Она и ее "Я"

Она и ее "Я"

Если вы уверены, что нет любви страшнее безответной –

вы ошибаетесь. Есть. Любовь к самому себе, к тому,

кто живет внутри. Любовь взаимная и безрассудная.

Лицо акушерки расплывалось перед глазами. Девушке хотелось провалиться в небытие. Чтоб оставили в покое и дали, наконец, отдышаться. Схватка возобновилась с новой силой, и акушерка снова принялась терзать ее сознание якобы пытаясь помочь, бессмысленными упреками: «Сильнее тужься, сильнее…» Так прошла вечность, пока с очередной потугой мученица не услышала крик своей малышки. Появились на свет Она и ее «Я».

Еще через несколько дней, бодрая и окрыленная мамочка придет посмотреть на свою девочку  через стеклянную стену. Роды прошли с небольшими осложнениями, потому малышку не привезли в срок. Но врачи успокаивали, как могли, обещая через сутки разрешить долгожданную встречу матери и дочки.

 И вот она стоит у окна и смотрит на спящую малышку. Глазки закрыты, на ручке бирочка. Разумеется, мама видит только свою дочь. И лишь автор знает, что рядом с ребенком спит еще один малыш. В той же кроватке. В той же позе. С той же улыбкой на лице.

***

Белые снежинки щекотали  нежную кожу лица, скатываясь с пушистых ресниц. Она улыбалась, представляя себя в великолепном красном платье в новогоднюю ночь.

И так было всегда: ее вдохновляли не воспоминания, а печалили не оборванные отношения с «прежним» -  именно так она называла того, кто отказался от нее (вообще любой, кто предпочел отказаться от нее, автоматически и без изменений сам оставался в ее прошлом).

Просто ей  нравилась мысль о волшебстве: Новый год, куранты, огоньки и снег – были ее волшебством. Конечно, она пострадает еще о том, кто бросил ее в преддверии праздника, но одолеют ее эти муки после суеты, подарков, улыбок и веселья. А сейчас ей хорошо от предстоящего. И пусть всем покажется, что ей все безразлично. Не все ли равно, что кажется всем?

Она не замечала, что почти бежит. Наверное,  в будущее бежит. Не стоять же на месте. Бежал и он за ней. Бежал, не останавливаясь. Не упустить же ее из виду…

Она  нырнула  в подъезд и дверь захлопнулась. Прямо перед ним. Он не обиделся. Он медленно побрел к дереву. Ну да, к тому самому,  на котором привык сидеть каждый день, несмотря на холодные снежинки, так нежно щекотавшие ее лицо совсем недавно. Жаль он не снежинка. Очень жаль.

В ее окне загорелся свет. Буквально на несколько минут. И погас. Но новогодние огоньки на ее окнах остались мерцать в темноте. Ему не было ее видно – он нервничал. Сидя на ветке, он вытягивал шею и за малым не касался лбом окна. Но все бесполезно. В темноте ночи и отсутствии освещения, все в комнате казалось неподвижным и мертвым.

Ну вот, она снова плачет. Нет, он, разумеется, этого не слышал из-за вечернего городского гула. Но она плакала – не было сомнений, потому что плакала его душа.

Теперь он был не в духе. Почему-то не получалось найти причину ее слез в себе. Практически всегда получалось, а сегодня  тот редкий день, когда это казалось невозможным. Она была беззащитна, а он бесполезен.

Час… два… голоса под ним, клаксоны вокруг, резина по асфальту и редкая ультра тишина снега.

«Зачем она открывает окно? И без того не жарко…»

Он сел на ветке прямо напротив нее. Голова не кружилась – он привык. Она уселась на подоконник. В шерстяных носках и ночной сорочке, она казалась такой хрупкой и маленькой. В руках телефон. Она отложила его в сторону и потерла лицо, издав то ли рычание, то ли протяжный стон.

Она думала. А он хотел закрыть окно и укутать ее в плед. Его терпение лопнуло. Чесались руки действовать.

«Закрой окно, простудишься!» - сказал он негромко.

«Я немножко посижу», - последовал ее мысленный посыл.

 «Знаешь же, что простудишься».

- Знаю, - вслух пробормотала она.

«И? зачем делаешь?» - не унимался он.

«Проверяю. А вдруг постоянное можно изменить?» - по ее лицу заскользила улыбка.

«В сотый раз проверяешь?»

- В сто первый.

Он решил сделать как всегда – внушить ей мысль - отвлечь от основного.

«Пора спать. Завтра с утра на работу».

Она послушно встала, закрыла окно, чихнула дважды и растворилась в темноте.

Он выждал время. Дождался, когда в его груди раздалось ее размеренное дыхание,  и открыл окно на кухне.  Он привык входить через окно, пока она спит, потому отточенные движения не создавали грохота. И она привыкла к этому, естественно неосознанно. Потому некоторые шорохи и негромкие звуки не воспринимались ее сознанием как опасность. Она всегда находила им объяснение – кот на кухне, ветер за окнами, ветки деревьев по стеклам и шум на улице. Это не сложно. У всех так.

***

Холодный мраморный рассвет уже вовсю искрился за окном. Она встала, потянувшись вверх всем телом, одернула шторы и направилась к шкафу.

«Зеленое или синее? Синее или зеленое?» – крутился в голове вопрос, заставляя его проснуться.

Он сел на диване и ответил, протирая глаза:

«Синее под цвет глаз», - а затем потянулся.

Но она отбросила синее в сторону и натянула зеленое. Он подумал, что зеленое ее освежает, но это были уже ее доводы. Он это понял. Сегодня она с «интуицией» не дружит - с ним не дружит.

Еще один вопрос прозвучал в ванной: «Какой аромат выбрать: Nina Ricci или Dolce?»

Он ответил, но она до конца не дослушала. Он знал это. Он понял, что она в настроении, потому что слышит его только тогда, когда настроения нет.

***

День прошел как в тумане. Она чувствовала усталость и бесполезность проходящего дня. Причину усталости не знали оба: ни она, медленно плетясь домой, ни он, впервые за долгие годы ощутивший холод, пробирающий до костей. Душевный холод и чувство, несравнимое ни с чем – одиночества.