Октябрь

Часть 1. Тот, кто смотрит всегда – помнит.

Прошло уже так много лет, а я никак не могу забыть то время. Не понимаю, как всё могло так обернуться. Всё ведь было так хорошо, мы верили в светлое будущее, в развитие и прогресс. Верили искренне и истово. А во что верил он? Он ведь всё знал. И всегда был прав. Никогда не ошибался. Тогда я этого не понимал. Как же слеп и наивен я был! Но время сожалений давно прошло. Для меня теперь остались лишь память и горький кофе.

Осень в городе выдалась ненастной. Свинцовые тучи перетекали по небу, норовя излиться струями ледяного дождя. Чернильные волны накатывали на каменную набережную и пытались утащить в море корабли на рейде. Промозглый ветер срывал последние листья с голых деревьев и листовки со столбов. Время от времени по мостовой прокатывался чей-то зонтик или помятая шляпка. Копыта лошадей грохотали по обледенелым после ночных заморозков мостовым. Фонари – совсем недавно поставленные по всему городу и питавшиеся новой экспериментальной энергией – горели даже днём. В их жёлтом свете всё казалось немного нереальным.
В квартире на Большой Выездной на третьем этаже играл граммофон. Заезженный вальс, бывший популярным добрую сотню лет назад, отражался от стен. Его звуки вытекали в распахнутую форточку и терялись в промозглости октября. У граммофона сидел мужчина – невысокий, с мягкими, тёмно-русыми волосами до плеч и грустными голубыми глазами. Его идеально выглаженная и накрахмаленная рубашка казалась слишком белой для такого серого дня.
Перед ним расхаживал другой мужчина. Он был выше, шире в плечах, с угольно-чёрными волосами и красивым лицом. Его улыбка неизменно поражала девушек в самое сердце, а серые с зелёными искрами глаза смотрели на мир весело и жадно. Мужчина расхаживал по комнате, отбивая каблуками что-то больше похожее на марш, чем на вальс.
– Это всё изменит, Виктор, понимаешь, абсолютно всё! – голос говорившего подрагивал от возбуждения. Он размахивал руками и то ускорял шаг, то замедлялся рядом с собеседником. – Прогресс невиданных масштабов, новые заводы, железные дороги через всю страну! Ты даже не можешь себе представить, на что способна эта новая энергия, как она всё упрощает!
– Мне больше интересно, откуда она берётся, Константин, – Виктор улыбнулся своей обычной, всё понимающей улыбкой. Точно он знал, откуда она берётся, но хотел, чтобы собеседник сказал ему это вслух. А ещё Виктор никогда не сокращал имена. Константин и сам называл его всегда только так – Виктором.
– На то она и экспериментальная, пока это держится в секрете, – Константин ответил чуть более раздражённым тоном, чем собирался. Его это задевало даже больше, чем недоверие Виктора. Он не знал ответа на этот вопрос. Энергию уже использовали для городского освещения, внедряли на заводах, в том числе и на том, где он работал. Но никто – ни один человек из тех, с кем он говорил – так и не смог ответить на вопрос, откуда она берётся. Знали только одно – энергия очень чистая, безотходная, почти не истощает оборудование.
– Как скажешь, – покладисто согласился Виктор.
Константин вздохнул и покачал головой. Казалось, его собеседника совершенно не интересует ни прогресс, ни стремительно меняющийся мир. Свои дни Виктор проводил за книгами, музыкой и долгими прогулками по городу.
– Но только представь: никаких больше газовых ламп, печей! Безопасность! И столько нового ещё только предстоит построить.
– Построенное на зыбком песке здание обречено на обрушение. Построенное на топи – утянет с собой и строителей, – покачал головой Виктор.
– Опять твои метафоры! Давай я проведу тебя в один из обновлённых цехов, покажу, как там всё работает, – Константин остановился напротив Виктора и сложил молитвенно руки перед грудью. – Сам увидишь, что там всё безопасно и прогрессивно. Уверен, ты поймёшь, что бояться нечего! Всё уже проверено и перепроверено. Никто не стал бы рисковать, не будь это безопасно.
– Ты же знаешь, Константин, не понимаю я всю эту машинерию. И не люблю. Не уговаривай, – Виктор протянул руку и выключил граммофон. Вальс оборвался на середине ноты. – Да и осень сейчас, а осенью я всё время чувствую себя немного больным.
– Ох, Виктор, – Константин хлопнул себя ладонью по лбу. Осенью Виктор вечно впадал в хандру, был склонен к философствованию больше обычного и часто гулял или сидел дома с книгой. Кто угодно сказал бы, что он становился просто невыносимым, но для Константина это была просто хандра, вызванная плохими воспоминаниями. В детстве Виктор часто болел и чаще всего – именно осенью.
– Да и некогда мне по заводам разъезжать, – Виктор окинул взглядом комнату, словно пытался найти предлог, какое-то срочное дело, на которое можно было бы сослаться. Константин знал все эти уловки, но всегда делал вид, что верит. – Не хочу я.
– Что с тобой делать? – Константин улыбнулся, злиться на Виктора он просто не умел. – Может, тогда на собрание сходим вместе? Господин Низин очень интересно рассказывает про будущие изменения, про прогресс. Тебе точно понравится.
– Обычный болтун. Пустые речи, много обещаний, – голос Виктора и правда звучал устало, как-то даже измучено. Если бы Константин не был точно уверен, что тот здоров и отлично выспался, заподозрил бы очередную хворь. Но Виктор уже давно не болел ничем, кроме осенней хандры. – И тебе не советую. Ничего путного ты там не узнаешь и ещё меньше – поймёшь.
– Так уж и не пойму, – усмехнулся Константин. Порой его собеседник бывал слишком упрям. – Низин точно уверен, что скоро всё перевернётся с ног на голову. Как думаешь, что он имеет в виду?
– Ничего хорошего, – ворчливо отозвался Виктор. На него иногда находило – становился не по возрасту раздражительным. Обычно это случалось как раз осенью. Как-то, ещё в детстве, Константин спросил его, почему он так не любит осень. На что Виктор ответил, что осенью всё закончится. Тогда Константин так и не понял этих слов, но сказаны они были очень серьёзным тоном, даром, что произнёс их бледный, больной и слабый мальчик. – Сенат не допустит переворота. А эти собрания до добра не доведут, только до зла.
– Так и до зла? Думаешь, начнут разгонять? – Константин покачал головой. В чём-то Виктор был прав, порой на собраниях Низина и его товарищей говорили совсем уж подстрекательские вещи. Кто-то не обращал внимания, а кто-то слушал. – А если что и будет, думаешь, Сенат справится?
– Надеюсь, не нужно нам, чтобы что-то начиналось, – вздохнул Виктор и встал, поправил шаль на плечах. Осенью он часто мёрз, хотя в квартире было тепло – на отопление он никогда не скупился. – Кстати, ты не получал писем от Петра?
– Парень уже взрослый совсем, а ты всё волнуешься, – по-доброму улыбнулся Константин. Он и сам всё время наводил справки, но признаваться не собирался.
Они оба хотели, чтобы Пётр учился – не важно, на кого именно. Но упрямый мальчишка вырос с огромной любовью к своей стране и поступил на службу в армию. Сейчас он служил на юге в чине младшего лейтенанта. Виктор постоянно ему писал, спрашивал, как дела. Пётр всегда отвечал, знал, как они переживают.
– Беспокоюсь, – кивнул Виктор, остановился, бросив взгляд на фото на полке у окна. На нём Пёрт был моложе, совсем юнец, в кадетской форме. И улыбка от уха до уха.
– С Петром всё хорошо, я узнавал. Его уважают солдаты, его слушают. Твои наставления пошли впрок, – Константин нервно дёрнул плечами. Иногда его начинало раздражать упрямство Виктора и его очевидные попытки перевести тему. Это раздражение накатывало внезапно – как сейчас – так же быстро отступало. – Может, сходишь хоть на одно собрание? Это развеет все сомнения, поверь мне! Низин – мастак говорить. Что плохого от того, чтобы просто послушать? Ты и так всеми днями дома сидишь, а так хоть прогуляешься.
– Прости, Константин, сегодня никак, – Виктор грустно улыбнулся. Это его «сегодня» определённо означало «никогда».
– Ну, как хочешь! – Константин резко развернулся на каблуках и вылетел из комнаты, чуть не сшибив с ног замершую в дверях Марфу, их служанку. Девушка проводила его взглядом и тяжело вздохнула.
– Что-то Константин Сергеевич сегодня не в духе, – Марфа ещё раз вздохнула и вошла в комнату. Она как раз собиралась спросить, что приготовить к ужину и когда господа собираются садиться за стол. – И всё как-то кувырком.
– Сейчас многие не в духе, Марфа Карповна, – Виктор тепло улыбнулся девушке. Та невольно зарделась. Её всегда смущало, что Виктор называл её не только по имени, а так официально. – Многие злы. А ты что думаешь об этой новой энергии?
– А мне-то что? Моё дело малое – вас да Константина Сергеевича обихаживать. А уж эти все новые штуки – на что они мне? – Марфа сжала в пальцах передник. Порой Виктор Михайлович задавал ей странные вопросы и всегда слушал очень внимательно. – По мне так, как есть, оно и хорошо. Печка топит, свет горит – и ладно.
– Так экономней будет, – мягко подтолкнул её Виктор.
– Может оно и экономней, да только всему цена есть. А тут тайны всякие, – Марфа насупилась. Сколько она не расспрашивала других слуг и кучеров, никто ей толком и не ответил. – Вот откуда берётся эта енергия? Бесовщина это, Виктор Михалыч, как есть!
– А ведь права ты, – грустно и очень серьёзно посмотрел на неё Виктор.
– Так я что зашла-то! Я б не стала лезть, да вот на рынок уже пора! – Марфа всплеснула руками. И вечно-то её Виктор Михайлович отвлекал от работы своими разговорами. – Что ж мне на ужин-то готовить? Есть ли пожелания?
– Ты вот что, Марфа Карповна, приготовь сегодня большой ужин. Константин гостей приведёт, – Виктор тепло улыбнулся служанке. – Большую весёлую компанию. Так что наготовь вкусного.
– Хорошо, Виктор Михалыч. Поспешу тогда на рынок, – Марфа кивнула и вышла из комнаты, комкая в пальцах передник.