Однажды в баре

Однажды в баре

Я бывала в этом баре нечасто, но всегда натыкалась взглядом на парочку странных посетителей: старика и старушку. Они приходили не вместе, их приводили их дочери.
Высокий, но при этом кажущийся приземистым из-за общей дряблости фигуры, старик пылал жаждой жизни. Он всё время с кем-то спорил, яростно, далеко не всегда добро подкалывал людей и бармена, опираясь грудью на стойку бара и тряся одутловатыми щеками на, в общем-то, худом лице.
Старушка, напротив, была тихой маленькой, сухонькой, настолько крохотной, что коротко стриженная седая копна на голове, казалось, сама по себе плыла в воздухе, когда она передвигалась по залу. Но она много и не передвигалась, а тоже, в основном, сидела за стойкой. Так они и коротали время, пока их дети развлекались на танцполе в соседнем помещении.
Обычно они сидели не рядом, а через пару-тройку людей друг от друга. Когда старик сотрясал воздух очередной гневной тирадой (он всегда с легкостью находил собеседников), независимо от темы, старушка молча качала головой. Шум она не одобряла. Я садилась рядом и исподтишка наблюдала за такой хрупкой и прелестной старостью. Ею нельзя было не любоваться, настолько она была паутинно-тонка и при этом изящно благородна. Пару раз мы даже перекинулись несколькими фразами. Но старушка любила наблюдать за стариком. Что-то в нем её притягивало. И это было мне непонятно. Вечно язвительный, багровеющий пятнами, брызжущий слюной в порывах сарказма, он порой был похож на пошатывающийся ходячий труп, по крайней мере, являл собой образец нездоровья крайнего. Они различались, как сами жизнь и смерть.
И это не просто сравнение. Всё чаще, проходя как бы ненароком, мимо старика, я ощущала исходящий от пылающего эмоциями человека странный холодок. Он скользил по коже, вызывая мурашки. Казалось, если в этот момент старик вдруг обернется и  посмотрит мне в глаза, я увижу жуткую потустороннюю черноту могилы. Согласна, фантазия порой может сыграть дурную шутку, но тут внутри у меня помимо воли зарождался какой-то непонятный, необъяснимый метафизический страх, я старалась проскользнуть мимо поскорее. Около старушки же, наоборот, было очень приятно находиться, просто сидеть рядом. Так что если бы вдруг сказали, что в баре есть мертвец, я сразу, автоматически, повернулась бы в сторону старика, хоть что ты делай! И мне было совершенно непонятно – что старушка находит в нем, что смотрит туда с таким теплом.
Однажды я пришла позднее обычного и увидела, что они… танцуют. Старик и старушка медленно покачивались, придерживая друг друга, под музыку, что негромко доносилась из настенного радиоприемника бармена. Вероятно, это было что-то из времен их молодости. Старик был непривычно тих и галантен. Впрочем, ненадолго. Уже через несколько минут, леди сидела на обычном месте, а он вновь «рвался в бой» с очередным случайным оппонентом.  Я не выдержала.
- Как вы можете… Не надо с ним танцевать! Он же мертвец! – совершенно нетактично, эмоциональным выплеском, шепнула я ей прямо под седую прядь над ухом.
- Мертвец?! – старушка аж приподнялась. В таком гневе я её ещё не видела, - кто здесь мертвец!
- Тс-с-с, - зашипела я. Мы привлекали внимание.
- Он не мертвец! – продолжала старушка уже тише,  в глазах едва слезы не закипали.
- Ладно-ладно, - закивала я.
Было очень неловко, в тот вечер я быстро ушла.  Все свои ощущения неупокоившейся смерти списала на дневную усталость на работе.

Зато на следующий день, едва я переступила порог бара, обнаружила, что прямо у двери, под зеркалом, старушка уже ждала меня. Схватив цепко за руку, отвела в сторонку. В полутемном уголке быстро зашептала-заговорила:
- Я знаю, я чувствую, здесь есть смерть. Я ведь и сама уже совсем рядом с ней, чувствую её хорошо. Здесь есть мертвец. Но это не может быть он! Он такой живой! Возможно, это я? Послушайте, я читала, что умершие люди, бывает, ходят среди нас, когда не понимают, что они умерли. Но едва стоит им или кому-то ещё это понять – они тут же рассыпаются легкой дымкой и возносятся вверх. Это ведь так?
Ошеломленная я смогла лишь кивнуть, ещё не вдумавшись толком в смысл услышанного.  А старушка продолжала шептать мне в ухо, её дыхание щекотало и обдавало легким ароматом корицы, а сухая кожа едва уловимо благоухала розовым мылом.
- Я всю ночь думала… Если здесь есть мертвый, значит он не знает, значит надо ему помочь. Негоже мертвецам ходить среди живых, вы согласны?
Я снова кивнула, не понимая, к чему ведет старушка.
 Она отстранилась. В глазах блеснул грустный огонек.
- Но это не он. Я сказала ему осторожно, а он рассмеялся, не исчез, не улетел…Посмотрите, он живет! Он пылает жизнью, - усмехнулась ласково в сторону старика, который в отстаивании своих истин умудрялся перекрикивать музыку, - если тут и есть труп, то это я, поняла это! Воплощенный покой. И если я мертвец – зачем я здесь?..

 В этот момент, едва успев договорить,  она вдруг рассыпалась легкой дымкой и исчезла.

«…я читала, что умершие люди, бывает, ходят среди нас, когда не понимают, что они умерли. Но едва стоит им или кому-то ещё это понять – они тут же рассыпаются легкой дымкой и возносятся вверх...»
Я осталась стоять, опершись о стену.
Казалось, в баре совсем ничего не изменилось. Лишь старик у стойки вдруг замолчал и застыл неподвижно. Но очень быстро встряхнулся и продолжил монолог, хотя и не столь рьяно, как до этого.
Изменилось лишь мое ощущение. Теперь я совсем не чувствовала жизни в этом месте. Люди напивались, весело переговаривались, шумел людской океан голосов, разбавленный приглушенными течениями музыки… но мне здесь было удушливо мертво.
Попятившись к порогу, я вывалилась на улицу.

Порой даже в самой смерти больше жизни, чем в тех, кто живет бурно, суетливо, но бестолково. Бессознательная бессмысленность – вечный проводник, быстрейший проводник в царство смерти.
Я шла по освещенной фонарями улице, и образ старушки, сетующей на то, что мертвым не место среди живых, никак не выходил из головы. Вот только она не поняла, даже уже будучи по ту сторону реальности, что здесь живые в меньшинстве.
Что если это она была случайной Живой в мире мертвых?..