Огоньки

Зима с ноября по март. 5 месяцев в году. Зато и Новый год чувствовался у них раньше всех. Всегда-всегда, сколько он себя помнил.

Переполненная толкающейся, закутанной, как он, до чуть передвигающихся глазастых снеговиков, детворой горка. Центральная, у театра, Ленина и площади. Упитанные сугробы с заботливо проторенной тропкой. К 16 часам, когда он брел с продрогшей в пакете сменкой, ее уже нежно заметала такая чистая, что даже колючая, белая вуаль.

Но Новый год всё не начинался и не начинался. И мама утром, заплаканного, теплого, в душной невозможной шапке, волокла в садик. Или – лакированная картинка неспящего окна – шустро и неровно выкладывала кусочки масла на будущий бутерброд. И сахаром посыпать – вот так. А в школу уже не хотелось совсем. Хотелось только, чтобы чай не кончался, и смотреть на бесперебойный, балансирующий игриво на рамах снаружи снег, и никуда не идти, конечно.

“Ну, когда будут огоньки?” – канючил он в детстве.

Безудержно дергал маму за колючую шерстяную варежку.

“Скоро, дорогой, скоро!”

Огоньки – значит, пришло. Дождался-дождался! Огоньки – это почти как чудо.

Город переодевался постепенно, словно невзрачно-серый шерстяной зверек, тихонько обрастающий чем-то снежным. На потрескавшихся советских панельках распускались поздравления и гирлянды, престарелая воспитательница лепила на стекло разноразмерные кривоватые снежинки, а из двухэтажки напротив улыбалась ему вечерами сверкающая – крикливая сине-зелено-красная агония – елка.

Нечищенные мерзлявые улицы, перевернутые смердящие мусорки и теплые магазинчики-каморки с несвежими пирожками – все неприятные тени как-то уходили на второй план. Ни следа в новогодне-праздничных воспоминаниях.

“А когда мы елку поставим?”

“Скоро, Андрюшенька”.

Она ее приносила всегда самая последняя, 30-31 числа, заводила в тепло, связанную и холодную. А дальше было имбирное печенье, и недоедамый тазик “Оливье”, и Дед Мороз: мама рассказывала, что он совсем близко живет, прямо в соседней области.

Детсад, школа, колледж в Архангельске – он так бы и ждал всю жизнь, пока зажгутся огоньки.

“Да не приеду я на Новый год, мам! – упирался он в трубку. – Да-да, я знаю. И что тетя Люся придет с дочкой. Да, мам… Ну хорошо-хорошо. Может, и приеду. Числа 29-30”.

Грязная маршрутка с плохо работающей печкой. Так что промерз даже там, под курткой. Грустная елка в центре с бумажными детскими поделками. Он брел домой уже по темноте – автобусы к нему на окраину не ходят после 19 – но огоньки в этот раз не зажглись. Пусто и стеклянно тянулась над дорожкой парка неработающая гирлянда. То ли сломалась, то ли пожопилась администрация.

Раньше он любил свой город. Это было также естественно, как любить мать. Такой весь знакомый и весь его. Их там было пятеро: Андрей, Макс, Витос, Игорян и Семен. И этого мрачного северного городка на них было вполне достаточно. Прыгать с гаражей в сугробы, пробираться в стан врага через лаз в снежной крепости, на косички девчонкам мокрые перчатки трясти – это даже больше, чем волшебство.

Они и сейчас встречались иногда с ребятами. И в Архангельске, и дома на праздники. Дружба оставалась, а вот волшебство погасло дочиста. Теперь его всегда принимал одинаково серый город, бедный, нищий даже, и гирлянды все те же, и непроходимые тротуары. А в этом году и огоньки не зажглись – хотя, где-то глубоко внутри, они не зажигались уже давно.

“Приду! Утром приду!” – пообещал маме.

Бойко, до увещевательного “Куда?”, оставил за наряженным стол всех недоспившихся родственников, тётю Люсю с объёмной и блестящей, как бисквитный торт, дочкой.

“Здорова!”

В четырке Семена тепло и пахнет сигаретами.

“Ну что? Поехали!”

Закупались, конечно, заранее. Как и хату искали. Скидывались – по салату и закуске с человека. Андрею достался с ананасом. Кто вообще ставит на стол салат с ананасом? Его мама не делала никогда. Гугл в помощь и первый же сайт – не обещаю, пацаны, что будет вкусно.

Единственное, алко решили брать по факту.

– Предлагаю, значит, 8 бутылок шампанского. И 4 вискаря.

– О, бутылка какая прикольная! – восхитился Игорян. – С бантиком.

– С бантиком так с бантиком!

Андрей сложил, не глядя, в корзину 8 бутылок с бантиками на крышке.

– А если оно невкусное, – засомневался Макс.

– Мы как будто с вами “Советское” литрами не пили, – хрюкнул Игорян.

На обшарпанный раскладной стол разложили обернутые в пакеты пластиковые миски. Шампанское и вискарь загрузили пока в угол. И всё равно что-то забыли!

– Мандарины! – опомнился Макс.

– Да ё-маё! – поддержал Игорян.

– Да без них обойдемся! Возвращаться еще за ними? – возмутился Андрей.

– Ну как же без мандаринов? – рассудил Витос.

– Магаз сегодня до 22. Через 40 минут закрывается!

– Быстрее все давайте!

Кое-как загрузились, поехали. “Пацаны, а мы дверь закрыли?” “Да не помню я. Наверное, да!” Привезли разом 4 переполненные сеточки: и на стол, и в прохожих из окна покидать.

– Ну вот, теперь праздник! – на пороге сообщил Макс.

Шустро разделись. Повесили куртки.

– А это что такое?

– Чё там?

В единственной жилой комнате, приправленной сразу двумя коврами (на полу и на стене) и телевизором, кто-то очистил салаты от целлофановых пакетов и крышек, расставил по центру фруктовые и сырные нарезки – словом, поколдовал.

– Бухла нет! – первым заметил Семен.

– Посмотри в холодильнике!

– Не-а! Нету!

– Может, еще в магаз успеем? – предложил Андрей.

– Не успеем. Время уже.

– У меня в машине 4 бутылки пива есть, – вспомнил Семен.

Взгрустнулось.

– А я знаете, что видел? Пока за пивом ходил, – тараторил Семен. – Девчонок в лифте! С нашим шампанским! С бантиком!

– Может, они просто такое же купили, – засомневался Андрей.

– Да наше это было – точно говорю. И смотрели они так… хитро.