Однажды в Попятушках

Однажды в Попятушках

Во времена, когда я был ещё молод, а ум мой был пытлив и немного расшатан страстями столичной жизни, отправился я в деревню Попятушки. Казалось, что размеренная сельская жизнь избавит меня от обременительных связей и дум. В итоге же я стал свидетелем невероятной и удивительной истории, что чуть не всколыхнула всю Российскую империю.

Тогда работал я врачом при помещике Андрее Николаевиче Рудских. Он был моим давним другом ещё со времён лицея. Правда, там он ничему дельному не научился. Женился рано. Почти сразу осел в уединённом поместье, чем был крайне доволен. Уж слишком светская жизнь его не прельщала. Но даже при всей своей недалекости, мужиком он был мировым.

Андрея Николаевича, как и меня, совершенно не смущало, что Попятушки — волчий угол. Поверьте, там не жизнь, а сказка. С утра мы выходили на террасу, сенная девушка наливала компота. До вечера самого мы сидели там, покуривали табак и обсуждали красоту сосновых лесов и заросших тиной озер. Мы бы сим образом и дальше проводили дни, если бы на подъезде не появился троюродный племянник Андрея Николаевича — Алексей Михайлович Воронцов.

Алеша был совершенно грубым и отбившимся от рук молодым человеком. Учиться не хотел, слушаться не хотел, да и думать, видимо, тоже. Отец грозился по заветам Грибоедова сослать его на перевоспитание в деревню: к тетке, в глушь, в Саратов. Недалёкий отрок всё не верил и продолжал распущенный образ жизни. В какой-то степени он оказался прав. Батюшка отправил его к дяде. В Попятушки.

Только дядя этот, Андрей Николаевич, тоже был жутким разгильдяем, а суровость, которой славился, нагонял лишь для виду. Уж лет как десять все вопросы решала жена его — Наталья Романовна. Не скажешь же людям, что в его же поместье свои порядки баба наводит...

Наталья Романовна, в свою очередь, наотрез отказалась брать ношу в виде юного Алексея. «Умел бы считать — подумала. Мне счетоводы нужны. А так: доверили тебе дитятко, ты и отвечай», — сказала она и ускакала объезжать посевы.

Первые пару дней Андрей Николаевич попытался его чему-то дельному научить — Евангелие почитать хотя бы, — но так и плюнул. Что ни день захожу, а они в карты играются.

«Вот у него нет желания учиться, а у меня с палкой над его головой стоять», — приговаривал Андрей Николаевич, в очередной раз залезая под стол кукарекать. Алешка оказался не шибко глупым парнем. Самого черта мог в карты обыграть. А что насчёт характера... Молод он был, всё приключения искал. Как мы, два тридцатилетних дурака, могли его поучать?

Время летело удивительно быстро. Незаметно к нам подкралось лето. Причём жаркое — жуть. В жизни такого не было. В усадьбе стало просто невыносимо. Поэтому решили мы вместе с Алёшкой куда-нибудь уехать. Выбор был мал: либо к цыганам — состояние тратить, либо на природу — спускать здоровье. Долго думать не пришлось: денег было жаль.

Отправились мы к лесному озеру. Чудесное место! Прохлада, тенёк, пташки поют. Вдохнули полной грудью девственно чистый воздух, стали накрывать поляну. Колбасы. Помидорки солёные. Крендельки сахарные. Настоечка огуречная. Сделанная по секретному рецепту Попятушек.

Там и забухали.

Ох, как же крепка была настоечка. Вроде, только рюмку в рот возьмешь — а уже все. Ничего не помнишь. Благо проснулись мы на нашем же месте. Бог от беды уберёг. Пытались посчитаться, но с похмелья не считалось. Плюнули. Поехали домой, а то уже совсем смеркалось.

Только на полпути нас осенило: Алешки-то нет. Почесали репы и решили, что найдется сам. Но, как назло, в тот же день пришло от его матушки письмо: «Немедленно воротите мне сына».

В срочном порядке мы принялись искать юного Воронцова. Не сказать же матери, что дитя сгинуло где-то в леске. Наверное, неделю мы ездили по окрестностям Попятушек, пока Андрею Николаевичу не взбрело в голову свиней посмотреть.

«Хочу к себе на скотный двор свинку. Жирненькую. Чтобы на всю зиму сала хватило». Кто знал, что любовь Андрея Николаевича к вкусненькому станет нашим спасением!

Заходим в свинарник, а там среди хрюшек чучело лежит кучерявое. Как же мы испугались, когда оно соизволило застонать! А потом присмотрелись: да это же Алёшка! Он самый! Слегка перекошенный, но он самый. Смотрит на нас, глазищами хлопает. Думает: что эти мужики от него хотят? А мы его в кибитку да в усадьбу. Вот только проблемы на этом не закончились.

Память ему отбило напрочь... Настолько, что парень забыл, как себя зовут. Андрей Николаевич глядел на него и всё крестился:

«Да в жизни я больше эту огуречную настойку пить не буду. Смотри, как его помяло!»

В таком состоянии юнца мы просто не имели права отправить домой. Матушке Алёши быстро отписались, что сын её слег с краснухой, и стали думать. Андрей Николаевич тут же на меня насел. «Ты же врач», — говорил он. — «Ты же в столице практиковал». А я для лечения душевных болезней только мог предложить батюшку позвать.

Батюшку вызвали. Не помогло.

Оставалось только одно: восстанавливать знания. Честно говоря, мы даже не представляли, что изначально Алёша хранил в своей головушке. Только догадывались, что считать и писать уж точно он должен был!

Ещё никогда прежде знания, полученные в лицее, так не пригождались. С чердака мы достали пыльные учебники и срочно приступили к обучению отрока. По правде, это больше походило на пытку. Утром я обучал Алёшу арифметике. Вечером Андрей вбивал в его ум грамматику. В итоге и день, и ночь Алёша выл волком. «Ничего я не знаю! Не помню и не хочу учить!» — верещал он, забиваясь в угол при виде книг.

Мы уже думали, что всё. Конец. Обман наш раскроется, и граф Воронцов с нас три шкуры спустит за издевательство над наследником. Однако Бог нас не покинул! Вдоволь отъевшись и выспавшись, Алеша стал проявлять невиданный интерес к точным наукам! Никогда прежде я не замечал у этого юноши такую любовь к чему-либо вообще! Буквально за месяц он освоил не просто счёт, а стал с легкостью постигать азы неевклидовой геометрии.