Омерзительное подключение

Омерзительное подключение

Если бы в юности Аиду кто-то спросил, что она делала бы в последние минуты своей жизни, то ответ был бы таким: смотрела на Млечный Путь так пристально, насколько возможно, чтобы в угасающем сознании оставались только звезды.

Подобная смерть — очень редкая удача. Даже на борту исследовательского межзвездника «Расщепитель констант», у которого имелась такая роскошь, как обзорная палуба. Сейчас Аида наблюдала, как умирали люди, которые еще недавно спали вековым сном внутри анабиозных саркофагов. На профессиональном языке это называлось синдромом фатального пробуждения.

Основной специальностью Аиды Черновой была история катастроф, но в чрезвычайной ситуации пришлось вспоминать базовые навыки парамедика. Она перелетала в невесомости от одного конца медотсека к другому, проверяя реанимационные мешки, куда поместили тех, кого можно было спасти. Каждого пациента опутывала паутина датчиков и катетеров, рядом тревожно попискивали мониторы. Чем-то это все ей напомнило колонию насекомых после зимовки, где рабочие особи ухаживали за личинками, отбирали живых и избавлялись от погибших или пораженных грибковой гнилью.

Основные симптомы: судороги, болезненные спазмы и кома. Пострадавшие могли выхаркивать легкие или испражняться остатками кишечника. Эффект как от смертельной дозы радиации или отравлении боевыми химикатами, ибо без живых стволовых клеток нутро постепенно превращалось в кашу. Некоторые Р-мешки превратились в трупные пакеты, наполненные темно-красной кровью и другими биологическими жидкостями — почти что готовые образцы для робота-патологоанатома. Реанимационное оборудование с упаковкой тел справлялось лучше, чем со спасением жизней.

— Чернова, проверь сорок шестой во втором, он, похоже, глючит, — распорядился Ситников. Про главного судового врача говорили, что он способен спасти даже того, кто вышел в вакуумный шлюз без скафандра. В чрезвычайной ситуации парамедики служили его дополнительными глазами и руками.

Она схватила свободный Р-мешок, прицелилась и, оттолкнувшись от поручней, перелетела в соседний отсек — второй анабиозный. Как и предыдущий, он имел форму восьмигранного цилиндра, ко всем стенам которого крепились отмеченные числами саркофаги. В приглушенном красном освещении они походили на черные лакированные гробы. Большинство были пустыми, но в некоторых все еще лежали люди, находясь в состоянии, которое Аида затруднилась бы описать. Скорее, состояние живой консервы: инертная стекловидная масса внутри клеток заменяла воду, останавливая метаболизм и защищая от космических лучей. Тот же фокус, что проделывают вездесущие тихоходки.

Вот только все это не имеет значения, если на корабле сбоит оборудование. Люди не тихоходки, у которых всего тысяча клеток.

Сорок шестой саркофаг. К крышке приделана памятка, как запустить процесс пробуждения. Рядом табличка с идентификационными данными и фотокарточкой: Сола Дзета-Третья, физик-инженер двигательных установок, тридцать четыре года. Аида ее знала. Они общались с того самого времени, когда обе стали кандидатками в экипаж «Расщепителя констант». Не так часто, чтобы называться подругами, но отношения у них были хорошими. Сола была на седьмом небе, когда их обеих зачислили в экипаж, а Аида, которая должна была по расписанию проснуться первой, обещала, что встретит ее сразу, как та пробудится. Думала ли она тогда, что при этом будет держать Р-мешок наизготовку?

Жизненные показатели были нормальными. Слишком нормальными для человека, которого выводили из анабиоза. Внутри происходило что-то не то.

Аида подняла крышку и отпрянула.

Смрад почти мгновенно распространился по отсеку. Тело должна была покрывать биопленка, подобная амниотическому мешку, но, видимо, ее разъело вместе с плотью. Под крышкой находился сдобренный медицинскими химикатами разложившийся труп. Огромные капли из деградированной биомассы, органических жидкостей и электролитов медленно поднялись из саркофага, увлекаемые незначительными движениями воздуха. Среди них крутился какой-то бесформенный кусок с отверстиями, который походил на кусок головы.

Она забыла про инструкции, про Р-мешок, про то, что крышку саркофага нужно теперь захлопнуть, чтобы не дать останкам разлететься по всему отсеку. То было любопытство, смешанное с отвращением, сродни тому, что испытываешь, когда смотришь на шевелящуюся куколку, но вместо бабочки наружу прорываются паразитические осы. Аида своими собственными глазами наблюдала апогей фатального пробуждения.

Крышку захлопнул подоспевший Ситников, и Аида, вздрогнув, вышла из оцепенения.

— Ты в порядке?

Она судорожно сглотнула.

— Видела и похуже. Просто это было немного... неожиданно. — Аида глубоко вздохнула, переводя дух. Она не могла заставить себя говорить об останках в саркофаге как о человеке. Сола исчезла, осталась лишь масса мертвых тканей, требующих переработки.

Ситников вручил ей пакет со впитывающей бумагой.

— Я займусь этим, а ты лови, что успело вылететь, пока оно не залетело, куда не следует. И запусти фильтрацию воздуха.

Мужчина завис перед монитором, где выводились логи анабиозной системы. Его лицо приняло озабоченный вид.

— Что случилось с саркофагом? — спросила Аида.

— Бессмыслица. Такое ощущение, что циклы пробуждения и остекленения повторялись несколько раз подряд. Похоже, сбой случился не так давно, и все это время машина буквально притворялась, что все в порядке, записанные жизненные показатели ложные от начала и до конца. Может быть, имел место саботаж.