Окольцованная

Окольцованная

Два года прошло после моего путешествия на Марс; два года минуло с моего триумфального возвращения и перерождения.

Я сказал – перерождения? Ах, да: я ведь тогда чуть не погиб и уцелел лишь чудом; будем считать, что я перенёс клиническую смерть.

За те два года, что я отсутствовал на Земле, глубоко в душе моей зиждилась надежда, что социум изменился в лучшую сторону хотя бы на процент, но нет: это лживое, преисполненное всяческих пороков стадо, именуемое «обществом», претило мне по-прежнему (если не с утроенной силой).

Что нашёл я здесь, когда вернулся? Что развеяло бы мою неуёмную тоску и печаль, что взволновало бы меня?

Программа по Луне свёрнута якобы по причине отсутствия необходимого финансирования – увы, теперь абсолютно всё человечество сосредоточилось на мирском, земном, со всеми вытекающими.

Научно-документальное кино практически полностью сошло на нет – отныне на экране и в кинотеатрах демонстрируют лишь крутую и уголовную жизнь подростков с улицы. Изощрённые ограбления банков, угон дорогих автомобилей, быстрая и дешёвая любовь к людям и вещам – чего ещё я мог ожидать от этого мерзкого общества? Общества потребления; поколения дегенератов, троллей и пранкеров.

С высоты своего IQ, воспитания, возраста, опыта трудового и жизненного я взирал на всё это безумие с сожалением и всяческим презрением. Мне всё чаще и всё больше становилось слишком низко даже просто заговорить с очередным потенциальным собеседником, потому что говорить было, по сути, и не о чем.

Жалкие, приземлённые создания, живущие одним днём; помешанные на мгновенном обогащении... Примитивные существа, о которых в целом можно высказаться тремя определениями – а именно «повадки», «инстинкты», рефлексы».

Вновь и вновь перед моими глазами картина Эволюции, где человек прямоходящий постепенно превращается в человека разумного, от самой низшей своей ступени мелкого примата к ходячему Разуму – и тут же, зеркальная часть этой выставки, где человек снова становится животным. Хищным, алчным, лишённым души.

Я знаю, о чём говорю: прямо на моих глазах, здесь и сейчас на фасад жилого многоэтажного дома мочится ребёнок – средь бела дня, совершенно никого не стесняясь. Этому его учат родители? Или школа? Быть может, улица?

Однажды я сидел после работы у подъезда на лавке, читая свежий номер научно-популярного журнала (какое счастье, что их ещё печатают – хотя, с другой, стороны, бумажный вариант не экологичен), как вдруг на соседнюю, параллельную лавку усаживаются школьники. Громкая, резкая, нецензурная речь; беспардонное чавканье, пиво, сигареты и не только это. Терпел я относительно долго, но когда несовершеннолетние гады выбросили мусор мимо урны, я не выдержал и взорвался, отложив в сторону журнал и протирая очки – вот только, боюсь, нотация моя прошла мимо их ушей.

«Вряд ли что путное из них вырастет, – подумал я, – Тогда как в той же Индонезии или Южной Корее дети конструируют что-то полезное».

Да, я много раз думал об эмиграции, но помнил также и о том, что мигрант мигранту рознь – далеко не все такие, как я, и чаще всего более умное, образованное, порядочное и работящее население замещается людьми низкого сорта, не желающими работать, не желающими учить новый для них язык и промышляющими терроризмом и экстремизмом – это я наблюдал и в Германии, и во Франции (так что, даже переместившись в Лондон или же Бостон, я со временем столкнулся бы с теми же самыми явлениями крайне деструктивного порядка). Я понимал, что численность эллипсоида растёт, но эллипсоид этот, мягко говоря, тупеет.

Вскоре меня пригласили на открытый урок / классный час в школе; также, я прочёл одну из своих лекций в одном из высших учебных заведений. И там, и там я столкнулся с абсолютным равнодушием – глупое, бездарное, не отягощённое талантами поколение занималось чем угодно, но только не вдумчивым прослушиванием моих словесных стараний. Их внимание было сосредоточено на всякой ерунде, и это меня обеспокоило. Я зарёкся просвещать дебилов – не думал, что застану планету Земля в настолько плачевном состоянии. Конечно, всегда найдутся один-два экземпляра, которые проявят интерес и даже вступят в дискуссию – однако лично мне не повезло.

Я достаточно много размышлял о чём-то более возвышенном, духовном.

Церковь? Вера? Религия? Не думаю, что в XXI веке это сработает – к тому же, наука уже доказала отсутствие Бога (в том числе Аллаха, дьявола, ангелов, демонов, драконов, гномов и эльфов).

Я задумался и перенёсся далеко назад – робкий, нерешительный мальчик-министрант, прислуживающий священнослужителям на Святой Мессе. Я был частью этого римско-католического мира на протяжении долгих пятнадцати лет – от своих семи и до двадцати двух; я молился классический розарий и венчик милосердия, я бывал на адорациях и реколлекциях, я лично присутствовал на ключевом моменте – приезде Папы Римского, и моя мама видела во мне священника... Вот только я сам всегда осознавал, что всё это – совсем не моё; моя душа никогда не лежала к этому (хотя я видел действительно верующих, я считаю их заблудшими). Слишком близок был я к этому всему и слишком много знаю.

Напротив, чтение Библии, её апокрифов и Корана парадоксально сподвигло меня ещё упорнее, ещё яростнее грызть гранит науки, пока я не стал тем, кто я есть – учёным...

Учёным? Пожалуй, это слишком громко. С мировым именем? Тем более мимо – скорее, безымянной белой лабораторной мышью, в душе своей отчаянно лелеющей надежду кому-то что-то доказать.