Однажды 31 декабря

Однажды 31 декабря

Уссурийская тайга беззастенчиво заглядывала прямо в окна казармы. Сергей смотрел на плавно кружащиеся за окном пушистые хлопья снега, и мысли в его голове роились такие же плавные и пушистые, как снежинки за стеклом: «Да, красиво здесь. Только дома всё равно лучше. Последний Новый год встречаю в казарме, в мае дембель грянет, и всё, к маме, домой…»

— Эй, Серый, ты чего это залип тут? — закадычный дружок Колька тихонько подкрался со спины и ткнул приятеля в бок острым локотком.

Сергей вздрогнул от неожиданности, а Коленька снизу вверх смазал другу ладошкой по подбородку:

— Саечка за испуг! — и заржал оглушительно.

— Конь ты, как есть — конь, — Сергей двинул друга кулаком в плечо и отправился в каптерку. Николай поплелся следом.

Ни душистый чаек, ни вкуснющие пряники не радовали нынче Серегу. Их с Николаем обычные посиделки в каптерке сегодня обернулись унылым «отбыванием номера». Разговор не клеился, приятели молча хлебали чаек и жевали пряники.

— Нет, ну я так больше не могу! — терпение Николая лопнуло, словно мыльный пузырь, — сегодня как-никак 31 декабря, Новый год на носу, а ты сидишь, весь такой из себя кислый, и мне настроение портишь!

— Вот именно: Новый год, а праздника нет! И на душе кошки скребут, когда вспоминаю, как дома мы обязательно в этот день всей семьей торт «Птичье молоко» делали. И елку наряжали, и вкусняшечки разные мама готовила…

— Всё, хорош! Сейчас кликну эту парочку, пускай настроение дедушке поднимут своими побасенками! — Коля отправился в казарму, чтобы найти и привести двух салажат, неделю назад прибывших в роту из карантина. Уж очень забавно выглядели эти двое рядом: длинный и бледный, как картофельный росток, Димка и низенький, но крепенький, словно боровичок, рыжий Васятка. Но особая ценность салажат заключалась в виртуозном умении смешно рассказывать разные истории, что дедам в этот момент и требовалось.

Только компания разместилась за столом, Васек начал рассказ:

— У нас дома живут крыса Катя и котик Масяня…

— Ты ничего не перепутал? Масяня вроде девочка, — Сергей пока еще воспринимал всё очень серьезно.

— Ну да, мы ведь сначала думали, что кошечку взяли, а оказалось, что это кот. Но к этому моменту он уже привык к своему имени и так и остался Масяней. Так вот, кота и крысу мир никак не берет, причем первой в драку всегда лезет Катя, а Масяня норовит от нее удрать. Есть у кота любимое место: на подоконнике, рядом с цветочными горшками. Там же мама ставит стеклянную бутылку из-под кетчупа «Пикадор» — в ней вода для полива цветов отстаивается. Однажды я застукал крысу за весьма интересным занятием: она выгрызала буквы на бумажной этикетке бутылки — «к» и «а» ей, видимо, показались лишними. Какое слово стало итогом Катиной редакторской работы, догадаться не трудно. Только зря она так старалась, всё равно Масяня читать не умеет.

— Смешно, но… не смешно. — Серега даже не улыбнулся.

— На тебя, на живого, не угодишь! — Коля, казалось, искренне огорчился из-за такой вялой реакции друга на довольно забавную историю.

— Колян, мне от Васиных рассказов еще больше домой захотелось.

— Да, сейчас бы посылочку из дома получить килограммов на двадцать, — окинув взглядом скромное застолье, пробормотал Дима.

Дверь каптерки с грохотом распахнулась, и на пороге возник щуплый солдатик, с трудом удерживающий в руках посылочный ящик довольно внушительных размеров. Раньше ребята эту личность в части не встречали. Форма на незнакомце была какая-то странная, а кончики ушей, торчащие из-под головного убора, имели остроконечную форму.

— Федоров, тебе посылка! — сказав это, солдатик аккуратненько опустил свою ношу на пол и вышел из каптерки, плотно прикрыв за собой дверь.

— Это что сейчас было? — Димка переводил слегка ошалелый взгляд с посылки на друзей за столом и обратно.

— Открывай, смотреть будем, что тебе мамочка прислала! — Николай в предвкушении потирал руки.

Предчувствия его не обманули: дружно взявшись за дело, ребята извлекли из ящика большущий кулек шоколадных конфет, круглую металлическую банку с вкуснющим импортным печеньем, килограмма три мандаринов, полиэтиленовый пакет, вместивший в себя не меньше двух литров клубничного варенья, три банки хорошего кофе и, под занавес, упакованный в фольгу и пергамент здоровенный шмат копченого сала.

— Вот это совсем другое дело, это уже больше похоже на праздник! — оживился Сергей.

Не откладывая дело в долгий ящик, ребята приступили к дегустации.

Дверь каптерки снова распахнулась с оглушительным грохотом. На этот раз личность, появившаяся на пороге, была служивым очень хорошо знакома. Их ротный, капитан Фоменко, решил почтить своим присутствием подчиненных в этот праздничный вечер. Видимо, он уже начал провожать уходящий год: его широкое лицо раскраснелось, глаза блестели, а коньячное амбре ощущалось даже на расстоянии.

— Так, бойцы, я сегодня дежурю, имейте в виду: никаких горячительных напитков и прочих нарушений порядка не позволю, — и, грозно обведя взглядом присутствующих, Фоменко вышел.

— Да, это он может, всю ночь теперь шастать будет и проверять! — Коля расстроился не на шутку, ведь теперь давно припасенная для встречи Нового года бутылка шампанского так и останется закупоренной.

— Ой, да флаг ему в руки и барабан на шею! Проявим солдатскую смекалку и разопьем нашу шипучку во что бы то ни стало. — Сергей подмигнул другу и вернулся к прерванной внезапным появлением начальства дегустации.

В третий раз распахнулась многострадальная дверь каптерки. На пороге снова стоял капитан Фоменко. Но в каком виде! В руках ротный сжимал древко флага со скалящимся на черном фоне «Веселым Роджером», а на шее капитана висел здоровенный барабан, весело бликующий яркими гладкими боками. Фоменко яростно вращал глазами, губы его кривились в бесплодной попытке хоть что-то сказать, но наружу не вырывалось ни звука. Повинуясь только ему одному слышимой команде: «Кру-у-угом!», капитан развернулся и строевым шагом покинул каптерку.