИСЛАВ МАЛОЗЁМОВ

ОДИНОКАЯ ЛЮБОВЬ

Рассказ

В июне шестидесятого года в совхоз Владимировский привезли из зарайского облкинопроката фильм  «Главное дело». В клубе его крутили  целый месяц. Потому как народ валил на него ежедневно и зал забивал полностью. Через тридцать дней киномеханик должен был сдать его обратно, о чём и сообщил сдуру в окошечко, которое рядом с проектором.

- Завтра привезу другую фильму. Эту надо отвозить. Срок вышел.

Он ещё от окошка-то и отойти не успел, а сзади его уже прихватили за руки три крепких паренька. Завертяев Колька, Малович  Шурик и Вова Малович. Друзья. Два родных брата и один, которого Маловичи тоже называли братом. Такая была крепкая сцепка между ними. Дружба до гроба.

- Валера, работа у тебя хорошая, - не очень дружелюбно сказал Малович Александр, мускулистый спортсмен и электрик машдвора. - Кино смотришь бесплатно. Даже киножурнал «Наука и техника  СССР». Значит ты в деревне самый умный. Это же как хорошо! У тебя, считай, уже высшее образование. Ты через киножурнал «Наука и техника» законно кандидатскую диссертацию можешь защитить по теме «Прогресс науки в СССР». На халяву, считай, «физмат» окончил.  А совхоз тебе за это удовольствие платит аж девятьсот рублей. Это ж за восемь лет ты сколько денег отхватил и бесплатного кина посмотрел,? А дальше хочешь работать? В этом году, в следующем?

- Мужики, чего вам? - трепыхнулся Валера. - Показываю вроде грамотно. Плёнку не рву, части не путаю как Гришанин из Воробьёвки. На работе трезвый всегда. Отпустите.

- Ты позвони от директора в Зарайск утром. В кинопрокат. И скажи, что  в будке электричество закоротило сегодня вечером после сеанса. Ты-то плёнку перемотал, но в жестяной бокс не успел спрятать. И она сгорела. Все девять частей. Пусть спишут это кино как утраченное при пожаре. И завтра присылают другое. 

- А «Главное дело»  куда девать? - испугался Валера-киномеханик. - Наш директор  любой комиссии скажет, что не было пожара.

- Как не было? - засмеялся Вова Малович,  достал из кармана пиджака газету и поджег её снизу. После чего порвал  на две половины, одну отдал брату и они вставили эти факелы в маленькие оконца кинобудки.

- Пожар! - закричал Александр, чтобы слышно было всем, кто ещё не вышел из клуба. - Не волнуйтесь, товарищи, мы тушим втроём! Сгорела только плёнка и Валеркина кепка.

В зал сквозняк втянул дым от сгоревших газет. Кто- то чихнул.

- Помочь? - крикнули из зала человек десять, не меньше.

- А потушили уже, -  успокоил народ через оконце  Колька Завертяев. - Идите  и ужинайте спокойно. - Только плёнка спалилась и всё. Но завтра ещё интереснее кино привезут. Про разведчиков.

- Про любовь проси, Валера, - хором  включились женщины. - Мы своих разведчиков дома имеем. Куда самогон не спрячешь - находят, сволочи.

И вся дамская часть зрителей развеселилась так, что долго слышен был смех радостный  и за открытыми дверьми клуба, в тишине июльского вечера.

- И чего мы достигли? - очень осторожно спросил киномеханик. - Влепят мне выговор. Но вам от него какая радость?

- Вот кому радость. Коле. Отдашь ему плёнку, - Шурик взял стопку плоских круглых банок с наклейками и аккуратно переставил её в Колины руки. Коля Завертяев согнулся, но дорогую ношу удержал. - Он будет  днём заранее с тобой договариваться, на тележке начнёт возить фильм в клуб и ты после обеда ему одному его будешь крутить.

- Не бесплатно, - успокоил Валеру Малович Вова. - Каждый сеанс - бутылка «Московской». Как?

Ну! - смущённо согласился киномеханик. - А Колян чего, наизусть его выучить собрался? Во ВГИК будет поступать?

- Я его на  ёлке новогодней в детском садике шмакодявкам теперь каждый год с табуретки буду рассказывать по ролям, - Коля, обрадованный добычей, громко захохотал. - А Дед Мороз мне кулёк пусть даёт с конфетами и мандаринами.

Все похлопали Валеру по плечу и ушли. Помогли Завертяеву донести дорогую ношу до его хаты. Затеяли друзья эту почти невинную авантюру для сглаживания Колиных страданий. Раздрай в душе его прочно обосновался после первого же просмотра. Коля влюбился в известную и популярную красавицу артистку Анну Миних. Она играла главную роль молодого агронома, направленного комсомолом на целину. В неё влюбился местный раздолбай Витёк и все мозги ей порвал всякой чушью, которую нёс  при каждой встрече. К тому же руками лапал, за что был заслуженно бит неоднократно совхозными передовиками и комсомольцами. Ну, да  чёрт с ним, с раздолбаем. Не в нём же дело. А полюбил Николай артистку так, что сначала запил на неделю и оставил совхоз без слесаря четвёртого разряда, а потом уехал в Зарайск и вернулся с большим портфелем, набитым под завязку её фотографиями, журналами «Советское кино», где Анну снимали раз десять на обложку. А ещё в облкинопрокате за три бутылки выклянчил Коля большой глянцевый портрет возлюбленной размером метр на полтора.

Всё это он расклеил по стенам большого отцовского дома, от чего маме стало плохо с сердцем, а отец дотянулся до головы двухметрового сынка и влепил ему три подзатыльника, пронимающих до середины мозга.

- Ты ж мужик, ядрён батон! - объяснял он сыну свои правильные действия. - Нюрка Савина тоже вон  всю хату залепила физиономией  любимца  всех девок Павла Кадочникова. Который, почитай, всем девахам полюбился ролью  смелого мотогонщика. Так они ж бабы! Дуры пропащие, чокнутые на ихней любви к сказкам.  А ты, обалдуй, куда лезещь? Хочешь, чтоб и тебя в бабское племя зачислили? Тьфу, пропасть ты - не мужик! Иди  вон и живи  в клубе. Развесь там эти картинки и молись на них. А дома на кой чёрт стенки поганить не пойми кем?!

Ну, Колька отцу перечить, конечно, не приучен был. Отлепил он все фотографии, сложил в портфель, глянцевый портрет скатал в рулон и удалился с этим добром жить к замужней сестре Галине на другой конец села. Рассказал Генке, мужу её, о своей странной и с каждым днём распухающей  любви к незнакомой московской  даме, которую вся страна знает.