Однажды в С С С Р

Глава 31

На субботу Пашка, душа-человек, организовал поход на речку.

- А отчего не на море?.. – спросил Аркадий.

- Чудак ты. У вас на море-то яблоку упасть негде, шумно. Кричать надо друг другу, чтоб услышать. А главные слова кричать не будешь.

- Какие еще главные слова? С чего бы мне их говорить? Да и на речке нормально не покупаешься.

- Ну, это никто не знает, где и когда их время придет. Да и смотри вот: на пляж едут купаться, а мы собираемся отдохнуть.

В последних словах Пашки был определенный смысл.

Автобусы, троллейбусы, идущие на пляж – сущие душегубки. Скажем, на Песчанку предстояло добираться с пересадкой. Сперва на «Икарусе»-«гармошке» восьмого маршрута ехали в Приморский район. После «тринадцатым» - на поселок Моряков. На этом маршруте работал что зимой, что летом всего два обычных «Икаруса», и в пляжный сезон люди набивались в него словно сельди в банку.

«Шестнадцатый», идущий на Левый берег, был немногим комфортней. На Пригородной автостанции, что на Восьмых проходных, где у «шестнадцатого» конечная, автобус словно штурмом брали. После такой поездки народ на пляж прибывал вовсе обессиленным.

Иное дело – река. Туда шли пешком, ехали на велосипедах, изредка выбирались на автомобилях.

Аркадий и Пашка встретились с Викой и Валькой около кинотеатра «Юбилейный» и отправились за город. Срезали через Кварталы, пошли вдоль сада. За поселком начинался спуск в пойму, кою за многие сотни тысяч лет, а то и миллионы лет себе проторила река. Впрочем, нынче она совсем не казалась способной на такой подвиг. Она лежала в глубине долины, скрытая камышами.

- А где здесь купаться? – спросил Пашка.

Идея сходить на речку была его, но мест он не знал, и дорогу указывал все же Аркадий.

- Это Первая речка. Здесь не купаются, - пояснил Аркаша. – А мы на Вторую идем.

- Так тут две реки?.. Богато живете.

- Да нет, река-то одна. Просто до излучины ее называют второй, а после нее – первой. На Первой не купаются, и только лентяи удят рыбу.

По мосту перешли через реку, перевалили Тополиную улицу около винзавода, и с кручи снова увидели реку, но уже иную, едва тронутую человеком. Да еще до горизонта - поля, немного – садов, и в полуденном мареве, вдалеке – крыши домов Старого Крыма.

- Так куда пойдем, командир? – спросил Пашка.

Купален на реке было несколько. Около скифской могилы имелся небольшой отсыпанный пляж под ивами. Ребятня плескалась обычно у моста, через который шла дорога к колхозной станции, садам. Но выбор был прост – лучшей купальней считалась Пятитрубка, к ней и отправились.

Шли по тропинке среди трав, выросших по колено. Под ивой, склонившейся над рекой, рыбачил старик. Рыба не клевала, а лишь дразнила рыбака, шлепая хвостами и выпрыгивая у того берега.

Минут через десять были на месте. Название пляж получил от пяти бетонных труб, по какой-то надобности, переброшенных через русло. К реке спускалась круча, где на изрядном расстоянии друг от друга располагались отдыхающие.

Место нашли без труда под жерделей, искривленной ударами судьбы и непогодой. Расстелили подстилки, принялись раздеваться. Поскольку раздевалок тут не было, купальная одежда уже была на молодых людях.

На круче отдыхало еще полдюжины компаний, и было вовсе не шумно. У кого-то мурлыкал транзистор, да компания у ручья, сбегающего со склона, слишком азартно играла в карты.

В городе было полно подобных ручьев и речушек, кои, скорей, докучали. Их закатывали под бетон, но они напоминаю о себе внезапными камышами, никогда не пересыхающей грязью. Ручьи торили путь и пробивались как-то к кручам, сбегал по ним к реке. Без них Кальчик рисковал бы пересохнуть далеко от моря.

- Хорошо тут у вас… - сказал Пашка, откидываясь на подстилку.

- А ты сам откуда?

- Я на целине родился. Поселок Знаменский. Он если и был на карте, то недолго. Я ведь когда родился, сразу в журнал «Огонек» попал с такими же как я бутузами. Вроде как первые старожилы целинного края, в смысле те, кто там родился… Ну а потом загубили край. Там и так, говорят, не рай был, а после того, как человек пришел – так вообще…

- А что случилось-то? – спросила Вика.

- Начали вспашку – порвали дерн, и ветер стал плодородный слой выносить. Стали поливать – а воды мало. Принялись качать морскую воду. Засолили землю. Короче, ад. Я ушел в армию, а возвращаться и некуда. Поселок бросили, дома стоят, но ни электричества, ни воды. Да и мать умерла, а отца я не знал. Вот я и стал бродягой.

Со склона кручи, через разрывы в лесополосе было видно колхозное поле, засаженное кукурузой. Порой слышался перестук колес. То через сады, мимо давно взорванного порохового склада локомотив тянул чаны со шлаком для того, чтоб высыпать их около гранитного карьера. Поезда ходили днем и ночью, и в темноте вдруг над карьером вспыхивало кроваво-красное зарево, от которого становилось светло даже в предместьях Жданова.